Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Гарднер Дозуа

Бьянка пропустила мимо ушей обвинение в соучастии.

— Хорошо. И каков же ваш план? — спокойно спросила она.

— Что?

— Ваш план, — повторила Бьянка. — Для Финистерры. Как вы намерены ее спасти?

Некоторое время Дин смотрела на собеседницу, потом покачала головой.

— Я не могу, — сказала она.

Дин встала и подошла к восточному окну. За полосой дождя, заливавшего окно, небо приобрело розовато-лиловый цвет, местами переходящий в индиго. Его оживляли лишь редкие вспышки молний, озарявшие плавники далеких заратанов на внешних границах архипелага. Дин положила ладонь на оконное стекло.

— Я не могу спасти Финистерру, — тихо произнесла она. — Я лишь хочу помешать вам, hijos de puta[9], убивать заратанов.

Бьянка была оскорблена.

— Ты сама шлюха, — выговорила она. — Ты их точно так же убиваешь. И делаешь из них воздушные шары — так чем же ты лучше?

Дин повернулась к ней.

— Заратан размером с того, которого они убивают сейчас, мог бы обеспечить обитателей Финистерры воздушными шарами на сто лет, — заявила она. — Есть только один способ спасти архипелаг: нужно сделать так, чтобы живые заратаны стали более ценными, чем мертвые. А единственная польза от живого заратана на Небе — это жизненное пространство.

— И вы пытаетесь дать возможность жителям Финистерры колонизировать других заратанов? — спросила Бьянка. — Но зачем им это? Какую они извлекут пользу?

— Я уже говорила, — вздохнула Дин. — Финистерра умирает… Знаешь, как убивает падение на Небо, Бьянка? Сначала давление. На склонах Финистерры, где живут люди, оно составляет немногим больше тысячи миллибар. Пятью километрами ниже, под килем Финистерры, давление удваивается. При двух тысячах миллибар ты все еще можешь дышать. При трех тысячах начинается азотный наркоз — «кессонная болезнь», так ее раньше называли. При четырех тысячах давление кислорода вызывает легочное кровотечение.

Она отошла от окна и обратилась к Бьянке.

— Но ты все равно до этого не доживешь. Из-за жары. Каждую тысячу метров средняя температура поднимается на шесть или семь градусов. Здесь она составляет пятнадцать градусов. Под килем Финистерры — ближе к пятидесяти. А двадцатью километрами ниже воздух такой горячий, что в нем можно кипятить воду.

Бьянка не отвела взгляда.

— Я могу представить себе и худшие способы умереть, — сказала она.

— На Финистерре живет семнадцать тысяч человек, — продолжала Дин. — Мужчины, женщины, дети и старики. Там есть город — они называют его Потерянный город, la ciudad perdida. Некоторые семьи на Финистерре насчитывают шесть поколений. — Она с горечью рассмеялась. — Им бы следовало называть его la ciudad muerta[10]. Они ходячие мертвецы, все семнадцать тысяч. И это несмотря на то, что никто из живущих ныне на Финистерре не увидит ее гибели. Посевы уже не всегда дают урожаи. Летом все чаще умирают старики и старухи, поскольку воздух становится более сухим и жарким. Дети детей, рожденных сегодня, будут вынуждены подняться в горы, поскольку на более низких склонах станет слишком жарко, чтобы выращивать новые урожаи; однако почва там недостаточно плодородна, и урожаи не будут обильными. А дети их детей… не успеют вырасти, чтобы иметь собственных детей.

— Но до тех пор кто-то их обязательно спасет, — возразила Бьянка.

— Кто? — спросила Дин. — Консилиум? И куда они их денут? Вакуумные сферические станции и гондолы переполнены. Ну а что касается остального Неба, обитатели Финистерры считаются «мятежниками» и «криминальными элементами». Кто согласится их принять?

— Значит, Валадез делает им одолжение, — заключила Бьянка.

Дин уставилась на Бьянку.

— Эммануэль Валадез руководит вашей операцией?

— Это не моя операция, — отчеканила Бьянка, стараясь сохранять хладнокровие. — И я не спрашивала его имени.

Дин вновь уселась на стул, стоявший у окна.

— Конечно, как может быть иначе, — пробормотала она. — Кого еще они могли… — Она замолчала и посмотрела в западное окно, в сторону бойни. А потом вдруг резко повернулась к Бьянке. — Что ты имела в виду, когда сказала «делает им одолжение»? — спросила она.

— Финистерра, — ответила Бьянка. — Он хочет украсть Финистерру. Дин не сводила глаз с собеседницы.

— Боже мой, Бьянка! А как же люди?

— А что — люди? — спросила в ответ Бьянка. — Им будет лучше в другом месте, ты же сама сказала.

— А что заставляет тебя думать, будто Валадез намерен их эвакуировать?

— Он вор, а не убийца.

Дин бросила на Бьянку испепеляющий взгляд.

— Он убийца, Бьянка. Его отец был стражем, а мать женой алькальда Сиадад Пердида. Он убил своего приемного отца, двух дядей и трех братьев. Валадеза собирались казнить — сбросить с края, но его подобрал катер стражей. Валадез провел с ними два года, а потом убил сержанта и трех стражей, украл их шлюпку и продал ее, чтобы купить билет на космический корабль. Вероятно, он считается самым опасным преступником на Небе. — Неожиданно она покачала головой и слабо улыбнулась Бьянке: — Неужели ты ничего не знала, когда согласилась на него работать?

Голос Дин был полон жалости, которая отразилась и на лице. Бьянка не выдержала и отошла к восточному окну. Дождь начал слабеть, молнии вспыхивали все реже.

Она подумала о своих моделях, о планах поднятия Финистерры к краю атмосферы, где ее поджидал небесный крюк: газовые оболочки надувались, заратан поднимался вверх, сначала медленно, а потом постепенно ускоряясь, к верхним пределам атмосферы Неба. Но теперь перед глазами мечтательницы стояло не призрачное творение ее разума, а живой образ — замерзшие от холода деревья, покрытая льдом вода и кровь, кровь…

Она представила свой родной дом в Пунта-Агила, теперь дом ее невестки, и увидела, как покрываются коркой льда стекла на окнах, чернеют и умирают деревья во дворе. Она видела Меркадо де лос Макуладос под темнеющим небом, тенты, уносимые ледяным сухим ветром.

Он убил летевшего на шаре мужчину, подумала она. Он был готов убить Дин. Он способен на все. Бьянка тряхнула головой.

Убийство одного или двух человек, чтобы скрыть преступление, является преднамеренным. Но убить семнадцать тысяч человек, сознательно лишив их воздуха для дыхания — мужчин, женщин и детей, — это уже геноцид.

Она взяла чашку со стола и залпом осушила.

— Благодарю за кофе, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

— Как ты можешь ему помогать? — резко спросила Дин.

Дин стояла, сжав руки в кулаки, ее трясло. Лицо Бьянки превратилось в холодную маску. Она уселась на стул.