Кто хочет процветать - Тиана Веснина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
После ужина в ресторане Пшеничный отвез Лилию в маленький домик в предместье, так он окрестил ее более чем скромное жилище. С непонятной нежностью он вновь засмотрелся на окно, за тонкими шторами которого двигались фигуры матери и дочери. «Младшая давно спит», — улыбнулся он и все не давал команды шоферу возвращаться в Москву.
— Что, Станислав Михайлович, обернулся к нему шофер, — потихоньку трогаемся?
— Да! — спохватился он.
Ухаживания продолжались еще неделю. Станислав Михайлович не мог дня прожить, чтобы не увидеть свою Лилию.
На паром ступили перед самым отплытием и сразу в ресторан. Лилия была точно черный цветок в изумрудной зелени шелка. Она высоко подколола волосы, отчего стала казаться чуть старше и загадочнее. После ресторана сидели в баре, хохотали, сами не зная над чем. Что-то он вспоминал, что-то она. Волосы ее распустились, бретелька платья соскользнула… Она вздрогнула, точно искры, горящие во взгляде Пшеничного, упали на ее обнаженное плечо… И пришла к нему в каюту.
О, это была Хлоя. Невинная и наивная. Станислав Михайлович испугался за свое сердце, бившееся от счастья с такой быстротой и грохотом, что, казалось, хотело выскочить из груди и пуститься в пляс.
Паром глухо ухал в морской пучине, а Станиславу Михайловичу грезилась его новая жизнь. У него скоро будет семья, не такая, как те две, ошибочные, а настоящая. Лилечка, не успеешь оглянуться, может и ребенка родить.
Лилечка спала, склонив головку к левому плечу и приоткрыв ротик. Простыня, словно на картине Рубенса, воздушной волной охватывала лишь ее дивные чресла, отставляя открытой грудь.
«Ребенок! — более отчетливо подумал Станислав Михайлович, приподнявшись на локте и жадными глазами созерцая свое сокровище. — Как же я буду его любить! Я перецелую каждый его пальчик! Я буду с ним все свободное время. К черту всех девиц и друзей с кружками пива, к черту весь футбол и сауны с китаянками…
Миленку вообще маленькой не помню. Одно осталось в памяти, что у нее болели уши и она ужасно орала по ночам, когда жутко хотелось спать. Олег?.. Тоже прошел как-то мимо. Надо было работать, крутиться, чтобы удержаться на поверхности во время крутых перемен в стране. А вот теперь я смогу действительно выйти в настоящие отцы. Чего скрывать, хочу семью не просто, чтобы была, как у других и для других, а чтобы для меня».
Месяца четыре спустя, как и предчувствовал Пшеничный, Лилечка сказала, что ждет ребенка. И переход в новую жизнь был начат. Станислав Михайлович сделал Лилии предложение, не удержавшись, впрочем, от внешне ироничного вопроса: любит ли она его? Волновался, что скрывать, вдруг скажет, не знаю. Но Лилечка встала из-за стола, они были на даче, села к нему на колени, обвила руками его за шею и прошептала:
— Я и не знала, — все-таки не обошлась без своего любимого выражения, — что можно так любить.
ГЛАВА 3
— Сволочь, подонок… — Брызги слез из глаз. Инга захлебывалась в словах и рыданиях.
Она то бросала в Пшеничного подушками, то сама падала на них и забывалась на несколько секунд. Но гнев вновь придавал ей силы. Вскочив с пола, она кинулась к нему.
— Осторожней! — Станислав Михайлович легко отвел жадно протянутые к нему руки с длинными ногтями. — Не поцарапай мне лицо. У меня сегодня важная встреча.
Инга замерла, остановленная его спокойным повседневным тоном.
— Какая же ты сволочь! — голосом по нарастающей выкрикнула она, взметнув вверх руки, точно через воздух все-таки хотела царапнуть его холеные полные щеки, раздувавшиеся от самодовольства.
Она впилась взглядом в ненавистное ей лицо Пшеничного, которое только по истечении семнадцати лет она с большим трудом научилась как бы не замечать. Они стояли друг напротив друга в просторном салоне с окнами во всю стену, под которыми полукругом выгнулся коричневый с бордовым вкраплением диван. Картины, светильники, вазы, столики — все было развешано, расставлено опытной рукой дизайнера. Это был выставочный салон, в котором люди не жили, а существовали, наполняя его своим присутствием, как статисты съемочную площадку. Души не было. Было прохладно, ровно, спокойно.
И вот первое вулканической силы возмущение. Первое за семнадцать лет.
— Пойди прими свое лекарство, и мы попытаемся поговорить, — сказал жене Станислав Михайлович.
Инга взглядом метнула в него проклятие и ушла в спальню. Вернулась, перевязывая на ходу пояс халата. Села за стол, расположенный в нише за раздвижными дверями. Станислав Михайлович расположился неподалеку в кресле.
— Отчасти, — начал он, — мне понятно твое возмущение. Действительно, мое предложение о разводе прозвучало неожиданно, хотя, полагаю, не стоит скрывать, что мы уже несколько лет как охладели друг к другу.
— А ты бы хотел, чтобы всю жизнь шиповником алым пламенела супружеская любовь?! — колко спросила Инга. — От шиповника в супружестве остаются только шипы, лепестки осыпаются на свадебную фату и тут же вянут. Это мое тебе предостережение. Твоя новая любовь исчезнет точно так же, едва вы обменяетесь кольцами.
Пшеничный усмехнулся:
— Не надо судить о других по себе. Было время, мы очень любили друг друга, — напомнил он. — Я оставил Зою ради тебя. И поверь, она мне не устраивала никаких сцен.
— Еще бы! — встала из-за стола Инга и, подойдя к стойке бара, налила себе бокал мартини. — Она же натура возвышенная, она вся там, где нас нет! В своем литературном мире. И тебе это как раз не нравилось. Ты говорил мне: «Ты живая, настоящая! Твои желания понятны мне своим примитивизмом». Да, у меня были примитивные желания. А знаешь почему? — Инга приблизилась к краю стола и наклонилась к мужу, чтобы до него быстрее дошел безжалостный смысл ее слов: — А потому, что я тебя никогда не любила. Никогда! Понял?! — торжествующе усмехнулась она.
Станислав Михайлович лениво махнул рукой:
— Сейчас мне это уже безразлично. И к тому же я отдаю себе отчет, что в тебе говорит обида. Зачем же тогда ты вышла за меня?
— Безразлично?! — взвизгнула Инга и захлебнулась мартини. Стала откашливаться, брызгая слюной.
Пшеничный брезгливо
