Андроид Каренина - Лев Толстой

— Неужели вам не скучно зимою в деревне? — сказала она.

— Нет, не скучно, я очень занят, — сказал он, чувствуя, что она подчиняет его своему спокойному тону, из которого он не в силах будет выйти. Вокруг них, как по обыкновению случалось после террористических атак, лабиринт спешно подготавливали к открытию: унесли с катка раненых и мертвых, оставалось только дождаться, когда роботы 77-го батальона завершат сканирование уровня безопасности. Управляемые Смотрителями механизированные солдаты переворачивали лавочки, подправляли секции лабиринта, их сенсоры сияли от ощущения собственной значимости.

— Вы надолго приехали? — спросила его Кити.

— Я не знаю, — отвечал он, не думая о том, что говорит. Мысль о том, что если он поддастся этому ее тону спокойной дружбы, то он опять уедет, ничего не решив, пришла ему, и он решился возмутиться.

— Как не знаете?

— Не знаю. Это от вас зависит, — сказал он и тотчас же ужаснулся своим словам.

В этот момент зазвонил маленький колокольчик, возвещая о том, что лабиринт для катания вновь открылся: дорожки были очищены и отполированы II/Мастером катка/490, и вновь можно было начинать кататься. Не слыхала ли она его слов, или не хотела слышать, но она как бы спотыкнулась, два раза стукнув ножкой, и поспешно поехала прочь от него. Левин вывел Сократа из Спящего Режима и стал горько причитать:

— Боже мой, что я сделал! Господи, Боже мой! Помоги мне, научи меня!

— Да, — отозвался робот суховато, — Бог вам в помощь.

Глава 8

— На них следовало бы устроить облаву, — сказал Степан Аркадьевич, вылавливая очередную устрицу из огромной чаши, стоявшей на столе между ним и Константином Дмитриевичем. — Все до единого должны быть пойманы и зарезаны прямо на улицах города, они этого заслуживают, дикие звери.

Эта главная новость дня она полностью занимала Степана Аркадьича за ужином. Левин, несмотря на то что сам побывал в самой гуще ужасных событий, ответил своему собеседнику более сдержанно и обдуманно.

— Не кажется ли тебе, друг, что мы и так уже пролили немало крови в борьбе с СНУ? Ты никогда не думал о том, что амнистия и переговоры — более разумный путь в решении этой проблемы?

— Да, да, конечно! Заключение перемирия с целью обуздать их — пожалуйста! — согласился Степан Аркадьич. — Но не с жаждущими крови лунатиками, с их кощеями, божественными устами и эмоциональными минами! Пусть их загонят в угол и на глазах у народа подвергнут самому жестокому из всех возможных наказаний!

Беседа в таком же духе продлилась еще минут пять-десять, затем тему сменили. У Облонского не было собственных мыслей о случившемся, только те, что были получены из вечернего потока новостей, а Левин был слишком поглощен той целью, с которой он приехал в Москву, и не мог, как это часто случается, переключиться на вопросы политики.

— А ты не очень любишь устрицы? — сказал Степан Аркадьич, выпивая свой бокал, — или ты озабочен чем-то? А?

Ему хотелось, чтобы Левин был весел. Но Левин не то что был не весел, он был стеснен. С тем, что было у него в душе, ему жутко и неловко было в трактире, между кабинетами, где обедали с дамами, среди этой беготни и суеты; эта обстановка бронз, зеркал, газа, II/Официантов/888 — все это было ему оскорбительно.

Он с волнением взглянул на Сократа в поисках объяснения своего душевного состояния.

— Вы боитесь, — ответил робот-компаньон тихим и спокойным голосом, — боитесь очернить то, чем живет сейчас ваша душа.

— Ну что ж, поедешь нынче вечером к нашим, к Щербацким то есть? — сказал вдруг Стива, обратившись к теме, которой так боялся Левин. Глаза Степана Аркадьича значительно заблестели, он отодвинул пустые шершавые раковины и, оперируя силовым манипулятором, закрепленным на запястье, придвинул к себе тарелку с сыром.

— Да, я непременно поеду, — сказал Левин с чувством.

— О, какой ты счастливец! — подхватил Степан Аркадьич, глядя в глаза Левину.

— Отчего?

— Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам, юношей влюбленных узнаю по их глазам, — продекламировал Степан Аркадьич. — У тебя все впереди.

