Миры под лезвием секиры - Юрий Брайдер

– Ясно, – Смыков кивнул. – Это взамен на порошочек ваш, значит?

– Взамен на жизнь боевого товарища, – сказал Ламех со значением.

– А не боитесь, что мы вас обманем? Как только Зяблик на ноги встанет, мы вам от ворот поворот сделаем.

– Конечно, обманете, кто же в этом сомневается! – широко улыбнулся Ламех. – Чтобы такая беда не случилась, парочка из вас с нами останется. Любая из баб и любой из мужиков.

– Предложение интересное, – Смыков сплюнул за борт драндулета. – Гостеприимством вы славитесь… Скажите, а инвалида этого вы зачем прирезали?

– Какого инвалида? Ах, вы про Гильермо… Как бы это лучше объяснить… – Ламех прищурил один глаз, словно хотел рассмотреть что-то вдали. – Он ведь не был аггелом и даже сочувствующим. Так, рвань подзаборная. Кормился от наших щедрот. Подворовывал. Вы бы его в два счета раскололи. Или на испуг бы взяли, или на деньги. А у нас болтунов не уважают. Да и зажился он…

– Вам, конечно, виднее. Только так живого человека кромсать?

– Я не в курсе. К Гильермо новички ходили, а у них руки чешутся. Разберемся и накажем… Кстати, а куда это вы путь держите? – Ламех перевел разговор на другую тему. – Отчина вроде бы в противоположной стороне.

– Вот решили прокатиться по свежему воздуху. Очень уж пыльно было вчера в городе.

– Освежиться, значит, захотели, – сочувственно кивнул Ламех. – Не в Эдем ли?

– Все может быть.

– Ну-ну… Дорога, правда, туда не близкая.

– Одолеем как-нибудь.

– Не советовал бы. Через Гиблую Дыру всего одна дорога ведет, и ту каждый день приходится восстанавливать. А в Трехградье дорог много, да все они у перевала Аспид сходятся. Закупорочка может случиться. – Значит, один только путь у нас? К вам в объятия. – Если друга спасти хотите – да. А если нет, валите обратно. В Отчину. В Степь. В Лимпопо. Туда вам путь не заказан. Арапы, говорят, ожоги коровьим навозом лечат, а нехристи – жидким тестом. Вдруг да поможет. – Ламех открыто глумился над ними. – Коровьим навозом, говорите? – Смыков с невозмутимом видом принялся ковырять в ухе. – Надо попробовать…

– Как я понимаю, мое предложение вы отвергаете? – Ламех уперся руками в бока.

– Почему же… Только сначала нужно у пострадавшего поинтересоваться: а вдруг он лечиться не хочет? Зачем тогда добро зря переводить… Эй, Зяблик! Слыхал, что нам рогатый дядя предлагает?

– Слыхал, – слабым голосом ответил Зяблик. – Девки, поднимите меня.

Верка, уже успевшая незаметно передать Зяблику заряженный пистолет, крепко ухватила его за ноги повыше колен. Застонав, Зяблик резко приподнял корпус (Лилечка тут же уперлась ему плечом в спину) и пальнул несколько раз подряд, сжимая пистолет обеими руками.

Первая пуля перебила шнурок кисета и расплющилась о бронежилет – звук был такой, словно молотком по свинцовой плите тюкнули. Вторая была еще в полете, когда Ламех со сверхъестественной быстротой метнулся за камень.

Смыков перехватил руку Толгая, уже собравшегося бросить гранату, и вместе с ним вылетел из драндулета. К камню они подскочили с разных сторон, но за ним уже никого не было, только в земле зиял узкий лаз, обложенный старыми, замшелыми камнями.

Пару минут оба тяжело сопели, успокаивая дыхание и унимая сердцебиение. Потом Смыков сказал:

– Ирригация, братец вы мой…

– Что такое? – не понял Толгай.

– Оросительная система, говорю, – он указал стволом пистолета на дыру в земле. – От мавров осталась.

Подобрав кисет, утерянный Ламехом при отступлении, Смыков вернулся к драндулету.

– Не понимаю вашей логики, – сказал он, передавая трофей Зяблику. – В лоб его надо было бить, наповал.

– Наповал, как же! – огрызнулся Зяблик. – Он ведь своего зелья только что нажрался. Мог с пулей во лбу до самого Агбишера бежать. Ищи его потом.

– Кушай, зайчик, быстрее, – Верка помогла Зяблику развязать кисет. – Я тебе сейчас винца дам запить.

– Вы, братец мой, хотеть не забывайте, – посоветовал Смыков. – А то без хотения – не поможет.

– Чтоб ты так всю жизнь хотел, инквизитор! – ответил Зяблик, давясь вином. – В следующий раз ты сам на сковородке плясать будешь.

– А знаете, откуда аггелы такое слово взяли – «бдолах»? – внезапно спросил Цыпф.

– Ну?

– Среди сокровищ, которыми славится земной рай, в Библии упоминается и загадочный бдолах. До сих пор никто не смог объяснить, что это такое.

– И что дальше?

– Это еще один довод в пользу эдемского происхождения снадобья.

– Аггелы – народ назывчивый, – сказал Зябдик. – Всякую вещь по-своему кличут. У них своя феня, не хуже, чем у блатных.

Драндулет уже резво катил в сторону Гиблой Дыры, места хоть и обитаемого, но для спокойного житья вряд ли приспособленного. Нельзя было даже точно сказать, что это такое на самом деле: необъятная песчаная отмель, которая то затопляется неизвестно откуда подступающими водами, то вновь высыхает, или же это – долина огромной реки, постоянно меняющей свое русло и направление течения. Одни ее потоки были солеными, другие пресными, рядом с ледяными родниками били горячие гейзеры, великолепный пляж в течение считанных минут превращался в зыбучие пески или бездонный провал, а более-менее безопасно существовать здесь можно было только на плавучих островах, представляющих собой сложный симбиоз водных, полуводных и сухопутных растений.

Некогда этот мир был населен рыбаками, корабелами и мореходами, но все они куда-то сгинули, оставив на память о себе лишь камышовые парусные суда, ныне догнивающие на мелях или странствующие в полузатопленном виде от одного берега к другому.

Тут в изобилии водилась рыба, крабы, съедобные моллюски, но с лихвой хватало и всякой вредоносной живности: водяных змей, ядовитых медуз, жутких на вид, каких-то прямо доисторических крокодилов и морских гиен – ластоногих хищников, свирепых и прожорливых, как пираньи, чьи стаи, случалось, не только переворачивали лодки, но даже разносили на части заселенные людьми плавучие острова.

В Гиблой Дыре находили себе прибежище разноплеменные бродяги, изгои и авантюристы, предпочитавшие общество крокодилов и змей человеческому окружению. Избегая вступать с кем-либо из соседей в союзы, они тем не менее поддерживали в исправном состоянии дорогу, в свое время проложенную кастильцами по узкому каменистому гребню, как бы делившему Гиблую Дыру на две части, за что регулярно получали вознаграждение мукой, порохом, свинцом и текстилем.

(Гиблодырская дорога позволяла кастильским войскам кратчайшим путем проникать в Трехградье, а оттуда наносить удары в тыл Отчине. После подписания Талашевского трактата она утратила свое стратегическое значение, тем более что христолюбивые кастильцы в пух и прах рассорились с рыжими горцами-язычниками, владевшими лучшими землями Трехградья.)