Пропавшая Рысь - Ким Алексу

Что-то подсказывало Рыси, что это было далеко не все.

– И это все?

– Практически.

Неуверенный ответ Джек подтвердил сомнения Кэссиди.

Она что-то не договаривала.

– Что еще?

Глава тридцать первая

Все остальное Джек признать было очень и очень трудно, но она понимала, что терять было нечего. Кэссиди не выпускала пистолет из рук: она должна была подчиняться приказам. Однако в тот момент Джек куда больше волновало, готова ли Кэссиди ей поверить, а не то, удастся ли уйти живой.

– Я видела, как ты играла с Национальным Симфоническим оркестром в Кеннеди-центре. Это была концертная симфония Прокофьева. Тогда я осознала, что ты больше не ребенок, что ты превратилась в женщину с выдающимся талантом, от которой невозможно глаз отвести. Я влюбилась в тебя в тот самый момент, и с тех пор… Даже видеть Ванию, быть с ней и любить ее было лишь жалкой попыткой заменить то, чего, я знала, мне никогда не добиться. Устав ОЭН запрещает…

– ...любые формы романтической привязанности между оперативниками, – закончила за нее Рысь.

Еще никогда Джек не чувствовала так глубоко, что вся ее суть выворочена наизнанку, вся ее душа на виду, уязвимая и беззащитная. О своих чувствах она никогда ни с кем не говорила. Тем более о любви. Какая ирония, что именно сейчас, в этих нелепых обстоятельствах, она впервые почувствовала, что могла это высказать, и, более того, должна была это сделать. И хотя объект ее любви не верил ни единому слову, у Джек камень упал с души, когда она призналась себе и Кэссиди в том, что чувствовала. Даже если у них не будет ничего, кроме этой ночи, если завтра никогда не наступит, Джек была рада, что ей суждено умереть, все же сказав единственному в мире человеку, человеку, в котором для нее был заключен весь мир, о том, какова истина ее жизни.

– С чего бы это мне верить тебе? – спросила Кэссиди, уже мягче. – Хочешь сказать, ты не следила за мной, а просто так получилось, что мы преследуем одну и ту же цель? Что ты вовсе не охотилась за мной из каких-то личных побуждений, связанных с ОЭН?

Джек было ужасно больно, что Кэссиди готова была поверить этому, а не ее словам, исходящим от сердца.

– Я не хочу иметь к этим людям никакого отношения. Эта часть моей жизни навсегда в прошлом. И да, действительно, единственная причина, по которой мы обе оказались здесь, – это что мы гонимся за этим гадом. Я никогда не думала, что мы можем вот так встретиться, Кэссиди. Я не ожидала, что что-то подобное могло произойти… – она оглянулась на постель, на смятые простыни, – что мы можем заниматься любовью. За восемь долгих лет ты первая женщина, с кем я была близка. Ты думаешь, то, что я отдалась тебе, и то, что я продолжаю хотеть тебя, – это все ложь?

Джек пыталась говорить ровным голосом. Она должна была убедить Кэссиди, что вырвавшаяся из-под контроля страсть была взаимной.

– Ты же сама знаешь: то, что между нами было здесь, – это не просто секс.

– Почему ты пошла на такой риск, почему позволила себе близость со мной?

– Сначала я просто шла по твоим зацепкам. Я знала, что ты постоянно на связи с ОЭН, что тебе приходит информация о передвижениях Оуэнса. И я не ожидала столкнуться с тобой лицом к лицу. Но когда это случилось, воспоминания взяли верх. Я потеряла рассудок, я утратила способность мыслить здраво.

Джек сделала неуверенный шаг навстречу Кэссиди. Слишком сложно было говорить с ней на таком расстоянии. Невозможно было спокойно смотреть, как на лице Кэссиди сменяли друг друга гнев, сомнение и обида. Джек так хотела подойти к ней, обнять и молить о прощении. Извиняться, захлебываясь рыданиями, за ложь, за весь этот чудовищный обман и за то, что позволила ей влюбиться в себя. Джек готова была отважиться еще на один шаг вперед, но увидела, что Кэссиди крепче сжала пистолет.

– Я позволила себе иллюзии, что можно было украдкой побыть это время с тобой, – прошептала Джек. – Чтобы хранить эти воспоминания, как сокровище, когда придется вернуться к своей пустой жизни, в свою уродливую действительность, понимаешь? Я не хотела, чтобы так вышло, Кэссиди. Я никогда не хотела использовать тебя или причинить тебе боль. И сейчас не хочу! Я и помыслить не могла, что оставить тебя будет больнее, чем самое страшное, что мне пришлось пережить. Теперь, мне кажется, я бы с легкостью прошла через все то, что было.

– Хватит ломать комедию, Джек, – в голосе Кэссиди звучала боль.

– Даже если ты не веришь моим словам, – Джек рискнула сделать еще шаг к Кэссиди, – я умоляю тебя, не смей сомневаться в моих чувствах. Может, у меня и были причины выдумать все остальное, но это… к чему мне лгать об этом? Что я получаю, признавшись, что люблю тебя?

– Да ты все что угодно готова сказать, лишь бы остаться в живых. И, похоже, у тебя это получилось, – произнесла Кэссиди упавшим голосом.

Джек сделала еще шаг вперед, между ними оставалось не больше полуметра. Она видела, что в глазах Кэссиди были слезы, видела, как та боролась с собой, пытаясь сдержать рыдания. Мысль о том, что она причинила Кэссиди боль, была для Джек невыносима. Как можно было стоять и смотреть на Кэссиди в таком состоянии, когда безудержно хотелось обнять ее.

Сжав кулаки, она бессильно всплеснула руками и отвернулась.

– Думаешь, я поверю, что ты меня любишь? – наконец, проговорила Кэссиди. – Ты, кроме себя, никого не любишь, именно поэтому ты достигла совершенства в самосохранении.

Джек знала, что Кэссиди имела в виду весь обман, на который Джек пустилась, чтобы спасти свою жизнь.

– Неправда! Я ненавижу себя, какой я стала. Я ненавижу свою жизнь. У тебя достаточно тонкое восприятие, чтобы увидеть это в моих глазах, я же знаю. Я видела, тогда в Ханое, ты это почувствовала. И чувствуешь сейчас.

– В одном ты права, – отстраненно проговорила Кэссиди. – Действительно, невозможно понять, что такое боль, пока не доверишь свою жизнь кому-то близкому и не узнаешь потом, что все это было гнусной ложью.

Этот был самый сильный удар, какой Джек получала в жизни.

– Прошу, не говори так. Я знаю, как сильно ты хочешь верить мне. И ты можешь, Кэссиди.

– Как я могу хотеть тебе верить, Джек?

– Можешь. Потому что я не одинока в этом. Потому что ты тоже это чувствуешь, – по щекам Кэссиди бежали слезы, лицо Джек тоже было мокрым. – Я знаю, что ты хочешь любить меня так же, как я все это время любила тебя.

Джек сделала еще шаг. Они почти касались друг друга.

– Черт бы тебя побрал, Джек, – вскрикнула Кэссиди и бросила пистолет на кровать. – Я не могу. Я не могу.

Она утерла слезы, размазывая макияж.

– Уходи. Прошу тебя, уйди отсюда, уйди из моей жизни.