— А у тебя разве уж позади?

— Нет, хоть не позади, но у тебя будущее! Ты повелитель настоящего и будущего, будто бы ты являлся частью проекта «Феникс».

Облонский по-доброму засмеялся над своей собственной подколкой и потянулся за третьей устрицей. Сколь ни велики были достижения Века Грозниума, от проекта «Феникс», ставившего целью создание машины, использующей уникальные свойства Волшебного Металла, давно отказались. Предполагалось, что машина сможет прожигать дыру в космическом времени. Отказ от проекта «Феникс» и нескольких других, столь же грандиозных, вызвал возмущение группы государственных ученых, в последствии и создавших треклятый СНУ. Теперь же идея путешествия во времени казалась настолько нелепой, что годилась разве что для дежурной шутки в модном окружении Стивы.

— Эй! Уноси! — крикнул он II/Официанту/888 и вновь обратился к другу. — Так ты зачем же приехал в Москву?

— Ты догадываешься? — отвечал Левин, не спуская со Степана Аркадьича своих в глубине светящихся глаз.

— Догадываюсь, но не могу начать говорить об этом. Уж по этому ты можешь видеть, верно или не верно я догадываюсь, — сказал Степан Аркадьич, с тонкою улыбкой глядя на Левина.

— Ну что же ты скажешь мне? — сказал Левин дрожащим голосом и чувствуя, что на лице его дрожат все мускулы. — Как ты смотришь на это?

Степан Аркадьич медленно выпил свой стакан Шабли, не спуская глаз с Левина. Он бросил кусок говядины Маленькому Стиве, который тут же открыл маленькое отверстие на лицевой панели и затянул подачку внутрь при помощи появившегося из недр шланга. Верный маленький сервомеханизм не нуждался в еде, но и он, и его хозяин находили удовольствие в этом ритуале.

— Я? — сказал Степан Аркадьич, — я ничего так не желал бы, как этого, ничего. Это лучшее, что могло бы быть.

— Но ты не ошибаешься? Ты знаешь, о чем мы говорим? — проговорил Левин, впиваясь глазами в своего собеседника. — Ты думаешь, что это возможно?

При этих словах Сократ наклонился вперед ровно настолько, сколько требовалось, чтобы придать телу вопрошающее положение.

— Думаю, что возможно. Отчего же невозможно?

— Нет, ты точно думаешь, что это возможно? Нет, ты скажи все, что ты думаешь! — Сократ наклонился вперед еще на шесть градусов, его низко склоненный корпус выражал нетерпение Левина. — Ну, а если, если меня ждет отказ?.. И я даже уверен…

— Отчего же ты это думаешь? — улыбаясь на его волнение, сказал Степан Аркадьич.

— Так мне иногда кажется. Ведь это будет ужасно и для меня и для нее.

— Ну, во всяком случае для девушки тут ничего ужасного нет. Всякая девушка гордится предложением.

— Да, всякая девушка, но не она.

Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в мире разделяются на два сорта: один сорт — это все девушки в мире, кроме нее, и эти девушки имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт — она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.

— Постой, соуса возьми, — сказал он, удерживая руку Левина, который отталкивал от себя соус.

Левин покорно положил себе соуса, но не дал есть Степану Аркадьичу.

— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, все; но я знаю, что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради бога, будь вполне откровенен.

Сократ еще немного подался вперед и глаза его засветились ярким оранжево-желтым светом.

— Я тебе говорю, что я думаю, — сказал Степан Аркадьич, улыбаясь. — Но я тебе больше скажу: моя жена — удивительнейшая женщина… — Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: — У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, — она знает, что будет, особенно по части браков.

Оба они засмеялись, однако смех Левина был скорее нервным, чем веселым. Его истинное душевное состояние можно было прочесть по глазам Сократа, в которых быстро мигали огоньки — желтые, красные, оранжевые.

— Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она — на твоей стороне.

— То есть как?

— Так, что она мало того что любит тебя, — она говорит, что Кити будет твоею женой непременно.

При этих словах лицо Левина вдруг просияло улыбкой, тою, которая близка к слезам умиления.

— Она это говорит! — вскрикнул Левин. — Я всегда говорил, что она прелесть, твоя жена. Ну и довольно, довольно об этом говорить, — сказал он, вставая с места.