Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С другой стороны, – задумчиво сказала тетя, – военный опыт в нашем деле не обязателен. Хотя армия сейчас станет другой… – она помахала пальцем у себя над головой, – одним орбитальным витком дело не ограничится… – Джон знал, что юный Ворон не собирается заканчивать школу Вестминстер:
– Он пойдет в авиационные кадеты, как он и хочет, – хмыкнул подросток, – а я доучусь и поеду в Кембридж. Максим выпускается на год позже меня, мы разделим комнаты… – кузен метил в юристы:
– Питер займется экономикой, как его отец… – Джон потер упрямый подбородок, – правильно тетя Марта говорит, обойдусь без армейской службы… – вскинув на плечо холщовую сумку с провизией, Джон добавил:
– Кстати, тетя Марта, твой кумир, Дама Британской Империи. Ей предлагали должность фрейлины, но она отказалась… – Фрида призналась Джону, что хочет попасть в разведку:
– То есть в аналитики, – поправила себя девочка, – я знаю языки, у меня светлая голова. В Израиле все служат в армии… – она выпятила губу, – я не знаю ни одного парня, отказавшегося от военной обязанности… – Джон пожал плечами:
– Сама говоришь, на дворе новый век. Стреляю я отлично, но в армию не хочу… – провизию для экскурсии на остров в гавани Эс-Сувейры собирала Анна. Она никак не могла решиться зажечь свечи:
– Дядя Авраам… Авраам, атеист, и Фриду он так воспитывает. Не стоит их ждать… – по стеклам поползли крупные потеки дождя. Ветер рвал холщовые занавески на террасе, хлестал по серым камням пляжа:
– Дома после Песаха редко идут дожди… – Анна почувствовала тоскливую боль в груди, – зато зимой у нас все время сыро… – новая должность требовала от нее поездок по стране. Мадам Симона, ничего не говоря, выразительно поджимала губы:
– Ты мать, – наконец, не выдержала свекровь, – Жаклин тринадцать лет. С нашими нравами за ней нужен глаз да глаз. Или ты хочешь, чтобы она как Фрида… – понизив голос, свекровь зашептала. Анна устало отозвалась:
– Мадам Симона, Эмилю шестнадцать, через два года он станет солдатом. Если они с Фридой обнимались на бульваре в Тель-Авиве, это их дело… – свекрови позвонила городская приятельница, приметившая парочку из автобуса:
– Очередная йента, – вспомнила Анна слово на идиш, – тетя Эстер покойная так их называла… – закрыв пишущую машинку чехлом, Анна поднялась:
– У детей есть отец, мадам Симона, – спокойно ответила она, – и у него тоже есть родительские обязанности… – свекровь отмахнулась:
– У него ответственная должность, он обеспечивает безопасность страны… – Анна редко курила, но щелкнула зажигалкой:
– Я обеспечиваю прием репатриантов, что не менее важно… – она прошагала к двери, не слушая недовольную воркотню свекрови на французском языке. Поставив подсвечник на место, Анна взяла со стола пачку сигарет,
– Михаэль для нее свет в окошке. Он всегда все делает правильно, в отличие от меня… – дети, тем не менее, гордились ее новой должностью:
– Я провожу с ними свободное время, – напомнила себе Анна, – когда на работе все устоится, мне станет легче… – она старалась не думать, что в последний раз видела мужа в кибуце еще зимой:
– Он взял ночные дежурства, чтобы не оказаться со мной в одной комнате… – она обожгла губы дымом, – у него кто-то есть в Тель-Авиве. Но я не могу подать на развод, он не бьет меня. Он вообще меня не трогает, избегает даже моих взглядов… – зубы застучали, по щеке поползла слеза:
– Мне едва за тридцать, я не хочу так дальше жить… – дверь передней стукнула. Анна быстро ткнула окурком в пепельницу:
– Марш по ванным, – громко велел профессор Судаков, – морская вода очистила вас от вековой пыли, но теперь надо смыть морскую воду… – на Анну пахнуло резким ароматом влажных водорослей. Рыжие, побитые сединой волосы прилипли к его голове, он весело улыбался. С промокшей насквозь рубашки капала вода:
– На обратном пути хлынул ливень, – начал профессор Судаков, – но, должен сказать, что наш конюший отменно управляется с моторкой… – он шагнул вперед:
– Анна, милая, что такое… – она успела подумать:
– В Негеве я сказала, что ничего не может случиться. Тоже шел дождь, как сейчас. Но я хочу, чтобы случилось… – его губы были солеными на вкус:
– Это не морская вода, – поняла Анна, – это мои слезы. Или его. Он, кажется, плачет… – темные волосы женщины растрепались, беретка полетела на потертый ковер. Из-за двери раздался требовательный голос Фриды:
– Папа, тетя Анна, мы хотим есть… – они едва успели отскочить друг от друга. Ловко подобрав беретку, оправив блузу, Анна заставила свой голос не дрожать: «Сейчас я зажгу свечи и сядем за стол».
