Новый Мир ( № 7 2006) - Новый Мир Новый Мир

А дальше начинается самое интересное. Настоящий пинг-понг с высшими силами. Только Крису удается беспрепятственно вернуть на место орудие убийства — дробовик, взятый тайком у тестя, как Хлоя торжественно объявляет, что наконец-то забеременела. В момент объявления рука жены все время находится в опасной близости от кармана, куда Крис только что сунул драгоценности убитой старушки. Нет, пронесло… Семейство счастливо, все ликуют, и тут раздается телефонный звонок: Криса вызывают в полицию. В полицейском участке ему сообщают, что Нола вела дневник, из которого со всей очевидностью вытекает, что у Криса был мотив для убийства. Он под подозрением. Крис чуть не плачет: “Моя жена ждет ребенка. Да, я изменял, но не убивал. Не надо разрушать жизнь людей! Подумайте о положении нашей семьи”. Полицейские сочувственно кивают, но ясно, что они непременно потянут за эту ниточку и герой через пару дней окажется за решеткой.

А ночью к нему является Нола вместе с убитой старушкой, и происходит деловое, как в суде, разбирательство. Крис защищается: “Да, мне было нелегко. Но я сделал это. В кризисной ситуации я выбрал то, что важнее”. — “А как же совесть?” — вопрошает Нола. “Совесть, бывает, нужно спрятать под ковер, чтобы жить дальше. Иначе она раздавит тебя”. — “А я? — вступает старушка. — Я же ко всей этой истории не имела ни малейшего отношения”. — “Вы, мадам, — сопутствующие издержки”. — “А ваш ребенок?” — на это Крис отвечает цитатой из Софокла: что-то вроде того, что смертному блаженнее вообще не родиться. Доводы, однако, не принимаются. “Ты так наследил, — сурово вещает Нола, — что просто- таки вопиешь, чтобы тебя арестовали. Готовься к возмездию”. Призраки удаляются, а герой остается в смятении; он почти готов признать поражение: “Если меня арестуют и посадят, я поверю, что смысл все-таки есть”.

Но не тут-то было! Напоследок Вуди Аллен устраивает упоительный финт с колечком убитой старушки, которое, будучи брошенным Крисом в Темзу, ударилось о парапет, упало на набережную и было подобрано каким-то наркоманом, убитым той же ночью в какой-то разборке. На него и повесили преступление. Невзирая даже на то, что картина убийства со всей ясностью явилась полицейскому инспектору в вещем сне. Сны-то к делу не подошьешь, а улика есть улика. Так что Крису удается выбраться сухим из воды.

Никакого гарантированного наказания. Никакого ответа: есть смысл, нет смысла… Это, так сказать, вопрос внутренней установки. Вера — путь наименьшего сопротивления? Миром правит случайность? — Отлично! Но в таком случае суть всех усилий сводится почему-то лишь к судорожным попыткам минимизировать влияние этой случайности на твою жизнь. И ради этого человеку самому приходится стать “0”, отказаться от себя, от своих желаний, талантов, послушно плясать под дудку общества, навеки усыпив хлороформом комфорта беспокойное, свободное “я”. В жертву приносится не только духовное — личность, но и природное — пол. Остается только приятная социальная оболочка, жаждущая социальных гарантий.

Благостный, идиллический финал: у Хлои наконец-то родился ребенок, счастливая семья радостно воркует вокруг младенца. Разливают шампанское: “Мы не будем желать, чтобы он стал выдающимся человеком; пожелаем, чтобы он был везучим”. И последний кадр: все те же фальшивые, больные, красные глаза Криса. Вот уж кому повезло так повезло…

Отечественные зрители в своей эмоциональной реакции на картину разделились. Женщины на интернет-форумах в основном жалели героя: “Как он будет жить дальше с таким грузом на совести?! Что вырастет из их с Хлоей ребенка?” Мужчины недоумевали: “Как можно было убить такую девушку, как Скарлетт Йохансон?” Нормальная мужская реакция: отказаться от желанной самки ради сытости и покоя — значит убить в себе мужика, самца. Невозможно! Очень даже возможно. Цивилизация, породившая метросексуалов — человеческих самцов, озабоченных лишь собственной внешностью и комфортом, давно сдала в утиль чисто биологические, витальные стимулы житейской экспансии: продлить род, получить лучшую самку, расширить жизненное пространство. А повышенный гормональный фон, который наблюдается в русском Интернете, — не более чем оборотная сторона корпоративной культуры, в реальной жизни стреножившей темпераментных русских мальчиков.

