Святая дорога - Владимир Муравьев

- Наши работают.

- Кто? Что такое?

- Наши. На Лубянке... - ответил Эйдук, сделав указательным пальцем правой руки движение, как бы поднимая и опуская курок револьвера. - Разве вы не знали? - с удивлением спросил он. - Ведь каждый вечер в это время "выводят в расход".

- Какой ужас, - не удержался я.

- Нет... хорошо... - томно, с наслаждением в голосе, точно маньяк в сексуальном экстазе, произнес Эйдук, - это кровь полирует..."

Между прочим, Эйдук сочинял стихи. В литературном сборнике "Улыбка Чека" было напечатано такое его стихотворение:

Нет большей радости, нет лучших музык,

Как хруст ломаемых жизней и костей.

Вот отчего, когда томятся наши взоры

И начинает бурно страсть в груди вскипать,

Черкнуть мне хочется на вашем приговоре

Одно бестрепетное: "К стенке! Расстрелять!"

До сих пор за домом № 11 находится этот гараж. Его двор и постройки видны с Варсонофьевского переулка.

Личная роль Дзержинского в создании ЧК, а также в направлении и характере ее деятельности была не просто большой, но основополагающей. Так оценивали ее мемуаристы - и товарищи по партии, и современники других убеждений. В том же духе рассматривали деятельность Дзержинского советские историки. Типична в этом отношении характеристика Дзержинского в статье его ближайшего помощника М.Я.Лациса: "Счастьем нашей революции было назначение председателем ВЧК Ф.Э.Дзержинского. Организация ВЧК и ее работа настолько тесно связаны с его именем, что нельзя говорить о них отдельно. Товарищ Дзержинский создал ВЧК, он ее организовал, он ее преобразовал. Волеустремленный человек немедленного действия, не отступающий перед препятствиями, подчиняющий всё интересам революции, забывающий себя, - вот каким товарищ Дзержинский стоял долгие годы на этом посту, обрызганном кровью". "Дзержинский - организатор ВЧК, которая стала его воплощением", пишет В.Р.Менжинский, занявший пост руководителя органов после Дзержинского.

Чекистской работе Дзержинский отдавал все силы, помыслы и время. "В ЧК Феликс Эдмундович везде жаждал действовать сам, - рассказывает М.Я.Лацис, он сам допрашивал арестованных, сам рылся в изобличающих материалах, сам устраивал арестованным очные ставки и даже спал тут же, на Лубянке, в кабинете ЧК, за ширмой, где была приспособлена для него кровать". Ту же картину рисует член коллегии ВЧК Другов: "Он не имел никакой личной жизни. Сон и еда были для него неприятной необходимостью, о которой он никогда не помнил... Он беспрерывно рылся в бумагах, изучая отдельные дела..."

Партийная и государственная пропаганда создавала идеальный образ Дзержинского - аскета, преданного идее - "делу трудового народа".

"Дзержинский - облик суровый, но за суровостью этой таится огромная любовь к человечеству, и она-то и создала в нем эту непоколебимую алмазную суровость". (А.В.Луначарский). "Дзержинский с его тонкой душой и исключительной чуткостью ко всему окружающему, с его любовью к искусству и поэзии, этот тонкий и кристальный Дзержинский стал на суровый жесткий пост стража революции". (Н.А.Семашко). "В Дзержинском всегда было много мечты, в нем глубочайшая любовь к людям и отвращение к насилию". (Карл Радек).

Надо сказать, эта пропаганда имела успех - и действует до сих пор. В полемике 1998 года по поводу возвращения памятника Дзержинскому на Лубянскую площадь прозвучали и такие мнения сторонников этого акта: "Дзержинский был очень хорошим человеком, это знают все старые люди... А все нынешние домыслы о нем распространяют не очень умные люди". (Академик Б.В.Раушенбах). "Была историческая личность. Для одних, как и для меня, личность уважаемая и замечательная". (Актриса Жанна Болотова). ("Вечерний клуб" 5-9 декабря 1998 года.)

Источником для создания подобного образа послужили высказывания самого Дзержинского об идеальном чекисте: кристально честном, справедливом, преданном идее построения коммунизма, защитнике трудового народа - одним словом, как он говорил, "святом".

