Человек с топором - Юрий Никитин

Как ни мало частиц в пространстве и как ни редко выныривали в обычный космос, но летящие навстречу частички испещрили его такими частыми и крупными оспинами, что все тело Мрака выглядит покрытым коростой. Да и не только летящие навстречу… Догнать на такой скорости — то же самое, что лобовой удар.

Мрак оглянулся, все понял, сказал злорадно:

— На себя посмотри, морда!

Олег посмотрел, вскинул брови. А вот тут вы, господин Мрак, или господин Темный, пальцем в небо. Хоть и в самую середку без промаха. Может быть, он тоже был бы весь в лунных кратерах, больших и малых, кратер на кратере, кратером погоняет, где самые малые с маковое зернышко, а крупные — с копеечную монету. Но его тело моментально тут же доращивает и уплотняет шкуру, что у Мрака пока не получается само по себе, на инстинктах. К тому же на нем живого места нет еще и потому, что на сам полет, на ускорение идет все, что удается ухватить в межзвездном пространстве.

— Надо летать в кораблях, — сказал он мечтательно.

— Эх, поставить стенки из перестроенного молибдена толщиной так метров в десять…

— И в полете резаться в карты, — согласился Мрак.

— Ничего, доживем до такого счастья.

— Доживем ли?

— Ты выглядишь, — сказал Мрак то ли злорадно, то ли с сочувствием, — как после агромадной пьянки. С бабами, плясками, цыганами… непотребными графинями.

— Все бы тебе бабы, — ответил Олег с мягким упреком — Ты вперед смотри.

— Сам смотри, — ответил Мрак поспешно.

Они все еще летели в страшной черноте, а впереди блистал тот ад, в который они вот-вот врежутся. Но затем этот пылающий диск начал разрастаться, пошел во все стороны, превратился в огромный, на полнеба блистающий шар, и лишь потом от него начали отрываться блестящие искорки, расползались, и вот шар уже не шар, а просто очень плотный звездный рой, что разлетается с каждой секундой…

Звезды побежали по сторонам, но Мрак решился оглянуться, когда за спиной, как он чувствовал, их набралось уже немало. Там все еще чернота, сердце сжало страхом, тело заледенело, но он перешел на рентген, вон звезды уже ползут на свои места, пока еще темные, ибо черепахам-фотонам догнать их, лихих скакунов, еще не по зубам. Или не по панцирю.

— Фу, — сказал он.

— Никогда не думал…

— Что?

— Эх, как я мчался, помню, на лихом коне! Быстрее ветра… Выпущенную стрелу догонял в полете!… А что теперь? Оборзел так, что скорость света только что очерепашил. Правда, про себя. Вслух такое брякнуть, что имя Рода всуе, С падением скорости звездное небо приняло почти обычный вид. Мрак чувствовал, как его трясет. Проскакали расстояние, которое свет… свет!… проходит за двенадцать лет. Почти за двенадцать. А небо, чертово небо вовсе не изменилось. Ну, если присмотреться, то иные кристаллики вроде бы чуть-чуть сдвинулись. Но все остальные — как вбитые в небо гвозди! Это что же, для этих звезд они двое как будто и не двигались? Двенадцать световых лет — что от крыльца до курятника?

Мир перевернулся, звезды прочертили серебряными искрами черное небо и застыли на новых местах. Мрак на миг ощутил дурноту, а когда посмотрел вниз, под ноги, его бросило в жар. Внизу в черной бездне страшно полыхает темно-красный шар. От него идет зловещий свет, и Мраку почудилось, что они неминуемо упадут в этот ад, настоящий звездный ад.

— Да какого же…

— вырвалось у него испуганное, голос сорвался на ультразвуковой всхлип.

— Олег!

— Да, — ответил Олег рассеянно. Его вновь чистое лицо, уже регенирировавшее, было спокойно-отрешенное. Мрак уловил интенсивный поток тяжелых частиц, что тянулся от Олега к звезде.

— Да… мы уже чувствуем тяготение.

— К черту эту небесную механику, — сказал Мрак дрожащим голосом.

— Одно дело — лететь к этому чуду, когда оно впереди, другое — вот так, когда эта жуть внизу! Под ногами.

— Небесная механика, — согласился Олег все так же отрешенно.

— Либо уживаться с нею, либо… умереть.

— Умереть?

— Ну да. Остаться в прошлом средневековье… это умереть.

— Ах, мы стихами заговорили!

— Нет, просто это одна из прописных истин.

Жуткое багровое солнце разрасталось, стало совсем пугающим. Хоть и поменьше Солнца, но огромное, а сейчас так близко, что чувствуется его обжигающий жар. Он тут же запоздало позволил коже впитать энергию, чем она уже и так занималась: прихваченные из прошлой жизни рефлексы пробудились и начали заботиться об этом теле, так как с ним помрут и они, такие замечательные рефлексы. А о себе пусть заботится сам, если такой умный.

Тау Кита, сказал он себе, холоднее Солнца градусов на триста, что, конечно, пустяк при их миллионных температурах, но света дает почти вполовину меньше, потому такое красное, как будто уже на закате.

До чужого солнца оставалось всего каких-то сто-двести миллионов километров, но сейчас Мрак научился воспринимать эту цифру без смеха. И даже со словцом «всего». Этих Мрак посмотрел во все стороны, Олег же, напротив, застыл, к чему-то прислушиваясь. Мрак попробовал последить за его локаторами, но Олег, похоже, на этот раз шарил в себе, замечательном, полагая это самым интересным.

— Ну и что? — сказал он сердито.

— Олег, не спи. Я все-таки человек. Мне нужна твердь под ногами. Возможно, когда-нибудь я и привыкну жить в открытом космосе, но щас мне нужна под ногами твердь! Да что там я — бог тоже такой же чудак: твердь сотворил, не восхотел вот так вечность порхать среди звезд и туманностей… Кстати, не столкнуться бы на перекрестке. Здесь светофоров что-то не зрю.

— Ты их просто не видишь.

— А ты?

— И я, — печально признался Олег.

Он наконец подвигал глазами, не поворачивая головы. Возможно, он старался увидеть крылатых людей, которыми бог населил космос. Наверняка его первая попытка могла быть именно такой, ведь сам он висел в пустоте… До тверди додуматься мог попозже.

— Ты прав, — признался он с неохотой.

— Здесь планет нет…

Мрак сказал зло:

— Тогда на кой черт?

— Что?

— Эта звезда. Если светить некому?… Стоит фонарь среди бескрайнего поля, электричество зря палит!…

Олег посмотрел на него украдкой, Мрак в самом деле думает то, что говорит, вздохнул.

— Тогда к соседней звезде?… Как ее, Когтю Барса…

— Какому Когтю Барса? — удивился Мрак.

— Что у тебя за названия, гробокопатель? Это Слеза Игуатогегии, Потерявшей Любимого!

— Какая еще слеза, — проворчал Олег.

— Коготь Барса — так эту звезду знали в Ассирии. Я тогда, если хочешь знать, астрономией увлекался! Собственную обсерваторию построил, все звезды наизусть до сих пор…

— А я астрономией как-то увлекся в период царствования Иехунда Блистательного, — сообщил Мрак с невеселой усмешкой.