История гестапо - Жак Деларю

Верховное руководство по мерам безопасности было сосредоточено в Париже. В случае конфликта с военными властями (Штюльпнагель) и ведомством иностранных дел (Абец) Оберг мог, согласуясь с Гиммлером, опротестовать их решения. В случае серьезных событий у него были все полномочия, чтобы «совладать» любыми средствами с «группами, партиями или отдельными лицами», представляющими опасность.

В качестве верховного руководителя сил СС на оккупированной французской территории он мог использовать для репрессивных операций подразделения СС, а также французов, завербованных эсэсовцами. Он имел также возможность обеспечить участие в операциях коллаборационистских формирований. Не забывая уроков захвата власти в Германии, Оберг старался помогать группам, которые образовывались по образцу СА или СС. Он не понимал, что эти «движения» позволяли бессовестным ловкачам получать огромные субсидии, в обмен на которые они ограничивались созданием полуфиктивных мелких групп.

Гейдрих представил Оберга представителям французского правительства Рене Буске и Жоржу Илэру, вызванным в Париж, чтобы согласовать меры, которые надлежало принять правительству Виши. Речь шла о передаче полномочий полицейских служб руководителям пронацистских партий. В начале мая Рене Буске уже обсудил с Гейдрихом эти меры и добился от него отсрочки. Буске заверил, что французская полиция обязуется поддерживать порядок и пресекать подрывную деятельность, которая, по его мнению, была скорее «антинациональной», нежели антигерманской. Его целью была отмена «Кодекса заложников», принятого 30 сентября 1941 года. Возобновилось обсуждение с Обергом положений совместной декларации, которая составила бы основу отношений между двумя полициями и очертила бы сферы их деятельности.

Переговоры прервались из-за гибели Гейдриха. Он должен был вернуться в Париж и, как надеялись участники переговоров, утвердить условия соглашения, но без него все оказалось под вопросом. В это время коллаборационистские партии, особенно партия Дорио, развязали жесткую кампанию против правительства Виши, обвиняя его в печати и на митингах в мягкости, трусости и даже в сговоре с врагами Европы (то есть нацистов), открыто обвиняя Буске в стремлении защитить евреев, франкмасонов и т. д.

Несмотря на эти атаки, организованные службами СС из Парижа, переговоры все же продолжались. Они завершились 29 июля так называемым «соглашением Оберга— Буске», как окрестил его Кнохен. Речь действительно шла о соглашении, окончательный текст которого был утвержден, по словам самого Буске, после того, как он добился некоторых изменений.

В окончательной редакции соглашение было опубликовано. «На банкете, состоявшемся у меня дома для районных префектов и полицейских чинов, — вспоминал Оберг, — мы, то есть Буске и я, зачитали подготовленный нами документ».[35]

Соглашение выглядело как победа Буске, поскольку в нем отмечалось строгое ограничение функций германской полиции и почти полная независимость французской. Оно включало очень важный пункт, благодаря которому можно было прекратить казни заложников. В нем говорилось, что задержанные фразцузской полицией лица не могут стать объектом репрессивных мер со стороны германских властей. Французские граждане, виновные в совершении политических преступлений, и уголовники будут подвергаться судебным преследованиям и наказаниям по французским законам и по приговору французских судов. Только организаторы покушений, направленных против германской армии и оккупационных властей, могут быть затребованы германской полицией. Но лица, арестованные немцами, также не должны быть объектом внесудебных репрессий или заложниками.

Вполне понятна законная гордость, которую испытал в этот момент генеральный секретарь французской полиции. Соглашение было направлено всем руководителям французских полицейских служб и всем начальникам постов сыскной полиции СД и службы порядка. После захвата южной зоны соглашение было подтверждено, чтобы его можно было применять на вновь оккупированных территориях. Это было второе соглашение Оберга—Буске от 18 апреля 1943 года. Это второй вариант воспроизводил наиболее важные пункты предыдущего и повторял положение, согласно которому французские граждане, арестованные французской полицией, передавались французским судам и судились по французским законам.

Увы, эти многообещающие пункты оказались лишь красивыми словами. Соглашение, торжественно обнародованное 29 июля 1942 года, не дало те результаты, которые от него ожидали, и не смогло помешать казням заложников. Что же происходило в действительности?

