Князь грязи - Елена Прокофьева

Раньше я думал - такое просто невозможно, в конце концов, тоннели роют люди и они обязательно должны выходить куда-то, по крайней мере, наверх - уж точно! Обычно идешь через каждые пол метра люки над головой, а здесь - ни одного! Признаться, я впал в панику, носился с воплями, весь в слезах, пока не устал. Споткнулся, упал, лежал в каком-то углу и трясся, пока не вспомнил слова Урода, пока не вспомнил, о нашем Боге. Тогда я встал на колени и принялся молиться. Я не знаю, как ему молятся все остальные, а я только шептал, что я его люблю, что буду всегда слушаться и все, что угодно, для него сделаю, если сейчас он не даст мне пропасть... И почти в тот же момент я увидел ступеньки прямо перед своими глазами, ступеньки ведущие вверх. Они были ржавые, прогнившие и грозили вывалиться из стены от простого к ним прикосновения, но они выдержали мой легкий вес, и я поднялся по ним на бетонный выступ, заваленный, наверное, целыми тоннами мусора, который мне пришлось разгребать, чтобы докопаться до отверстия люка. На люке этом даже не было крышки, он был просто забит гнилью. Представляю, какое я являл из себя зрелище, когда вылезал наружу - грязный, оборванный, исцарапанный. К счастью, ночь была, да и оказался я где-то в такой глухомани, что люди там и днем, наверное, не ходят.

Я был там несколько месяцев спустя - это комплекс каких-то заброшенных зданий на задворках города. Одни прогнившие стены, куски арматуры, строительный хлам, и всюду трава по пояс. Картина - мир после ядерной войны.

Побродив там немного я выяснил, что когда-то там, скорее всего, было депо, уж больно много рельсов кругом, да и останки вагонов в огромном количестве тонут в зарослях пижмы. Может, пожар уничтожил депо это самое, я не знаю, да и плевать мне на него. важно то, что это место стало для меня почти святым. Я долго думал и понял, что в тот ужасный день наш Бог просто испытывал меня, он размышлял, принять ли меня в круг детей своих или нет... И он решил меня принять.

Совсем недавно я проделал снова тот путь под землей, уже зная, что не заблужусь, что мне ничего не грозит, и все равно было жутко немного, я словно слышал мои собственные вопли, что отражались от стен и эхом уносились в многочисленные переходы, я слышал свои всхлипывания и шепот бессвязной молитвы. Я даже нашел то место, где стоял на коленях, и вновь коснулся ржавых скоб, за которые хватался тогда дрожащими пальцами.

Интересно, все ли проходили похожие испытания или только я? Почему-то, когда я спрашиваю об этом, никто не отвечает ни да, ни нет... Может быть не знают, что считать испытанием, а что просто собственной глупостью, а может быть... об этом просто не принято говорить.

Но у меня-то точно было испытание. Таких случайностей просто не бывает. Согласитесь, я носился, как обезумевшее животное, по переходам, петляя и сворачивая куда попало, километров десять точно намотал, а упал на колени я точнехонько под люком. Все это неспроста!

Вообще мне кажется, что наш Бог выделяет меня среди моих собратьев, охраняет меня и заботится обо мне больше, чем о других. И, в конце концов, это справедливо, ибо большинство из наших пришли под землю не по своей воле - у всех разные истории, но каждый попал сюда вынуждено, один я пришел сам. У меня есть мать и отец, которые живут вполне обеспеченно, которые любят меня и всегда хорошо со мной обращались. Но я ушел от них, потому что что-то тянуло меня сюда, кто-то звал...

Помню, как я прилипал к вагонному стеклу поезда метро, как колотилось сердце в моей груди, когда поезд останавливался внутри тоннеля, как я вертел головой по сторонам, пытаясь разглядеть - что же там... Почти никогда я не видел ничего, кроме проводов, но я догадывался, что это далеко не все. Я подбивал друзей забираться в канализационные люки, я лазил по подвалам домов, заглядывал в вентиляционные шахты.

Я ждал, когда же, наконец, смогу уйти. Уйти в тот мир, для которого я предназначен...

Я ушел, когда мне исполнилось пятнадцать. И ушел я не сразу, поначалу просто пропадал на несколько дней, потом возвращался - грязный и голодный, торжественно клялся рыдающей матери, что больше не уйду и - уходил снова.

Я возвращался все реже и реже, а потом... я даже не знаю, как так получилось, но день, когда я собирался навестить родителей откладывался... откладывался... откладывался, и я, наконец, перестал о нем думать вовсе.

Так уж получилось - мой дом здесь. А у отца с матерью есть еще Наташка, моя младшая сестра, может быть, она вырастет нормальной, такой, как они хотят. Мать всегда говорила нам, что единственное ее желание, видеть нас счастливыми. Ну так значит, она должна быть довольна, потому что я счастлив!

Некоторые тоннели я знаю очень плохо и передвигаюсь по ним метр за метром чуть ли не на ощупь, некоторые знаю вполне прилично и могу ходить по ним спокойно, а некоторые я знаю, как собственные пять пальцев. Так вот этот тоннель от Текстильщиков до дома - места, где живу я и еще пятеро бомжей - он именно из таких. Я могу бежать по нему с закрытыми глазами и заворачивать правильно везде, где надо. Уже выработался рефлекс, хотя Михалыч говорит, что у меня какой-то особенный талант безошибочно ориентироваться в пространстве и находить выход из любого лабиринта, что это природный дар, что сам он, даже если проживет здесь двадцать лет, потеряется сразу же, как только хоть на шаг отступит от хорошо знакомого пути. Может быть, все что он говорит - верно, по крайней мере, мне приятно думать именно так - что у меня талант, что у меня дар, что у меня гораздо больше возможностей, чем у других людей, что я... избранник.

Наш дом - это почти всегда сухой кусочек заброшенного тоннеля, который заканчивается, правда, тупиком, что не очень удобно - чувствуешь себя все время, как в мышеловке, но зато там нет никаких коммуникаций, которые имеют обыкновение проверять сотрудники наземных служб, и еще там можно жечь костер дым уходит сквозь вытяжку в потолке и его незаметно снаружи. Так что, по сути, жилище очень удобное, не у всех такое есть.

Когда я пришел, Михалыч и Урод спали, Хряк с Лариской тоже, но эти спать отползают в дальний угол, чтобы никто не видел, как они трахаются. А кому они нужны?

Кривого снова не было. Он все время шляется где-то по ночам, а днем спит, прямо как я. Но я-то понятно где шляюсь, а он где? Я не спрашивал никогда, и никогда не следил за ним, просто потому, что я его боюсь. И не потому, что он бандюга и может пришить просто так, от скуки, - он не бандюга и даже напротив. Я его боюсь, потому что не знаю, что он вообще среди нас делает. Как бы вам объяснить... не такой он человек, у которого можно квартиру отобрать и на улицу вышвырнуть. У него такие глаза! Когда я говорил о нашем Боге, о том, что он позвал меня к себе и потому я пришел, он все время так странно смотрел на меня и, кажется, усмехался. Может, он тоже считает себя избранником?.. Я его не спрашивал, а он никогда не говорил.