Срок авансом (антология) - Водхемс Джек

— Фы тумаете, мы профалялись сквось космос?

Шум моторов внезапно смолк, и теперь был слышен только привычный мягкий плеск волн о борта. Шхуна покачивалась на зыби.

Вайскопф вернулся с Вайсом, за ними на палубу вылез Хельмштадт и снова отдал честь.

— Жду ваших приказаний, капитан.

Капитан Рэндолл махнул рукой в сторону корми, где стояли укутанные брезентом бочки.

— Вскрыть груз! — скомандовал он.

За карты больше не садились. На заре, освещенные первыми лучами солнца, которого они уже не надеялись увидеть, — а в эту минуту безусловно и не видели — пятеро бесчувственных моряков были сняты с их шхуны и доставлены в порт Сан–Франциско. Проделал эту операцию патруль береговой охраны. Ночью дрейфовавшая «Рансагансетт» прошла Золотые Ворота и мягко ткнулась о причал парома.

Шхуна тащила за собой на буксире большой брезент, пронзенный гарпуном, линь которого был привязан к бизань–мачте. Что все это означало, так и осталось необъясненным, хотя позднее капитан Рэндолл и вспомнил смутно, что вроде бы загарпунил в ту ночь кашалота. Однако старший матрос по фамилии Вайс так и не вспомнил, что же все–таки произошло с его деревянной ногой. Но, может, оно и к лучшему.

* * *

Милтон Хейл, доктор наук, прославленный физик, наконец умолк и отошел от выключенного микрофона.

— Большое спасибо, профессор, — сказал радиокомментатор. — Э… чек можете получить в кассе. Вы… э… знаете где.

— Да–да, знаю, — подтвердил ученый, добродушный толстячок. Пушистая седая борода придавала ему несомненное сходство с рождественским Дедом Морозом в миниатюре. В глазах у него то и дело вспыхивали веселые искры. Он курил короткую трубочку.

Закрыв за собой звуконепроницаемую дверь, он энергичной походкой направился к окошку кассы.

— Здравствуйте, деточка, — сказал он дежурной кассирше. — Если не ошибаюсь, у вас должно быть два чека для профессора Хейла.

— Вы профессор Хейл?

— Не берусь утверждать наверное, но так сказано в моем удостоверении личности, и, следовательно, мы можем принять, что это так.

— Два чека?

— Два чека. За одну и ту же передачу, согласно особому распоряжению. Кстати, сегодня в Мабри неплохое ревю.

— Да? Вот ваши чеки, профессор Хейл. На семьдесят пять долларов и на двадцать пять. Все правильно?

— Более чем. Ну, а как насчет ревю?

— Если хотите, я спрошу мужа. Он здешний швейцар.

Профессор Хейл вздохнул, но веселые искры в его глазах не погасли.

— Я думаю, ваш супруг не будет возражать, — сказал он. — Вот билеты, деточка. Идите с ним. А мне еще надо вечером поработать.

Кассирша широко открыла глаза, но билеты взяла.

Профессор Хейл направился к телефону–автомату и позвонил домой. Домом профессора Хейла и им самим твердой рукой правила его старшая сестра.

— Агата, мне придется остаться до ночи в лаборатории, — сказал он.

— Милтон, ты прекрасно можешь работать и дома, у себя в кабинете. Я слышала твою передачу, Милтон. Ты говорил чудесно.

— Всякую чепуху, Агата. Невероятную чушь. Что, собственно, я сказал?

— Ну, ты сказал, что… э… звезды были… то есть ты был…

— Вот именно, Агата. Я ставил себе целью предотвратить панику среди населения. Если бы я сказал правду, слушатели перепугались бы. Но мое ученое самодовольство оставило их в убеждении, что ситуация… э… полностью контролируется. А ты знаешь, Агата, что я подразумевал, говоря о параллелизме градиента энтропии?

— Ну… не совсем.

— Вот и я тоже.

— Милтон, ты пил!

— Пока еще нет… Нет, что ты! Но сегодня я не могу работать дома. В университете у меня под рукой будут все справочники. И звездные карты.

— Но, Милтон, а как же твой гонорар? Ты же знаешь, что тебе опасно носить при себе деньги, когда ты… в таком настроении.

— Я получил не наличными, а чеком. Сейчас отошлю его тебе по почте. Хорошо?