От пустых чашек на мозаичном столике пахло кофе и кардамоном. Холщовый полог над столбиками резного дерева не колыхался. В медном фонаре оплывала свеча, на ковре валялись тонкие чулки, скомканная блуза. Беретка закатилась под кровать.
От ее волос веяло пряностями, розовой водой. В полутьме мерцал огонек сигареты Авраама. Он полусидел в постели, устроив ее голову на своем плече, обнимая ее одной рукой:
– Я бы обнял и второй, – он не мог скрыть улыбки, – сейчас докурю и обниму ее всю… – старинные, толстые стены дома надежно отделяли комнаты друг от друга:
– Ева позвонила, она остается в госпитале на ночь, а ребятишки дрыхнут без задних ног… – до начала дождя Джон и Фрида излазили раскопки на острове:
– Здесь жили патриции, – заявила дочь, – у нас рядом с Кирьят Анавим такая же богатая вилла… – она повертела перед носом Джона осколком стекла, цвета глубокого изумруда:
– Я уверена, что это от вазы или шкатулки. Моя шкатулка, дома, сделана из янтаря… – на обратном пути Фрида хвасталась участием в раскопках:
– Летом я поеду на стену Адриана, – отозвался Джон, – для археологических исследований требуются добровольцы. Хватит, надоело сидеть в Банбери или в Мейденхеде. Хотя в замке тоже есть много интересного… – сидя у руля лодки, профессор Судаков услышал о дневнике одного из Экзетеров, описывающем визит царя Петра в Лондон:
– Он работал на верфях в Дептфорде простым плотником, – сказал Джон Фриде, – тогдашний король, Вильгельм, приказал моему предку обеспечить безопасность царя. Судя по дневнику, Петр инкогнито посещал наш замок… – Авраам вспомнил о письме дяди Джованни:
– Он сетовал, что нам никак не связаться с русскими, то есть советскими историками. Они бы заинтересовались дневником Экзетера… – после случившегося в Норвегии, Авраам не доверял советским ученым:
– Любой из них может оказаться работником Лубянки, – подумал он, – и с моей репутацией я не рискую приглашением ни на какие конференции. Мне просто не дадут визу в СССР. Дяде Джованни могут дать, но, кажется, он туда не рвется, и хорошо, что так. Ему семьдесят лет, пусть уходит в отставку, занимается семейными архивами…
Они с дядей договорились издать отдельной книгой статьи покойного Мишеля о госпоже Марте и леди Маргарет Холланд, вдове ярла Алфа:
– Сведения очень обрывочные, – вздохнул Авраам, – мы не знаем, какая фамилия была у госпожи Марты до замужества. Герцог Экзетер обвенчался с ней в Новгороде, а остальное, как говорится, покрыто тайной. И мы вряд ли узнаем, кто создал рукопись, ключ к шифру которой находится на раме зеркала на эскизе Ван Эйка… – эскиз находился в руках выжившего фон Рабе, о чем Авраам предпочитал не думать:
– Фрида настаивает, что на богатой вилле жила приятельница Юлии Флавии, дочери императора Тита, любовницы императора Домициана. На шкатулке высечено еврейское имя, Анна… – до войны Карло Леви рассказывал ему о связи императора Тита с еврейкой:
– Не с Береникой, с кем-то другим… – он потушил сигарету, – Карло говорил, что эта женщина родила Титу сына. Может быть, ей принадлежала вилла рядом с Кирьят Анавим… – он прижался губами к ее лбу:
– У меня теперь тоже есть Анна, моя Анна… – длинные ресницы задрожали, она сонно сказала:
– Так хорошо, милый… Я и забыла, как это бывает… – Авраам шепнул ей:
– Ребятишки
