Римский период, или Охота на вампира - Эдуард Тополь

Говорят еще, что в ленинградской больнице лечащие врачи сказали Файнбергу, что у него диагноз «шизоинакомыслие». То ли скучающий врач проявил в разговоре с пациентом свое остроумие, то ли и правда в советской психиатрии существует такой диагноз? Я готова поверить в последнее.

Суд по назначению Виктору Файнбергу принудительных мер медицинского характера состоялся 2 декабря, председательствовал судья Монахов, которого потом мы видели во главе суда над Ирой Белогородской. Суд проходил без Файнберга: хотя по Уголовному кодексу суд «вправе» вызвать его на судебное заседание, суд этим правом не воспользовался. По-моему, и не бывает случая, чтобы «невменяемого» – вернее, того, кого суд должен признать невменяемым, – вызвали в судебное заседание. Может быть, судьи боятся увидеть перед собой не бумажку, а реального – и вдруг здорового? – человека?

Защитник Виктора адвокат С.Л. Ария оспаривал и то, что действия Файнберга подпадают под соответствующие статьи Уголовного кодекса, и то, что состояние здоровья Файнберга и общественная опасность его действий требуют помещения его именно в психиатрическую больницу специального типа: ведь статьи, по которым квалифицировались действия Файнберга – те же самые 1901 и 1903, – не входят в число ни особо опасных, ни тяжких преступлений.

И верно, я знаю случай – в Ленинграде – такого же суда по такой же статье, по 1901, окончившегося тем, что человека признали невменяемым и – в согласии с рекомендацией экспертизы – отдали на попечительство родным и под наблюдение психдиспансера. Разница была только в том, что этот человек согласился с тем, что он действовал (писал «криминальное» письмо в ЦК) в состоянии возбуждения, аффекта, а Виктор, я уверена, отстаивал полную осознанность своего выхода на Красную площадь.

Суд, как и следовало ожидать, полностью повторил выводы экспертизы, признал Файнберга невменяемым и назначил ему принудительное лечение в психиатрической больнице специального типа.

В начале февраля 1969 г. Виктор помещен в Ленинградскую специальную психиатрическую больницу на Арсенальной ул. О его пребывании там известно мало. В конце мая он был переведен из 11-го лечебного отделения, где ему лечили заболевание щитовидной железы, в более тяжелое, 4-е. Санитары – а санитарами в этой больнице заключенные-уголовники – в кровь избили одного пациента. Виктор слышал его крики, а на другой день встретил его окровавленного: разбито лицо, и в крови пижама. Виктор начал писать жалобу на санитара, и его тут же, не дав дописать, перевели в другое отделение, причем жалоба «пропала». Взволнованным родителям Виктора сказали, что он ни в чем не виноват, и обещали вернуть его в лечебное отделение.

С 1 июня над Виктором назначена опека отца. Может быть, это сможет ускорить его выход. Но вот уже комиссия, которая была в июне, не выписала Виктора из больницы. Следующая комиссия – через полгода, т. е. в декабре.

Жена писала Виктору в письме, что ему надо скорее выйти из больницы, чтобы обрести покой, которого там нет, и только тогда улучшится его здоровье, – это письмо до Виктора не дошло.

Пятнадцатилетнего сына не пускают к Виктору на свидания как несовершеннолетнего (и в лагерь, и в тюрьму детей пускают на свидания). Виктора ограничивают в получении денег, так как он тратит их на выписку газет и журналов.

Чтобы читатель мог себе представить, в каких условиях находится Виктор, я привожу два документа о принудительном лечении в спецпсихбольницах. Первый – это отрывок из периодического издания «Год прав человека в Советском Союзе продолжается. Хроника текущих событий», выпуск 3 (8). Второй написан Петром Григорьевичем Григоренко незадолго до его ареста[68].

Еще я хочу отметить, что если бы Виктор был признан вменяемым, то при имевшемся подходе суда (сын на иждивении) он определенно получил бы не лагерь, а ссылку, т. е. оказался бы в куда более человеческих условиях.

Участь Виктора Файнберга – наиболее трагическая из всех демонстрантов. Но зато, мне кажется, это тот единственный случай, где могло бы помочь вмешательство мирового общественного мнения, вмешательство международных организаций – в первую очередь Международного Красного Креста. Если у этой книги окажутся читатели на Западе, я прошу их сделать все возможное, чтобы облегчить пребывание Виктора Файнберга в стенах тюремной психбольницы и ускорить его освобождение».

24 марта 1969 г. у себя на квартире в городе Юрмала (Рижское взморье) был арестован Иван Яхимович, бывший председатель колхоза «Яуна гварде» Краславского района Латвийской ССР.

