Будешь моей! - Алина Савельева

дикая! В который раз обнимая её, убеждаюсь, что ни с кем больше я не испытывал такой эйфории.

— Натягивай на своего артиста что-нибудь, мы идем гулять! — огорчила меня Ленточка своими планами.

Мне надоело шарахаться по местам тусовок студентов, я думал, мы сегодня в номере побатонимся.

Эта прогулка и стала началом конца отношений на расстоянии. Для себя я решение принял еще вчера. Я не хочу ещё два года этих мучений, мне нужно, чтобы Лена была в моей квартире каждый раз, когда я туда возвращаюсь.

— Что за дистанционное обучение в вашей шарашке? — решил я не тянуть кота за причинное место.

— Мне не подходит этот вариант, — сразу ощетинилась Ленточка.

— Почему? — напрягся я, насколько я понял, это не сильно влияет на диплом.

— Я же уже объясняла! Я хожу на стажировку в крупную компанию. Это самый кратчайший путь для любого студента в кресло руководителя. Опыт работы в такой компании неоценим!

— В Москве у тебя и так будет десяток вариантов, а получишь диплом этой кузницы Нобелевских лауреатов, их станет еще больше. Разве не разумнее найти подходящую компанию для стажировки там?

— А какая разница, где мне по тебе скучать? Ты же все равно дома не бываешь! — перешла на повышенные тона Ленточка.

Я совсем не так себе представлял этот разговор, но она умудрилась и меня завести своим упрямством.

— Так, может, поэтому я и не тороплюсь домой! Кто меня там ждет? — зарычал я, почувствовав, что эта Лента мне в зубы не дается, а ведь казалось, я быстро её уговорю!

— И это меня тоже пугает, Мирон! Мне придется каждый день провожать тебя на работу и молиться, чтобы ты вернулся живым! А от мыслей о твоих секретных заданиях у меня леденеют конечности! Ты только требуешь от меня жертв, чтобы я ради тебя отказалась от всего! Не только от очного обучения, но и от друзей, от привычного для меня общества.

Ленточка все больше разгонялась, а я окончательно убедился, что и речи быть не может о еще двух годах этой неопределенности. Пора сыграть с малышкой втемную.

— Если вопрос стоит таким образом, то нам нужно закончить на этом, — впервые за всё время общения с Леной, очнулось моё самолюбие. — И вообще не нужно делать что бы то ни было ради кого-то. Делай ради себя, Котенок.

Все тучи мира собрались на личике Ленточки, бантик капризно распушился и в зеленых глазах шок, будто я её у алтаря бросил. Но я не позволяю собственным чувствам одержать верх.

— Ты… ты разочарован во мне? Из-за того, что я не слушаюсь тебя?

— Нет, не поэтому. Но ты права, Котенок, ждать ещё два года, чтобы потом ты всю жизнь винила меня в своих упущенных возможностях, плохая идея. Думаю, нам обоим нужно ещё раз всё тщательно взвесить.

Получить пулю в горло было менее больно, чем смотреть в эти глаза, когда в них сверкают слёзы. Для меня это девятый круг ада, приходиться сжать всю волю в кулак, чтобы не заграбастать Лену в объятья и не начать, как и прежде, скулить, что буду ждать её как верная псина.

— Я не собиралась… — начала Лена оправдываться, но остановилась, поняв, что не только собиралась попрекать меня своей блестящей карьерой, но уже начала это делать.

— Не грусти, Котенок, — не выдержал во мне отчаявшийся зверь, почуявший, что самая желанная добыча ускользает из рук как вода. — Если без всего этого ты не будешь счастлива, то и думать не о чем, оставайся здесь, со своим перспективным Кевином.

Ленточка зажмурилась, словно ей в глаза светит сверхмощный прожектор, и по бледным щекам покатились слёзы. Знаю, что могу прогнуть ее сейчас, пока она уязвима. Так-то мой соцпакет не менее твёрдый, чем в «Эббот», начальство в моем лице более чем лояльное и процесс производства новых людей со мной Аристовой точно нравится. Но я хочу, чтобы Ленточка приняла решение сама, без моих намеков и давления. Это важно, потому что я действительно не хочу при каждой ссоре слышать, что сломал ей жизнь, не позволил горбатиться на миллиардеров в совете директоров. Такие упреки способны разрушить даже самый крепкий брак.

Сжав ткань моего худи в руках, Лена плакала, часто моргая и сгоняя слезы. Ненавижу, когда женщины плачут вот так — беззвучно, просто шмыгают носом и роняют слезы. От этого создается ощущение, что их боль не уходит с громкими звуками рыданий, а остается внутри, накапливаясь и раздуваясь. И у меня самого от этого в груди словно громадный камень давит на ребра.

— Это трудно, Мирон, — быстро затараторила Лена. — Тут для меня всё прозрачно, а с тобой я не знаю, сможем ли мы быть вместе. Люди часто расходятся из-за быта, разных увлечений и прочего. Как я могу знать заранее, чем это обернется?

— Что люблю тебя, знаешь ведь? — как по мне, этого аргумента достаточно, но если для Лены этого мало, то и впрямь мы с ней не уживемся.

По всем правилам любой мелодрамы Лена обязана повиснуть на моей шее после этих слов, но вместо этого она расслабляет пальцы, выпуская мой джемпер, и, скользнув вниз, опускает руки. Молчит, глядя на меня, ища ответы в моих глазах, а их там нет, они все в ее прекрасной голове.

Напряжение давит уже настолько, что разрывает виски. Эта та самая секунда, когда надо просто развернуться и уйти, но твои ноги приросли к полу, будто вылиты одним цельным десятитонным куском бетона с ним.

— Ладно, Аристова, аналоговое устройство покидает ваш цифровой мир, я, наверное, действительно имею устаревшее мышление, — криво усмехаюсь я, вспомнив ее слова обо мне в тот злополучный вечер, когда меня угораздило увлечься этой несносной девчонкой.

Отступаю на шаг и, пока не передумал, разворачиваюсь и ухожу. Знаю, что она смотрит мне вслед, но намеренно не оборачиваюсь. Мой внутренний зверь беснуется, раздирая в клочья душу, так что сердце щемится по углам, сжавшись до размеров горошины. Но лучше не смотреть, иначе он победит и я уволоку Лену с собой как пещерный человек — намотаю её шикарную копну на кулак и потащу в Москву.

— Борзов, стоять! — рявкнула Котенок так, что у меня волосы на затылке зашевелились.

Зависнув на пару секунд, чтобы стереть с морды довольную улыбку, медленно поворачиваюсь к ней