Корона, Огонь и Медные Крылья - Максим Далин

— И что сказал государь? — спросила я.

Шуарле пожал плечами.

— Ничего особенного. То есть, согласился. Вяло согласился, да, мол, да, но в глубине души все равно тревожно. Лаа-Гра тут же сказал, что Тхарайя, конечно, должен лететь немедленно — недаром же его зовут Убийцей Войны — и все принялись поддакивать. Я бы послушал еще, но в коридор пришли солдаты Лаа-Гра и один у меня спросил, что это я тут делаю, когда мне место на женской стороне. Мне пришлось отругаться и уйти. Вот и все. Но я слышал, как Тхарайя выходил из приемной Сияющего, так что немного потерял.

— Скажи, Шуарле, — спросила я, когда он замолчал, — а вы с Керимом ему хорошо описали все, что увидели в видении? Подробно?

Шуарле кивнул.

— Он ничего не боится.

— Послушай, Лиалешь, — сказала Раадрашь, — тебе надо бы запомнить, что напугать Тхарайя — непростое дело. Хочешь знать, помнит ли он про огненные жерла? Помнит, я думаю. И учтет, я думаю. Но чтоб его это остановило… — она сморщила нос и тряхнула волосами.

Этот разговор очень помог мне справиться с ужасными мыслями. Я даже начала думать, что все как-нибудь разрешится. В конце концов, это не первая война Тхарайя — зато это уж точно первая война Антония… Но стоило мне вспомнить об Антонии и о данном обете — снова накатил страх, просто холодный тяжелый ужас. Чтобы успокоиться, я отправилась молиться. Сначала сходила к Нут, поцеловала ее ногу и пожертвовала несколько цветных лент, самых ярких; потом вернулась к себе. Всезрящего Ока у меня не было, но я хорошенько его вообразила и молилась Господу нашему почти до обеда — постаралась припомнить все, в чем грешна, и очиститься, как сумела.

Мне было некому исповедаться. Я пыталась поговорить с Сейад и с Раадрашь, но они только смеялись и говорили, что все это пустяки. Тогда я спросила, что думает Шуарле; он понимал меня лучше и очень успокоил.

— Лиалешь, — сказал он, обнимая меня за плечи, — ты, наверное, нарушала какие-то запреты вашего бога, но ты никому не сделала зла. Я, конечно, не слишком в этом разбираюсь, но, по-моему, это более благочестиво, чем следовать заповедям и причинять боль другим людям.

— Ты мой самый лучший друг, — сказала я. — Ты не забыл?

— Ты не даешь забыть, — улыбнулся он уже веселее.

К вечеру у всех нас было славное чувство, что все обойдется. Птицы Тхарайя прилетят, победят и улетят. Меня несколько царапало по сердцу только то, что кто-нибудь из них, непременно, убьет Антония — может быть, даже мой муж собственноручно. В этом было что-то, не то, чтобы неправильное, но очень болезненное — будто я и вправду была косвенно виновата в нападении северян на побережье Ашури и, заодно, в будущей смерти наследного принца наших северных соседей.

Я рассказала Раадрашь и Шуарле об этих мыслях. Шуарле усмехнулся, сказав, что жаль, конечно, юного болвана, но поделом вору и мука, а Раадрашь высказала надежду, что Тхарайя возьмет его в плен, доставит сюда и уже в Гранатовом Дворце ему всыплют по первое число, чтобы знал, как соваться на чужой берег. Я поулыбалась, покивала — но все равно о нем думала.

Сейад сидела, напевала, вязала из шерстяных ниток крохотные пестрые носочки для Эда — и в тот момент, видя ее спокойное лицо, я не могла даже предположить, что она обращается к аманейе в попытках отвести беду. Впрочем, как бы то ни было, кое в чем Сейад преуспела.

Мы все крепко спали, когда начался этот кошмар.

Маленький Эд уютно устроился между мной и Раадрашь: нам казалось, что так безопаснее. Мне снились высокие горные небеса и наши с Тхарайя сосны на зеленом склоне, когда Сейад толкнула меня в спину:

— Просыпайся Лилес! Э-ээ, слышишь?

Прежде, чем окончательно проснулась я, Шуарле, более чуткий, успел вскочить на ноги. Раадрашь села и прислушалась. Я тоже прислушалась. Мне померещились далекие вопли — а, спустя небольшое время, я услышала приближающиеся к нашей двери шаги бегущего человека.

Я инстинктивно схватила Эда в охапку — он недовольно закряхтел спросонок. За одинокими шагами донеслись шаги многих людей — их разделило несколько мгновений. Шуарле распахнул дверь — и его чуть не сбил с ног Зумруа.

Роскошный кастрат госпожи Бальшь был растрепан, ненакрашен, бос и одет в полотняную распашонку и штаны. Он с разбегу бросился передо мной на колени:

— Госпожа, Сияющий мертв!

— О Нут! Как!? — выдохнула Раадрашь.

— Умер от удушья, — еле проговорил Зумруа. — Припадок. Госпожа, Лаа-Гра послал солдат…

Он мог бы не продолжать — солдаты вломились в комнату с оружием наголо, и первый же вбежавший ударил Зумруа в спину — ножом? Саблей? Я не успела разобрать в темноте — все произошло слишком быстро, только металл блеснул. Несчастный кастрат ахнул и осел на пол у моих ног, Шуарле и Раадрашь в мгновение ока раскинули медные крылья, закрывая собой меня и ребенка — и тут ужасный пронзительный свет залил покои, обозначив собой появление близнецов.

О, они, увы, были истинными слугами Дворца! Им было наплевать на Зумруа — но мы принадлежали Тхарайя, с нас не должен был упасть ни один волос, и близнецы приняли меры.

Гораздо быстрее, чем это можно описать словами, клинок из бледного сиреневого света пронзил грудь убийцы, а второй воткнулся под подбородок тому солдату, который оказался ближе других ко мне — с сухим треском, похожим на треск шелка под янтарными четками. Второй близнец возник из сгустившихся теней за спинами людей; от его мечей вытянулись длинные лиловые искры, напомнившие мне моментальный сполох молнии в грозу — и солдаты, прошитые ими насквозь, без звука рухнули на пол. Все это стремительное действо заняло не больше времени, чем требуется для глубокого вдоха — и было чудовищно тихим, слишком тихим для убийства. В этой тишине судорожные всхлипы Зумруа казались оглушительными.

— О Нут! — воскликнул один из солдат, падая на колени. — Тени!

— Принц прав, — прошептал второй. — Ведьма! — и световой меч одного из близнецов коснулся его лба, не протыкая, как скользит солнечный луч. Раздался тот же тихий треск, и солдат грянулся навзничь, как статуя, не сгибая членов.

В покоях запахло паленым и той тяжелоописуемой свежестью, какая обычно сопровождает грозу. Этот запах и внезапный холод вывели меня из столбняка.

— Остановитесь! Пожалуйста, остановитесь! — попыталась приказать я, успев удивиться тому, как тоненько и слабо звучит мой голос.

— Вы слышали?! — крикнула Раадрашь, но это оказалось лишним.

Они услышали. Все.

Трое уцелевших бросили оружие на пол — металл мягко стукнулся об ковер, лезвия звякнули друг о друга. Близнецы, пригнувшись и раздувая ноздри, рассматривали солдат своими странными глазами, сузившимися в светящиеся щели. Зумруа, всхлипывая, корчился на полу — я видела темное пятно, расплывающееся на светлой ткани рубахи у него под лопаткой. Шуарле и Раадрашь сложили крылья, но медь так и мерцала свозь их кожу. Эд хныкнул, и я прижала его к себе.