Вас любит Президент - Владимир Романовский

Географии района она не знала совсем. Теоретически, в Бруклине имеется несколько приятных мест, но никогда не помнишь, как они называются, кроме Брайтон Бич (назван в честь аристократического курорта неподалеку от Лондона, с коим курортом Гвен, кстати говоря, была очень хорошо знакома). По слухам, бруклинская версия курорта населена была русскими и русско-еврейскими иммигрантами. Гвен вспомнила, как один из ее русских знакомых, вроде бы музыкальный критик, поморщился, когда она его спросила об этом районе, и комментировать отказался.

Лерой вел внедорожник Гейл так, как внедорожники не водят – срезая углы, подрезая другие машины, ускоряясь резко и внезапно, поворачивая под непонятным, всегда очень крутым углом, наслаждаясь развлечением в обычной своей хамской манере. Они перекатились через Бруклинский Мост, круто свернули на очень широкую магистраль, по обеим сторонам которой стояли огромные неоклассические здания, нырнули в лабиринт забавных узких переулков, напоминающих Риверсайд, пересекли еще одну широкую, грязнее первой, магистраль, и углубились на убийственной скорости в какие-то трущобы, вид которых совпадал с общими представлениями Гвен о Бруклине. Внезапно трущобы кончились. Улица пошла в гору. По обеим сторонам торчали вполне приличного вида браунстоуны. Прохожие были в основном черные.

– Что это за место? – спросила Гвен.

– Граничит с Парк Слоуп, – ответил Лерой. – Очень ничего, особенно днем. Ночью ниггеры сливаются с пейзажем, и улица кажется пустынной.

Он не сказал, что специально выбрал кружной путь к своему дому, почти экскурсию, обнаружив по ходу дела, что ориентироваться Гвен умеет только в некоторых районах Манхаттана и в центре Парижа, и теряется на незнакомой территории. Он запарковался не у тротуара (мест не было), но рядом с машиной, стоящей возле входа в его дом.

– Наконец-то дома, – сказал он. – У нас есть часа два по крайней мере. Пойдем, я тебе налью чего-нибудь.

Воздух коридора пропитан был запахами, характерными для жилищ низших классов – еды, пота, кошачьих экскрементов. В квартира Лероя было неприбрано – лежали кругом какие-то элементы одежды, книги, повсюду виднелись грязные пепельницы, бокалы для пива и коньяка, а также наличествовало подросткового типа и женского пола существо, стригущее ногти на ногах посреди всего этого.

– Эй! – сказал Лерой. – Ты что тут делаешь?

– Сегодня четверг, папа, – объяснила терпеливо Грэйс. – Помнишь, я всегда здесь по четвергам.

Гвен мигнула.

– Моя очаровательная приемная дочь, – сказал Лерой. – Грэйс, это мисс Форрестер.

– Твоя герлфренд? – спросила Грэйс, не отрываясь от стрижки ногтей. – А настоящее имя у нее есть?

– Ты знаешь, что я не люблю это слово, – сказал Лерой. – Моя любовница. Люди, чьи моральные устои не поколеблены плохим воспитанием называют ее – м’эм. Гвен, почему бы тебе не сказать чего-нибудь?

– Очень рада, – сказала Гвен. – Грэйс, не так ли?

– Грэйс, не так ли? – изобразила Грэйс трансатлантическое произношение Гвен. – Да, я Грэйс, м’эм. Красивые на вас тряпки.

– Кого-то надо бы отшлепать, где там твоя попа, – сказал Лерой, направляясь в кухню.

– Он извращенец, – сообщила Грэйс. – Надеюсь, вы знаете. Вам нравятся копы?

– Ага, – подтвердила Гвен. – Что-то, наверное, с униформой связано. Возбуждает.

– Эй! – крикнула Грэйс по направлению кухни. – Ничего если я позвоню Джейку?

– Я тебя утоплю в пруду! – откликнулся из кухни Лерой.

– Ну и пошел в пизду! – крикнула Грэйс. И повернулась к Гвен. – Это нечестно. Он приводит сюда свою герлфренд в мой день, а мне никого нельзя приводить. Это жестоко. Он очень жестокий.

– Не стриги впритык, – сказала Гвен. – И клиппер этот твой, которым ты стрижешь – это просто ужасно. Подожди. – Она порылась в сумке и вытащила элегантные загнутые ножницы для ногтей.

Грэйс сразу оценила эти ножницы. Осмотрев их внимательно, она сказала, —

– Ого.

– Я понятия не имела, что у него есть приемная дочь, – сказала Гвен, боясь назвать Лероя по имени – по любому из его имен. – Извини.

– Все нормально, я под ногами никогда не болтаюсь, – заверила ее Грэйс. – Могу тебе все рассказать о его подружках.

– У него их много?

– Несколько.

Лерой материализовался возле Гвен со стаканом скотча в руке.

– Не слушай ее. Она очень хорошая девочка, но иногда на нее находит, и она притворяется инфернальной сукой, особенно когда ей скучно.

– Я не притворяюсь, – возразила Грэйс. – Я и есть инфернальная сука. – Подравняв ноготь ножницами Гвен, она добавила, – Эй, вы тут будете ночевать вдвоем?

– Нет, – сказала Гвен.

– Нет, – сказал Лерой. – Извини. Я забыл, что сегодня четверг. – Он повернулся к Гвен. – Четверг – это святое. Выхода нет, нужно взять ее с собой.

– Взять с собой? Ты шутишь.

– Нет.

– Зачем?

– По двум причинам. Мы с ней проводим недостаточно времени вместе, это первая. Думаешь ходить по городу, ожидая, что какой-нибудь снайпер выстрелит тебе в голову – опасно? Вот подожди, узнаешь, что будет, если оставить Грэйс одну в этой квартире. Это вторая причина. Не желаю, чтобы у меня в доме устраивали оргии. Грэйс, едешь с нами, будут приключения.

– Ты с ума сошел, – сказала Гвен. – Она ни в чем не замешана, и она ребенок. Думай головой!

– Я и думаю.

– Нет, – настаивала Гвен. – Слушай, ты не имеешь права, в конце концов. Алё! Очнись! Что с тобой!

– Если ты заботишься о морали несчастного ребенка, то поздно. Она уже один раз делала аборт…

– Вранье, – сказала Грэйс. – Ты знаешь, что это полная хуйня. Нечего верить всему, что говорит тебе моя тупая невежественная мать.

– В полицейских делах нет морального аспекта, – продолжал Лерой. – Мы делаем то, что нам велят. У нас иммунитет. Присоединяйся к клубу. Грэйс, найди какую-нибудь сумку в … тебе лучше знать, в каком шкафу … и напихай туда носков и трусиков. Возможно, мы проведем три или четыре дня в провинции.

– А как же школа? – спросила Грэйс. – Присутствие предмета твоей любви вскружило тебе голову, – добавила она по-французски.

– Ты очень помпезно говоришь, когда на французский переходишь, – заметил ей Лерой, тоже по-французски. – Помимо этого, не забывай, что предмет моей любви, как ты выразилась, знаком с данным языком, хоть и поверхностно.

Гвен засмеялась.

– Ну, хорошо, к чертям все, – сказала Грэйс по-английски. – Ты прав, мы недостаточно времени проводим вместе. Я устала и мне скучно. Чувствую себя старухой, и мама действует мне на последний оставшийся у меня здоровый нерв всю неделю. А убивать кого-нибудь будут? Я люблю кровавые потехи.