Производственно-психологическую характеристику Дзержинского дает Менжинский, имевший возможность наблюдать его весь период его работы в ВЧК:

"Дзержинский был не только великим террористом, но и великим чекистом. Он не был никогда расслабленно-человечен. Он никогда не позволял своим личным качествам брать верх над собой при решении того или иного дела. Наказание как таковое он отметал принципиально - как буржуазный подход. На меры репрессии он смотрел только как на средство борьбы, причем все определялось данной политической обстановкой и перспективой дальнейшего развития революции. Презрительно относясь ко всякого рода крючкотворству и прокурорскому формализму, Дзержинский чрезвычайно чутко относился ко всякого рода жалобам на ЧК по существу. Для него важен был не тот или иной, сам по себе, человек, пострадавший зря, не сентиментальные соображения о пострадавшей человеческой личности, а то, что такое дело являлось явным доказательством несовершенства чекистского аппарата. Политика, а не человечность как таковая - вот ключ его отношения к чекистской работе".

Менжинский так характеризует работу Дзержинского-следователя: "Воспитанный не только на польской, но и на русской литературе, он стал несравненным психологом и использовал это для разгрома русской контрреволюционной интеллигенции. Для того, чтобы работать в ЧК, вовсе не надо быть художественной натурой, любить искусство и природу. Но если бы у Дзержинского всего этого не было, то Дзержинский при всем его подпольном стаже никогда бы не достиг тех вершин чекистского искусства по разложению противника, которые делали его головой выше всех его сотрудников".

Член коллегии ВЧК Другов пишет, что Дзержинский "с особенной охотой занимался личным допросом арестованных. Происходило это всегда ночью. По-видимому, из долгой своей тюремной практики Дзержинский знал, что ночью психика человека не та, что днем. В обстановке ночной тишины сопротивляемость интеллекта несомненно понижается, и у человека, стойкого днем, можно вырвать признание ночью".

Целью Дзержинского-следователя было получить признание арестованного, которое он считал главным и окончательным основанием для вынесения приговора, хотя прекрасно знал, каким способом добывается "признание".

В июне 1918 года Дзержинский и один из его заместителей - Г.Д.Закс (к слову сказать, автор инструкции "Способы конфискации газет", состоящей из двух десятков пунктов и одобренной Лениным на заседании СНК 20 января 1918 года) дали интервью корреспонденту газеты социал-демократов интернационалистов "Новая жизнь" о методах работы ВЧК. В нем они заявили, что главным аргументом для обвинения является "признание обвиняемого".

На вопрос корреспондента о нарушениях законности в органах ЧК Дзержинский и Закс сказали:

"Напрасно нас обвиняют в анонимных убийствах - комиссия состоит из 18 испытанных революционеров, представителей ЦК партии и представителей ЦИК.

Казнь возможна лишь по единогласному постановлению всех членов комиссии в полном составе. Достаточно одному высказаться против расстрела, и жизнь обвиняемого спасена.

Наша сила в том, что мы не знаем ни брата, ни свата, и к товарищам, уличенным в преступных деяниях, относимся с сугубой суровостью. Поэтому наша личная репутация должна быть вне подозрения.

Мы судим быстро. В большинстве случаев от поимки преступников до постановления проходят сутки или несколько суток, но это, однако, не значит, что приговоры наши не обоснованы. Конечно, и мы можем ошибаться, но до сих пор ошибок не было, и тому доказательство - наши протоколы. Почти во всех случаях преступники, припертые к стене уликами, сознаются в преступлении, а какой же аргумент имеет больший вес, чем собственное признание обвиняемого".

И отдельно, уже только от себя, Закс добавил:

"Все слухи и сведения о насилиях, применяемых будто бы при допросах, абсолютно ложны. Мы сами боремся с теми элементами в нашей среде, которые оказываются недостойными участия в работах комиссии".

Принципиальную идею Дзержинского о ненужности для деятельности ВЧК юстиции развил и популярно изложил Лацис: "ЧК - это не следственная комиссия, не суд и не трибунал. Это боевой орган, действующий по внутреннему фронту гражданской войны. Он врага не судит, а разит. Не милует, а испепеляет всякого, кто по ту сторону баррикад... Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования и профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора". А оперативник-чекист Мизикин перевел проблему в практическую плоскость, сказав: "К чему даже эти вопросы о происхождении, образовании? Я пойду к нему на кухню и загляну в горшок, если есть мясо враг народа, к стенке!"