Где-то там, за облаками… - Алексей Федотов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из остатков сыра и хлеба я соорудил бутерброд, вспомнив при этом просьбу жены, сходить за хлебом. За хлебом — это можно. Это близко. Минут за десять, как раз, и обернусь. Торопливо натягиваю брюки, прямо поверх линялого трико. Накидываю куртку, благо, что на улице потеплело и, прихватив плетеную авоську, выхожу. Прямиком в мягкие объятия солнца и по-весеннему хорошей погоды. Вчерашние снежные заносы уже стаяли, образовав редкие лужицы мутной, стоячей воды. Мокрый асфальт подсыхает, являя на свет грязно-белые соляные разводы. В воздухе стоит гам, взбудораженных неожиданным подарком природы птиц. Где-то невдалеке капает вода, выбивая мелодичную дробь. Мимо, с улыбкой кивнув, чинно проходит молодая соседка снизу, катя перед собой цветастую коляску с гукающим малышом. Прямо напротив подъезда, на натужно кряхтящих качелях, устроились двое пацанят в измазанных грязью курточках и одинаковых полосатых шапочках. Мальчишки о чем-то оживленно спорят, отчаянно жестикулируя и стараясь перекричать друг друга. Судя по отдельным более или менее разборчивым фразам, спор шел о каком то Ваське из соседнего дома. Один доказывал, что наглеца и подлеца Ваську давным-давно пора отлупить как следует. Другой кричал, что делать этого не следует, так как Васька сам кого хочешь, отлупит. Улыбаюсь уголками губ, мысленно желая удачи маленькому искателю истины.
Прохожу сквозь сырой, пахнущий плесенью полумрак проходной арки и выхожу на шумящий пробегающими мимо автомобилями и галдящий пешеходами проспект. Прямо к сияющему мытыми стеклами магазинчику с пикантным названием "У Елены".Вот за что мне нравится нынешняя Москва, так это за изобилие мелких магазинчиков. Не однотипно-обезличенных коммерческих ларьков с невидимыми за зарешеченной витриной продавцами. А именно маленьких, чистеньких и опрятных магазинчиков, занявших бывшие прачечные, булочные, "Овощи и фрукты" с вечным запахом тухлой капусты и никому не нужные "Службы проката" с их вечно пустыми полками.
Этот магазинчик, например, занимал помещение бывшей прачечной. И не могу сказать, что я сильно огорчился, когда увидел, что вечно закрытую металлическую дверь с корявой надписью "Санитарный час", сменила красивая пластиковая дверь. А забитые толстыми и ржавыми прутьями окна, преобразились в высокие витрины.
Внутри магазина было довольно уютно. Белые, импортного кафеля стены. Тихо шуршащие кондиционеры над входом. Стеклянные, набитые продуктами холодильники. И приветливо улыбающиеся продавщицы. Я, конечно, понимаю, что улыбаться для них тоже работа.
Но все равно приятно.
Прохожу сквозь турникет — самообслуживание тоже штука приятная — и попадаю в царство изобилия. Старательно игнорирую ряды разноцветных бутылок, пестрящих иноземными надписями. Я сюда только за хлебом. Выбираю и складываю в авоську завернутые в хрустящий целлофан батон и мягкую буханку белого хлеба. Кидаю алчный взгляд на бутылкии решительно иду к выходу. Девушка на кассе быстро проводит ручным сканером по бумажным наклейкам выбранных мною пакетов. Стрекочет миниатюрной клавиатурой, выбивая чек.
И все это улыбаясь. Улыбаюсь в ответ, неторопливо отсчитывая мелочь. Мда. Мы конечно понахватались привычек у "загнивающего" капитализма запада. Но думаю, что умение улыбаться клиенту, далеко не самое плохое. Главное не перегибать палку.
Вновь засовываю уже оплаченный хлеб в авоську и иду к дверям. Преодолевая неулыбчивого охранника у турникета. Мрачный. Смотрит подозрительно.
Украдкой оглядываю себя, замечая выпростанные из-под штанин синие тесемки трико и торчащий из-под куртки уголок пижамы.
Ну извини друг, я не на светский раут собирался, а всего лишь за хлебом. А платежеспособность свою я вроде уже доказал. Немного подумав, возвращаюсь чтобы купить еще пачку дорогих, ментоловых сигарет (хватит цветочный горшок на балконе удобрять, и так уже из него сыплется) и коробку конфет.
Будет чем вечером перед женой грехи замаливать. Кидаю украдкой взгляд на фигуру в камуфляжном комбинезоне, застывшую у входа. Ну и что ты, образина эдакая, на меня уставился? Обычный небритый мужик, выскочивший на минуту за хлебом.
Выхожу на улицу, щурясь от яркого солнечного света. После мягкого полумрака магазина, дневной свет всегда слишком ярок для глаз. Он бескомпромиссно слепит глаза, вызывая слезы, и заставляет малодушно прикрываться ладонью. И одновременно дарит мягкое тепло, нежно ласкающее лицо. Нет, человек все-таки еще очень близок к природе. И это чувствуется именно вот в такие дни как этот. Когда вздрагивающие от кашля и насморочного хлюпанья дома, накрываются дымчатым одеялом теплого солнечного утра. Когда уже увядшая к зиме природа, оживает, являя сочные сочетания осенних красок. Когда меняется настроение и тело наполняется легкостью и энергией. Когда ненадолго отступают повседневные заботы и проблемы. Когда появляется глупое желание по мальчишески скакать по лужам, разбрызгивая ногами воду и пугая прохожих. Когда на лицах окружающих тебя людей расцветают столь редкие в наше неспокойное время улыбки. Когда хочется во всем видеть только приятное, а не ту серую обыденность жизни коя окружает нас в реальности.
Я выкладываю хлеб в деревянную хлебницу и заботливо накрываю полотенцем. Хлеб в пластиковых пакетах хранить нельзя. Хлеб он дышать должен. Потом налил стакан чая и снова пристроился к компьютеру, положив бутерброд на белый корпус системного блока. Дисплей оживает от моего прикосновения к клавиатуре, высвечивая ровные ряды слов.
Перечитываю последнюю страницу. Черт. Опять не то. Вот чувствую, что не удастся мне эта книга. Не знаю почему, а вот чувствую, и все тут.
Нельзя реанимировать мертвеца умершего еще при рождении. Добиться моторных реакций можно. А оживить нет. Что-то не так пошло с самого начала. И героя пришлось прикончить — надо нового придумывать. И сюжетная линия катится к чертовой матери.
Отхватываю от бутерброда солидный кусок и задумчиво смотрю на экран.
Иногда, если мне кажется, что что-тоне так, и если я не слишком далеко забрался в дебри сюжета и количества написанных страниц, то хладнокровно убиваю неудавшееся и начинаю все с самого начала. С самого, самого. С чистого белого листа с черточкой мерцающего курсора в верхнем левом углу. Однако не думайте, что подобное решение принять легко. Все-таки убивать пусть и не лучшую, но все же родную, частичку души очень нелегко. Больно.
Любая моя книга как ребенок. Она рождается, растет, преодолевая сложные перипетия сюжета, и достигает зрелости, превращаясь в пахнущее