Вывернув наизнанку архетипический сюжет “преступления и наказания”, Вуди Аллен умудрился разом вышибить из-под ног и моральные, и гендерные, и, так сказать, религиозные стереотипы, на которых веками базировалось массовое сознание. За преступлением не обязательно следует наказание. Мужское самоутверждение не есть залог жизненного успеха. Господь Бог не склонен навязывать Свою истину атеистам. Живи как хочешь. Но даже внутри вступившей в полосу релятивизма и старения (или зрелости?) цивилизации выбор все равно остается. Выбор между уютным тупиком гарантирующего от любых потрясений и личностных усилий “собеса” — и высшей мудростью, которая заключается в том, что важны на самом деле не пресловутая пассионарность и не мертвенный буржуазный комфорт; важно в этом мире для человека лишь осмысленно прожить свою собственную, уникальную жизнь, не похожую ни на какие другие.

WWW-ОБОЗРЕНИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО

В поисках “сетевой литературы” — часть первая: по старым адресам

Так сошлось — роясь в отложенных в папку “Архив” файлах (в поисках прошлогоднего письма Марины Палей), я наткнулся на скаченную когда-то с одного питерского форума сердитую реплику на свой обзор, в котором писал об угасании интенсивности русского литературного Интернета. Реплика: “Инет перестал быть литературой, Костырко так решил. Ему лень мышкой кликнуть”, — “Дик-Ой”. Медом по сердцу. Нет, конечно, неприятно, когда тебя читают по диагонали, — литературу в Интернете я там не хоронил. Я просто написал, что эпоха того, романтических времен, Рулинета кончилась, и от констатации этой не отказываюсь. Но упрек “Дик-Ого” принимаю. В том смысле, что остановился на полдороге. Отметив, что в сегодняшнем литературном Интернете теперь “все по-другому”, следовало разобраться, как именно “по-другому”.

Ну а письмо Палей я разыскивал в связи с тем, что к 10-летию “Журнального зала” мы обратились к разным сетевым людям с вопросами о “ЖЗ”. В числе откликнувшихся (Антон Носик, Михаил Эпштейн, Инна Булкина, Дмитрий Кузьмин, Андрей Грицман) <http://magazines.russ.ru/znamia/des/> оказалась Марина Палей с вопросом, может ли она задержаться со своими ответами, потому как ей хочется написать развернуто. Разумеется, ответили мы. И я полез искать ее старое письмо, в котором она уже что-то писала про свои отношения с Интернетом, и наткнулся на эту, давно уже ждавшую цитирования, реплику “Дик-Ого”. Ну а через неделю я получил от Палей обещанный текст, коим оказалось эссе “Взлет ноосферы, или Ковчег Рунета” <http://magazines.russ.ru/novyi_mi/redkol/paley/zhz.html>. Эссе это, написанное полновесной прозой, умное и колючее, по сути, продолжало и развивало (на другом материале и в другой стилистике) проблематику аутизма в современной культуре (и, естественно, жизни), художественным исследованием которого был ее последний роман “Клеменс”. И очень кстати случившаяся реплика “Дик-Ого” заставила меня взглянуть на эту ситуацию чуть со стороны: вот писатель, по происхождению и по опыту почти всей своей писательской жизни исключительно “бумажный”, писатель последовательный и взыскательный во всем, что касается форм литературного поведения, вдруг почувствовал потребность написать для Сети. Это к вопросу о внутренних творческих взаимоотношениях литературы и Интернета.

Можно сказать: старый Рулинет если и не умер, то потерял свое прежнее место в литературном Интернете. И это будет правдой.

А можно сказать, что сетевая литература жива по-прежнему, что она развивается, что появляются новые литературные сайты, уже по-другому выстроенные, с другими функциями, что писатели, почувствовав специфику интернетовской стилистики, начали испытывать потребность в этом пространстве как художники. И это тоже будет правдой.

Для того чтобы ответить на эти вопросы — затихает жизнь в литературном Интернете или, наоборот, возрождается в новых формах? — надо просто посмотреть, что там происходит. Провести повторную (первая делалась в 2000 году) инвентаризацию литературных ресурсов Сети. Работа, может, и скучная, но необходимая. Вот такой работой я и намерен заняться в этом и нескольких последующих обозрениях.

Первая проблема, с которой мы здесь сталкиваемся, — это необходимость определить нынешнее содержание самих понятий “сетевая литература” и “русский литературный интернет” — “сетература” и “Рулинет”, если воспользоваться сетевыми (уродливыми, на мой вкус) неологизмами.