С 29 июля 1941 года[36] немцы в соответствии с документом, подписанным Обергом, могли арестовывать или требовать выдачи французского гражданина только в случае, если дело шло о прямых акциях, направленных против оккупационных войск или властей. К тому же требовалось доказать виновность этих граждан и передать их дело в суд. Практически это означало ликвидацию системы заложников.

Вскоре трагические события позволили проверить результат этого соглашения. 5 августа, через семь дней после публикации соглашения Оберга—Буске три человека, укрывшись за живой изгородью стадиона Жан-Буэн в Париже, бросили две гранаты в группу из 50 германских солдат, тренировавшихся на беговой дорожке. 8 человек были убиты, 13 получили ранения. Это было прямое покушение на солдат оккупационных войск, точно оговоренное в соглашении. Гестапо провело расследование и довольно быстро определило имена покушавшихся. Ими оказались венгр Мартунек и румыны Копла и Крациум. Они были арестованы 19 октября 1942 года и расстреляны 11 марта 1943 года после осуждения германским военным трибуналом. Однако уже 11 августа парижские газеты опубликовали обращение к жителям города, где сообщалось, что «93 террориста, сознавшиеся в совершении актов терроризма или в содействии им», были расстреляны сегодня утром. Сообщение было подписано именем Оберг.

Эта казнь заложников грубо нарушала соглашение, подписанное всего тринадцать дней назад.

11 августа, между семью и одиннадцатью часами утра, 88 человек (а не 93) были действительно расстреляны у горы Валерьен. 70 из них были французами, 18 — иностранными гражданами. Только трое были арестованы гестапо, 67 других были схвачены французской полицией, точнее, специальными бригадами полицейской префектуры. Лишь 9 участвовали в акциях против германских войск: трое пытались организовать крушение поезда, в котором ехали отпускники, четверо участвовали в повреждении германской телефонной линии, еще одни стрелял в немецких солдат и последний подложил взрывное устройство в увеселительном заведении, посещавшемся оккупантами. Только один из расстрелянных был осужден германским военным трибуналом. Это был Дирьё, приговоренный к смертной казни 27 июня 1942 года трибуналом города Эпиналь.

Если даже исключить 18 иностранцев, арестованных французской полицией за политическую деятельность и переданных немцам, 3 французов, схваченных гестапо, 9 участников покушений и единственного осужденного, все равно останется 57 французов, не являвшихся участниками никаких прямых акций против немцев. Их расстреляли в тот день в качестве заложников, полностью нарушив соглашение от 29 июля. Все они были арестованы французской полицией по политическим мотивам: за нарушение декрета от 26 сентября 1939 года, объявившего о роспуске коммунистической партии, за изготовление, распространение или просто чтение листовок, за укрывательство коммунистов, работавших в подполье, и т. д. Эти акты были нарушением действующего французского законодательства. К ним французский суд должен был применить французский закон, как и предусматривало соглашение. Некоторые из них совершили незначительные проступки: Этис был арестован как «симпатизирующий коммунистам», потому что покормил бежавших из компьенского лагеря; Филлатр — за то, что одолжил свой велосипед одному коммунисту; Скордиа — по «подозрению» в том, что поддерживал отношения с членом специальной организации компартии. Арестованные задолго до покушения, они никак не могли в нем участвовать. Двое из них были арестованы после заключения соглашения Оберга—Буске: Дешансьё, схваченный 1 августа, и Бретань — 3 августа. Тем не менее они были переданы гестапо. Наконец, пятеро из расстрелянных еще 10 августа находились в руках французской полиции: Боатти, содержавшийся в тюрьме Френ, Жан Компаньон, Анри Добёф и Франсуа Вутер, которые сидели в камере при полицейской префектуре и были выданы немцам 10 августа, чтобы их расстреляли следующим утром, и Рен, арестованный специальной французской бригадой 18 июня и привезенный в форт Роменвиль 10 августа.

Эти люди находились в руках французской администрации. Она могла их осудить в соответствии с французскими законами. Один из них был даже осужден: это был Луи Торез, арестованный в октябре 1940 года и осужденный к десяти годам тюрьмы за распространение листовок. Сначала заключенный в тюрьму, затем интернированный в лагерь Шатобриан, он был передан немцам и направлен в лагерь в Компьене, откуда умудрился сбежать 22 июня 1942 года. Пойманный 10 июля специальной бригадой, он был вновь передан в руки немцев в конце июля.