Осенний мост - Такаси Мацуока

— Ах, господин Гэндзи, вы так добры! Но я знаю, когда следует признать поражение.

Гейша улыбнулась, поклонилась и отошла к Хэйко. Они обменялись несколькими словами. Хэйко передала свой сямисен другой гейше и подошла к Гэндзи. Когда она шла через комнату, глаза всех мужчин неотрывно следили за нею. Даже Сэйки, его мрачный управляющий двором, и Кудо, глава его телохранителей, не устояли. Если бы среди самураев оказался предатель, как подозревал его дедушка, сейчас был бы идеальный момент для покушения на Гэндзи. Если, конечно, не считать той детали, что предатели, если таковые имелись, тоже смотрели на Хэйко. Такова была сила ее красоты. Она брала верх даже над дисциплиной и разумом.

— Я вовсе не хотел мешать вашему представлению, — сказал Гэндзи.

Хэйко поклонилась и села рядом с ним. Тихий шорох ее шелкового кимоно напомнил Гэндзи шум волн, неспешно набегающих на далекий берег.

— Вы вовсе не помешали мне, мой господин, — отозвалась Хэйко.

Гэндзи впервые услышал, как она говорит. Ему потребовалось все его немалое самообладание, чтобы не задохнуться от потрясения. Ее голос звучал, словно колокольчики, — нет, не в прямом смысле слова, но его отзвук тоже, казалось, продолжал звучать даже тогда, когда на самом деле он уже стихал. Теперь, когда Хэйко очутилась рядом, Гэндзи заметил под ее макияжем намек на веснушки. Хэйко с легкостью могла бы их скрыть, но не стала этого делать. Этот небольшой недостаток заставил Гэндзи подумать о неизбежном несовершенстве самой жизни, ее недолговечности и непредсказуемости, и придал красоте Хэйко безупречный оттенок печали. Действительно ли она настолько очаровательна, или его стремление притвориться пьяным завело его далее, чем он намеревался?

— Я перебил вас, — сказал Гэндзи. — Вы больше не играете на сямисене.

— Это так, — согласилась Хэйко. — Но я по-прежнему продолжаю представление.

— Вы? Но где же ваш инструмент?

Хэйко развела пустыми руками, как будто в них что-то было. Ее улыбка была настолько легкой, что еще чуть-чуть, и ее не стало бы вовсе. Она посмотрела Гэндзи в глаза и не отводила взгляда, пока он не сморгнул, равно удивленный и ее словами, и ее взглядом.

— И какова же суть вашего представления?

— Я изображаю гейшу, которая изображает, будто она куда сильнее заинтересована своим гостем, чем это есть на самом деле, — отозвалась Хэйко. Ее улыбка сделалась чуть более явной.

— Что ж, это очень честно с вашей стороны. Ни одна известная мне гейша никогда бы не решилась на такое признание. Разве это не нарушает правила вашего искусства — признание хотя бы в самой возможности неискренности?

— Лишь нарушив правила, я смогу приблизиться к своей цели, господин Гэндзи.

— И какова же ваша цель?

Хэйко подняла руку, чтобы скрыть улыбку за рукавом, но ее глаза улыбнулись Гэндзи.

Она сказала:

— Если я назову вам ее, мой господин, для вас не останется загадок, кроме моего тела. А долго ли ему удастся удерживать ваш интерес, каким бы соблазнительным и искусным оно бы ни было?

Гэндзи рассмеялся.

— Я слыхал, что вы прекрасны. Но никто не предупредил меня, что вы умны.

— В женщине красота без ума — это все равно, что в мужчине сила без храбрости.

— Или в самурае — знатность без воинской дисциплины, — сказал Гэндзи, словно осуждая сам себя.

— Как это забавно — если, конечно, предположить, что такое вообще возможно, — заметила Хэйко. — Я изображаю гейшу, которая изображает, будто она куда сильнее заинтересована своим гостем, чем это есть на самом деле, а вы изображаете знатного господина без воинской дисциплины.

— Если вы изображаете, будто вы изображаете, не значит ли это, что на самом деле гость вызывает у вас интерес?

— Конечно же, мой господин. Как же вы можете не интересовать меня? Я так много о вас слыхала! И вы так не похожи на остальных знатных господ!

— Не так уж я и отличаюсь от них, — возразил Гэндзи. — Многие растратили свои силы и свои сокровища на женщин, поэзию и сакэ.

— Ах, но насколько мне известно, никто, кроме вас, не изображал, будто он это делает, — возразила Хэйко.

Гэндзи снова рассмеялся, хотя ему вовсе не было смешно. Он снова пригубил сакэ, чтобы выиграть время на обдумывание ее слов. Действительно ли она разглядела суть за его уловками? Или это всего лишь обычная игра гейши?

— Ну, я могу изображать, будто я изображаю, и все это время на самом деле быть тем, кого изображаю.

— Или мы можем отбросить все притворство, — сказала Хэйко, — и быть друг с другом такими, какие мы есть на самом деле.

— Это невозможно, — возразил Гэндзи и глотнул еще сакэ. — Я — знатный господин. Вы — гейша. Притворство — суть нашего существа. Мы не можем быть такими, какие мы есть на самом деле, даже когда пребываем в полном одиночестве.

— Возможно, — сказала Хэйко, заново наполняя его чашечку, — поначалу мы могли бы изображать, будто мы такие, какие есть на самом деле. Но лишь тогда, когда мы наедине друг с другом.

Она подняла свою чашечку.

— Пообещаете ли вы мне это, мой господин?

— Конечно, — отозвался Гэндзи. — Это будет забавно, пока будет длиться.

Дед предупреждал его, что вскоре ему будет грозить серьезная опасность от предателей. Насчет слишком умных гейш он его не предупреждал.

И что же ему делать с этой гейшей? Надо будет позаботиться, чтобы как только Киёри снова прибудет в Эдо — сразу же после Нового года, — они встретились с Хэйко. В эти ненадежные времена единственным, на что можно было положиться твердо, оставалось суждение Киёри. Он, с его непогрешимым пророческим даром, никогда не может ошибиться.

— О чем вы так серьезно думаете, мой господин? — спросила Хэйко.

— О моем дедушке, — ответил Гэндзи.

— Врунишка! — сказала Хэйко.

Гэндзи рассмеялся. Когда правда невероятна, а ложь больше обнажает, чем скрывает, каким же станет любовный роман? Да, это действительно обещает стать забавным.

Господин управляющий Сэйки приблизился к Гэндзи.

— Господин, время уже позднее. Пора отослать гейш домой.

— Это было бы вопиюще негостеприимно, — сказал Гэндзи. — Пусть они останутся у нас на ночь. У нас достаточно места. Южное крыло свободно.

В южном крыле располагались комнаты стражников, в которых до недавнего времени жили двадцать его лучших самураев. В настоящий момент они вместе с командиром кавалерии находились в монастыре Мусиндо, изображая из себя монахов.

— Господин! — сказал Сэйки, ужасно гримасничая. — Это будет вопиюще опрометчиво. Наша безопасность будет поставлена под угрозу. Теперь, когда половина наших стражников отсутствует, нам чрезвычайно не хватает людей. Мы не сможем следить за таким количеством чужих.