— Ну что ж. Если уж тебе нужны все справочники… До свиданья, Милтон.

Профессор Хейл вошел в почтовое отделение. Он кассировал чек на двадцать пять долларов. А второй, на семьдесят пять, заклеил в конверт и бросил в ящик.

Просовывая конверт в щель, он поглядел на вечернее небо, вздрогнул и отвел глаза. Потом кратчайшим путем отправился в ближайший бар и заказал большую рюмку виски.

— Давненько вы к нам не заглядывали, профессор, — сказал Майк, бармен.

— Это вы правильно подметили, Майк. Налейте–ка мне еще.

— С удовольствием. И за счет заведения. Мы сейчас слушали вас по радио. Здорово вы говорили.

— Угу.

— Я прямо заслушался. Сын–то у меня летчик, ну и мне немножко не по себе было — чего это, думаю, в небе делается. Но раз уж вы там в своих университетах все про это знаете, так беспокоиться нечего. Хорошо вы говорили, профессор. Мне только хотелось бы спросить вас об одной вещи.

— Этого я и боялся, — сказал профессор Хейл.

— Я про звезды. Они же куда–то движутся! А вот куда? То есть если они на самом деле движутся, как вы говорили.

— Точно этого определить нельзя, Майк.

— А они двинутся по прямой? То есть каждая из них?

Именитый ученый заколебался.

— Ну… и да и нет, Майк. Спектрографический анализ показывает, что все они сохраняют прежнее расстояние от нас, все до единой. И следовательно, каждая из них — если они действительно движутся — описывает круг с нами в центре. А потому они движутся как бы по прямой, не приближаясь к нам и не удаляясь.

— А изобразить эти круги вы можете?

— Да. На звездном глобусе. Это уже сделано. Впечатление такое, будто все они направляются к определенному участку неба, но не в одну какую–то точку. Другими словами, их пути пока не пересекаются.

— А к какому же это участку?

— Он находится примерно где–то между Большой Медведицей и Львом. Те, что дальше, движутся быстрее, те, что ближе, — медленнее. Да ну вас к черту, Майк! Я пришел сюда, чтобы забыть о звездах, а не разговаривать о них. Налейте мне еще.

— Минуточку, профессор. А когда они туда доберутся, они что — остановятся или поползут дальше?

— А я откуда знаю, Майк? Они начали двигаться внезапно в одну и ту же минуту и, так сказать, с полной скоростью — то есть их скорость с первого же момента была такой, какой остается сейчас, они ее, так сказать, не набирали. И значит, остановиться они тоже могут сразу, без предупреждения…

Он сам остановился с внезапностью, какой могла бы позавидовать любая звезда, и уставился на свое отражение в зеркале за стойкой так, словно никогда прежде себя не видел.

— Что с вами, профессор?

— Майк!

— Что?

— Майк, вы — гений!

— Я? Что это вы?

Профессор Хейл испустил легкий стон.

— Майк, мне придется сейчас же отправиться в университет. Чтобы под рукой были справочники и звездные карты. Вы вернули меня на путь истины, Майк. Но дайте–ка мне с собой бутылочку этого виски.

— «Тартанового пледа»? Большую?

— Большую. И побыстрее. Мне нужно поговорить с одним человеком про собачью звезду.

— Вы это серьезно, профессор?

Доктор Хейл испустил вздох.

— Это вы виноваты, Майк. Собачьей звездой называют Сириус. И зачем только я пришел сюда, Майк! В первый раз за три месяца удалось вырваться, и надо же вам было все испортить.

Он взял такси, отправился в университет, отпер свой кабинет и зажег лампы там и в библиотеке. Потом сделал хороший глоток «Тартанового пледа» и взялся за работу.

Для начала после некоторых пререканий с дежурным по коммутатору ему удалось добиться, чтобы его соединили с директором Коулской обсерватории.

— Это Хейл, — сказал он. — Армбрестер, у меня есть идея. Но прежде, чем заняться ею, я хотел бы уточнить данные. Насколько мне известно, новое собственное движение продемонстрировали четыреста шестьдесят восемь звезд. Это число по–прежнему верно?

— Да, Милтон. Движутся только они.

— Отлично. У меня есть их список. А скорость движения остается неизменной?

— Да. Как это ни невероятно, она постоянна. А в чем заключается ваша идея?