Ленин без грима - Лев Ефимович Колодный

совсем в других условиях живешь. „Хлебное занятие“, не знаю, не знаю, стоит ли к нему готовиться, думаю, не стоит, а если понадобятся деньги, поступить на какую-нибудь железную дорогу, по крайней мере, отзвонил положенные часы, и заботушки нет никакой, вольный казак, а то всякие педагоги, медицины, и т. п. захватывают человека больше, чем следует. На специальную подготовку время жаль затрачивать…»

Да, таких откровений в томах педагогических сочинений Н.К. Крупской не найдете. Там совсем другие наставления для детей трудящихся. Но, как видим, и иные мысли ведомы были Надежде Константиновне, столпу научного коммунистического воспитания, борцу за трудовую политехническую школу… Эти слова до недавних лет можно было увидеть на вывесках московских школ, испытавших на себе не одну реформу.

Все эти и другие письма свидетельствуют, что Ульяновы и примкнувшая к ним Крупская жили без нужды, в достатке, даже разделившись на четыре семьи. Но сейчас хотелось бы сказать о другом.

Русская интеллигенция могла посылать детей учиться за границу, даже имея средний достаток, какой был у Ульяновых, интеллигентов второго поколения.

Не все, конечно, российские юноши и девушки без особой пользы, как Мария Ульянова, учились в европейских университетах. Многие, как Савва Морозов, учившийся в Англии, получали блестящее образование за границей, становясь дипломированными инженерами, врачами, учеными, расширяли кругозор, перенимали передовой опыт, технологии.

На 25-м году жизни устремился за границу и Владимир Ульянов, чтобы укрепиться в избранной им вере на родине вероучителей.

В Москву после памятного лета в Кузьминках попал менее чем через год, весной 1895 года, по дороге в Европу, куда настоятельно советовал отправиться сестре. Его родные в очередной раз сменили московский адрес и проживали в Яковлевском переулке, у Курского вокзала, к которому тяготел по службе Марк Елизаров. Дом этот, уютный московский особнячок, хоть на нем висела мемориальная доска, сломали в шестидесятые годы, как и фасад замечательного Курского вокзала, пристроив к оставшемуся корпусу стеклянный блок, напоминающий римский вокзал Термини.

Ехал за границу Владимир Ильич легально, с заграничным паспортом, даденным ему для поездки на лечение якобы после перенесенной болезни. Жандармы вряд ли поверили в болезнь поднадзорного брата казненного Александра Ульянова, долго они отказывали в заграничном паспорте, советовали лечиться на Кавказе, пить ессентуки № 17.

Но паспорт дали, и заграничным агентам охранки рекомендовалось «учредить за деятельностью и заграничными сношениями Владимира Ульянова тщательное наблюдение».

Выполнить предписание было довольно трудно, потому что Петербуржец к тому времени стал опытным конспиратором, умел уходить от филеров, постоянно находился в пути, переезжал в Европе из города в город, из страны в страну… И не спешил домой, попав в объятия столпов отечественного марксизма, во главе их возвышался Георгий Плеханов, протянувший руку дружбы молодому марксисту Владимиру Ульянову, европейски образованному до приезда в Европу.

Первого мая 1895 года вырвавшийся на свободу Петербуржец пересекает государственную границу Российской империи и движется по железной дороге в Швейцарию. В пути возникают некоторые трудности в усвоении разговорного немецкого языка, о чем он сообщил матери. После Швейцарии — Париж, знакомство с зятем Карла Маркса, Полем Лафаргом. В июле — опять Швейцария, отдых на курорте.

Хотя некоторые временные языковые трудности при вживании в заграничную атмосферу случались, о чем свидетельствует письмо матери, но, впервые оказавшись в Европе, Владимир Ульянов чувствовал себя свободно: отдыхал, жил на курорте, часами просиживал в библиотеках, читал по первоисточникам интересовавшие его сочинения, писал и переводил. Не важно для него было, где жить: то ли в Швейцарии, то ли во Франции, то ли в Германии, по вполне понятной причине — благодаря отличному знанию иностранных языков. И дело не только в природной способности нашего вождя к иностранной речи, но и в замечательной системе классического образования, которое давала российская гимназия. Не какая-то особенная, столичная — самая рядовая, провинциальная, симбирская, в частности, из нее вышли два премьера России — Керенский и Ленин.

Посмотрим и расписание занятий в седьмом классе, когда в нем учился Владимир Ульянов (всего обучение длилось восемь лет).

Учились шесть дней в неделю, по четыре — максимум пять уроков. Из 28 часов занятий на физику, математику отводилось всего 5 часов! По часу на логику и географию, Закон Божий. По два часа — на историю, словесность. И 16 (шестнадцать) часов в неделю занимались гимназисты языками — греческим, латинским, немецким и французским, причем основное внимание обращалось на письменные и устные переводы с русского на иностранный! Когда я учился в Московском университете, ставилась задача только читать и переводить со словарем, не более того, общаться с иностранцами после такого курса никто не мог.

Гимназическое начальство не гналось за процентом успеваемости, не страшилось ставить нерадивым и неспособным двойки, нещадно оставляли таких на второй и третий год. Но уж те, кто получали аттестат зрелости, не бэкали, не мэкали, как все мы, воспитанники советских школ и университетов, не размахивали руками, прибегая к языку жестов, когда возникала необходимость поговорить с иностранцами.

В реальных училищах больше времени уделялось естественно-научным предметам. Но классическое образование нацелено было на постижение языков, на знание гуманитарных наук. Это позволяло сформировать мировоззрение молодых, дать возможность ощутить себя европейцами, дать в руки ключ к первоисточникам новейшей научной литературы, которая выходила главным образом на немецком и французском языках. Гимназическое образование позволяло каждому в 17 лет, при желании, заводить деловые отношения с иностранцами без переводчиков, основывать совместные предприятия, ездить за границу, не испытывая трудности в общении, постижении информации по любым наукам, промыслам и ремеслам.

Замечательная национальная гимназическая система народного образования была разрушена, когда к власти пришел воспитанник симбирской гимназии Владимир Ульянов. Вкупе с супругой, занявшейся делами «народного просвещения», они с соратниками раз и навсегда покончили с латынью, греческим, древними языками в школе, свели к минимуму изучение современных европейских языков. И мы получили то, что имеем сегодня. Заканчивая Московский университет, даже филологический факультет, никто не знал того, что знал когда-то каждый российский гимназист!

…После Швейцарии — Берлин, снова знакомства, встречи, сочинение статей, походы в театр, библиотеку… Из Москвы приходит письмо о том, что подыскивается новая квартира после дачного сезона…

Русские люди, оказавшись за границей в те времена, не устремлялись по магазинам и лавкам в надежде купить нечто дефицитное или модное, не глазели на витрины, как на музейные стенды. Любой заморский товар продавался в Москве и других городах по тем же примерно ценам, что в Берлине и Париже: рубль служил валютой конвертируемой, устойчивой, уважаемой.

Что же покупал Владимир Ульянов за границей? Книги, которых не находил в России. Купил