Битва в космосе - Гарри Тертлдав

Лопатин огляделся вокруг. Скармеры спокойно спали В любом подобном лагере на Земле путь гэбэшнику освещали бы костры… и они же сделали бы его видимым для дозорных. Минервитяне костров не жгли: погодка их вполне удовлетворяла. А вот караулы наверняка выставили. Лопатин надеялся, что темнота позволит ему избежать встречи с ними.

Выскользнув из спального мешка, он аккуратно свернул его и запихнул в рюкзак. Автомат повесил на плечо. Конечно, лучше бы держать его на изготовку, но обе руки должны быть свободны Да и что толку открывать пальбу? Ну, укокошит он десяток-другой скармеров, и что потом? Только шума наделает… да и на советской миссии после такой бойни можно будет поставить жирный крест.

Лопатин осторожно двинулся вперед по склону, осторожно огибая спящих скармеров и размышляя о том, каким образом он потом, уже повидавшись с Брэггом, переберется через Каньон Йотун, чтобы попасть на «Циолковский». Если самцы Фралька, от которых он собирается улизнуть сейчас вместе с автоматом, повстречают его на обратном пути, то ничем хорошим эта встреча не кончится. Впрочем, может, это и не важно? После смерти Маркара одно местечко на «Афине» освободилось.

Неужели придется лететь домой с янки? Домой… Лопатин горько усмехнулся. До Земли бы добраться, а о возвращении на Родину, видно, придется забыть. Времена, конечно, изменились, и в лагерь его, как советских солдат, возвращавшихся из фашистского плена и виноватых только в том, что увидели, как живут люди в Западной Европе, не посадят. Однако изменились они не настолько, чтобы КГБ с распростертыми объятиями принял своего сотрудника, побывавшего в лапах ЦРУ. А в том, что американские спецслужбы крепко ухватятся за такой лакомый кусочек, как советский космонавт, Лопатин не сомневался.

Ему хотелось и смеяться, и плакать, и материться одновременно. Он-то всегда считал себя хорошим коммунистом и лояльным советским гражданином, а вот поди ж ты, обстоятельства толкают его на дезертирство, и он им повинуется.

Наконец Лопатин выбрался за пределы лагеря и теперь пошел быстрее, не опасаясь отдавить глазной стебель какому-нибудь спящему скармеру.

Сильнейший ветер на мгновение разорвал низкий облачный покров, и гэбэшник заметил в образовавшемся просвете одну из местных лун — какую именно, он не знал. Ее тусклый свет немного разбавил почти кромешную темень. Беглец прибавил шагу.

Лунный свет все же подвел его.

— Стой? Кто идет? — крикнул дозорный воин. Лопатин замер. Слишком поздно — абориген не только увидел, но и узнал его. — Человек! Человек убегает от нас! — заголосил минервитянин.

Лопатин метнулся в сторону.

— Туда! Он побежал туда! — закричал у него за спиной дозорный.

Матерясь на чем свет стоит, гэбэшник со всех ног припустил прочь от лагеря. «Не паникуй», — приказал он себе. Гористый склон давал возможность укрыться. Пригнувшись, Лопатин перебегал от валуна к валуну, надеясь, что проклятый караульный потеряет его из виду. Минервитянская луна, как назло, и не думала исчезать за облаками. Если несколько мгновений назад беглец был рад узреть небесное светило, то теперь от всей души желал ему провалиться в тартарары.

Притаившись за очередным камнем, он прислушался к шуму, доносящемуся из лагеря. Судя по всему, по его следу цепочкой двигался отряд самцов, перекликавшихся между собой. Лопатин поежился. И в самом кошмарном сне такое не привидится — человека преследует стая вопящих вакханок.

А самцы все приближались. Приближались на удивление быстро. «Как им удается так хорошо ориентироваться?» — спросил себя гэбэшник и спустя секунду получил ответ, услышав крик одного из преследователей:

— Да не туда, болван! Запах ведет вон в ту сторону!

Запах! Лопатин выпрямился и побежал, уже не пытаясь прятаться за камнями. Что толку, если аборигены чуют его по запаху? Надо было прихватить с собой на Минерву один из тех вонючих спецпорошков, с помощью которых сбивают со следа собак. Очень бы сейчас пригодился.

Лопатин подавил соблазн развернуться и выпустить в догоняющих его воинов пару коротких очередей из «Калашникова». Несомненно, это бы их припугнуло хорошенько. Нет, огонь открывать нельзя.

Автомат гэбэшник с плеча все же снял… И тут неизвестно откуда выскочивший самец сильным ударом копья вышиб оружие у него из рук. АК-74 с металлическим стуком упал на мерзлую землю и откатился в сторону. Лопатин нырнул вслед за автоматом и тут же почувствовал, как скармер схватил его за плечи.

Копье самец выронил, а может, сам отбросил, чтобы не мешало в рукопашной схватке. Изловчившись, гэбэшник пнул противника чуть повыше одной из ног. Тот взвыл, но вцепился в обидчика когтями, порвав ему одежду. Один из когтей оцарапал Лопатину щеку, едва не выцарапав глаз.

Подбежали еще несколько воинов.

— Человек, у нас у всех есть копья, — закричали они. — Не сопротивляйся, иначе мы проткнем тебя.

Лопатин понял, что придется подчиниться. Убедившись в том, что противник перестал дергаться и больше драться не намерен, самец отпустил его.

— Так-то лучше, — пробормотал минервитянин. — А то едва внутренности мне не вышиб своей проклятой здоровенной ногой.

По этому голосу, в котором чисто профессионального интереса было больше, чем ярости, Лопатин узнал Джуксала.

— Вот его оружие, — доложил из темноты другой самец.

— Хорошо, — отозвался Джуксал. — Подбери его. Оно нам понадобится, в отличие от его хозяина. Без своих инструментов человеки совсем не опасны.

Подталкивая пленника в спину древками копий, аборигены отконвоировали его обратно в лагерь и подвели к Фральку.

— Олег Борисович, уж не сошел ли ты с ума? — спросил старший из старших по-русски, что не прибавило Лопатину надежды на легкий разговор.

— Нет, — выдохнул он.

— Тогда в чем дело? — Фральк вскинул вверх руки, как это сделал бы чем-то взволнованный или расстроенный человек, но поскольку рук у самца было втрое больше, то и жест его показался гэбэшнику в три раза более выразительным.

— Политика. Человечья политика. Извини, Фральк, но я больше не помогать тебе против омало и других человеков.

Лопатин ожидал, что его слова еще больше расстроят старшего из старших, но тот лишь как-то странно закачал глазными стеблями и сказал примерно то же самое, что и Джуксал несколькими минутами ранее:

— Олег Борисович, теперь уже не важно, будешь ли ты нам помогать или нет. У нас твой автомат, у нас твои пули. Ты нам больше не нужен.

Фральк повторил то же самое по-скармерски, обращаясь к стоявшим вокруг самцам. Те ответили ему тем же странным покачиванием стеблей, и Лопатин наконец догадался, что оно означало злорадный смех. Нормальный, почти человеческий, злорадный смех.