Когда колхоз возглавлялся И. Яхимовичем, он считался «передовым» и о нем писали центральные газеты, как, например, «Комсомольская правда». После известного письма И. Яхимовича в ЦК КПСС в связи с судом над Ю. Галансковым, А. Гинзбургом, А. Добровольским и В. Лашковой Яхимовича, несмотря на протесты колхозников, сняли с поста председателя. В нарушение устава КПСС его без согласия первичной организации исключили из партии. И. Яхимович с женой Ириной, которую отстранили от педагогической работы в школе, и с тремя детьми дошкольного возраста переехал в город Юрмала (Латвийская ССР, гор. Юрмала, 10, проспект Булдуру, 18), где, не получив прописки, не мог поступить на постоянную работу. Временно он работал истопником в санатории «Белоруссия». Жена Яхимовича работала воспитательницей в детском саду.

После вторжения советских войск в Чехословакию И. Яхимович вместе с генералом П.Г. Григоренко направился в посольство Чехословакии в Москве, чтобы заверить представителей Чехословакии в том, что народ Советского Союза – на стороне чехов и словаков.

Открытое письмо И. Яхимовича заканчивается призывами «Руки прочь от ЧССР!» и «Свободу политзаключенным!».

27 сентября 1968 г. пять кагэбистов в штатском произвели у И. Яхимовича обыск, причем в ордере на обыск было выдвинуто абсурдное утверждение, будто И. Яхимовича подозревают в соучастии в ограблении отделения госбанка в городе Юрмала. Однако фактически чекисты изъяли только записки Яхимовича, имеющие отношение к событиям в Чехословакии, в том числе номера газет «Правда» и «Известия», на полях которых И. Яхимович делал заметки.

Когда стало известно о самосожжениях в Праге, И. Яхимович и генерал П. Григоренко обратились к гражданам Советского Союза с призывом, «не совершая поспешных и опрометчивых действий, всеми законными средствами добиваться вывода советских войск из Чехословакии и отказа от вмешательства в ее внутренние дела». Авторы письма-обращения напоминают советским гражданам, что «мы все несем долю вины за гибель Яна Палаха. Своим одобрением ввода войск, его оправданием или просто молчанием мы способствуем тому, что живые факелы продолжают гореть на площадях Праги и других городов».

Следствие против Ивана Яхимовича в декабре 1968 г. начал следователь прокуратуры Ленинского района г. Риги Какитис. Прокуратура обвинила И. Яхимовича по ст. 83, ч. 1, УК Латвийской ССР, которая соответствует ст. 1901 УК РСФСР.

5 февраля 1969 г. И. Яхимовича вызывали к следователю, который интересовался главным образом путями распространения различных документов: откуда у И. Яхимовича статья П. Григоренко о книге Некрича? Кому давал Яхимович свое письмо, направленное в ЦК КПСС на имя Суслова? Почему Яхимович распространял обращение Павла Литвинова и Ларисы Даниэль к мировой общественности (в связи с процессом Галанскова – Гинзбурга)? Следователь задал Яхимовичу вопрос и по поводу изъятого у него при обыске письма, адресованного Павлу Литвинову, но так и не отправленного. В этом письме Яхимович под свежим впечатлением демонстрации 25 августа писал Литвинову: «Горжусь, восхищаюсь и, если бы был в Москве, – был бы с вами на Красной площади». Следователь спросил: «Вы и сейчас так думаете?» «Да», – ответил Яхимович.

Обыск у И. Яхимовича, постановление о котором было подписано помощником прокурора города Юрмала Квиешоне, был произведен со ссылкой на мнимое подозрение Яхимовича в похищении 19 654 рублей из отделения госбанка. Это – пример «нового метода», который КГБ применяет не в одной только Латвийской ССР.

Сразу после ареста И. Яхимовича, в апреле, в стране начала распространяться «Белая книга» под заглавием «Арест Ивана Яхимовича – расправа с инакомыслящими». Она состоит из шести документов, среди которых особую известность получили два последних. Один из них озаглавлен «Вместо последнего слова» – когда И. Яхимович твердо знал, что будет арестован. Датирован документ так: «24 марта 1969 г. (за несколько часов до ареста)». В нем И. Яхимович сообщает свою биографию, объясняя, что он вынужден говорить о себе, «…так как, возможно, вскоре поток лжи и лицемерия выйдет за пределы суда».

И. Яхимович сообщает, что ему 38 лет, что он по крови поляк, родился в г. Даугавпилсе (Двинске) и с детства знает польский, русский и латышский языки. Его мать – прачка, отец – поденный рабочий. И. Яхимович окончил Латвийский государственный университет, работал учителем средней школы на селе, затем инспектором школ, председателем колхоза «Яуна гварде». После открытых выступлений потерял место и был кочегаром в санатории «Белоруссия» в городе Юрмала. Затем И. Яхимович обращается непосредственно к философу Б. Расселу, к Л. Даниэль, П. Литвинову, П. Григоренко, П. Якиру, А. Дубчеку, А. Солженицыну, А. Сахарову, к рабочим Ленинграда, Москвы, Риги, к грузчикам Одессы, Лиепаи, Таллина, к крымским татарам. И. Яхимович выступает с коммунистических позиций, но считает, что у коммунистов «один повелитель – народ», права которого нарушаются от имени социализма и марксизма.