Триумфатор - Лев Пучков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно, перебьемся – не маленькие. Сейчас дело сделаем, пойдем перекусим где-нибудь.
– А если он до вечера не придет?
– Ну…
– Посиди-ка – я быстро, – Костя встал и направился к выходу.
– Ты куда? Он может появиться в любой момент!
– Да ничего страшного – подождет. Мы дольше ждали…
Ага… Понятно… Нет, ни фига не понятно. Или это какая-то хитрая методика, в которую я не могу «въехать» вот так с ходу, или наше светило просто-напросто тупо капризничает. Мы играем среднестатистических обывателей, людей неглупых, но обыденно-простоватых, рискнувших ради денег встретиться с большим мафиози. Хамить нас никто не уполномочивал.
Ладно. Пока Костя гуляет, введу вас в курс, за каким ржавым дюделем мы тут боты протираем и почем инфо в конце сезона.
Двадцать первого августа в Измайловском парке убили Ахмеда Ильясова. Кто убил – не в курсе, мы тут совсем ни при чем. Ахмед – журналист Эн-Эн-Си, сотрудничал с несколькими российскими агентствами, специализация: горячие точки, горячие темы и неофициальные съемки – так называемый «рэйп». Проще говоря – стрингер.
Вообще, история там запутанная и темная. Если бы я был писателем, обозвал бы все это как-нибудь типа «Кровавое наследство стрингера» и накатал бы целый рассказ, а то и повесть. Но поскольку я всего лишь скромный офицер ГРУ, занимающийся последние пару лет черт знает чем, держите простую пояснительную записку.
Освещение событий в горячих точках и запретная съемка – работа крайне вредная и зачастую смертельно опасная. Журналистов, которые занимаются этим, валят пачками, а статистику смертей (в процентном соотношении по группам) можно смело сопоставить с боевыми потерями в последних войнах. Мимолетно склоняю голову, скорбя обо всех этих безвременно ушедших талантливых ребятах, но никто из них не привлек наше внимание. За исключением Ахмеда.
Почему нас заинтересовал Ахмед?
Он был дружен с Андижо, которого пережил всего лишь на пару декад. Раз.
Гостил у него в Бадахшане и снимал кое-какие бадахшанские шалости. Два.
Через пару дней после его гибели в Интернете появилось несколько скандальных роликов об этих шалостях и некоторых иных забавах – уже кавказского плана. Авторство приписывалось Ахмеду, и вообще все это было подано именно как анонс «Наследства стрингера», которое может прозвучать в любой момент. Три.
Особую ценность в этом аспекте для нас представлял ничем с первого взгляда не примечательный ролик: без стрельбы и взрывов, без претензий на оригинальность, добротно снятый в стиле домашнего видео. Обычное застолье в главном зале ресторана Бадахшан: свадьба детей каких-то больших азиатов. А понравились нам несколько средних планов, на которых были запечатлены сидевшие рядом Андижо и Анвар.
Вот с этого, в принципе, все и началось. Иванов посмотрел, почесал затылок, ткнул карандашом в монитор и изрек:
– Ну так вот же оно! А ну – мозги в кучу, будем работать…
В общем, не буду тянуть: мы просто реанимировали идею стравить две основные составляющие русской (!) наркомафии: кланы Андижо и Анвара. В недавнем прошлом мы эту славную идею практически довели до ума, но забросили ввиду отсутствия двух ключевых моментов: повода и формата подачи. Теперь повод есть. А формат вполне закономерно вытекает из сложившейся ситуации, спровоцированной гибелью Ахмеда. Ты уж извини, Ахмед, за утилитарность – но, уйдя в мир иной, ты здорово помог хорошему делу…
Пришел Костя, приволок две громадные порции шаурмы, полуторалитровую бутылку дешевого кваса и два пластиковых стакана. Разложил всю эту благодать на антикварном столе, плюхнулся в кресло и непререкаемым тоном скомандовал:
– Налетай, не стесняйся.
– Да я, в общем-то, не очень…
– Жуй давай! Когда еще этот урюк заявится – неизвестно. Что нам теперь, с голоду подыхать?
Меня опять одолели сомнения. А мы не перебарщиваем? Нашу простоватую обывательскую суть можно запросто подать в диалоге – Костя мастер в таких вещах. Ну и зачем такие сложности?
– И где ты взял эту вкуснятину?
– У метро. Тоже урюки жарят – может, от этого же ресторана.
По своей воле я такую дрянь не стал бы есть, наверное, даже ввиду перспективы голодной смерти. Нет, против азиатской кухни я ничего не имею. Но не уверен, что собачки, из которых готовится это блюдо, поголовно проходят ветконтроль и привиты от бешенства. Костя, однако, принялся самоотверженно уплетать принесенное яство и подарил меня таким красноречивым взглядом, что было понятно: возражение в данном случае будет эквивалентно предательству и срыву боевой задачи.
– Какой дивный аромат…
Ну, держи заразу, организм: Родина требует жертв.
То ли Костя по ходу движения навел справки и филигранно рассчитал время, то ли просто так совпало: но как только мы начали есть, в кабинет вошел долгожданный Джавдет Кулябов.
Ага! Пожилой импозантный бай в отлично сшитом костюме застыл в дверном проеме и несколько секунд с искренним недоумением пялился на наши жующие хари. Выпав из ступора, он негромко уточнил на фарси, даже не удосужившись скосить взгляд:
– А кто сказал кормить?
– Они с собой принесли, – виноватым голосом пояснил маячивший за спиной бая метрдотель.
– С собой?!
– Да. Сидели, ждали. Потом вот этот – толстый, сказал, что люди здесь нехорошие, гостеприимство не соблюдают, пошел и принес еду.
– Почему пустили с едой?
– Насчет этого ничего не говорили, – метр от смущения пошел пятнами. – Главное же, чтобы на «рамке» ничего не звенело…
– А сам додуматься не мог?
– Извините, виноват…
– Пошел вон…
Бай прошел в кабинет, расстегнул пиджак и сел за стол. Печальный метр тихонько прикрыл дверь с той стороны. Думаю, если поступит команда пустить нас в расход, теперь он сделает это не то чтобы без сожаления, а просто с большим удовольствием.
– Это что за демонстрация?
По-русски бай говорит отлично. А выглядит вообще на все сто: весьма симпатичный, породистый интеллигент, в каждом движении – врожденный аристократизм, до безобразия уверен в себе (и мы доподлинно знаем, что для этого имеются все основания). Такому человеку поневоле хочется нравиться, расположить его к себе, и уж естественно – ни в коем случае не хамить.
Я чувствую себя последней скотиной. По-моему, Костя явно перегнул палку: шаурма – это лишнее.
– Какая демонстрация? Ты опоздал на встречу. Мы ждали, ждали – проголодались, у нас как раз обед по распорядку…
– Почему вы мне тыкаете?!
Бай сердит. При всей его непоколебимой уверенности чувствуется, что сейчас он испытывает досаду и неловкость. Нехорошо получилось. Вроде бы мелочь пузатая – тараканы какие-то, можно одним движением придавить… А все равно неприятно. Как ни крути, получается, что бай – хреновый хозяин. Уж если люди к нему в ресторан со своим харчем прутся…
– Ну, это… – Костя по-пацански шмыгнул носом. – Не нравится – будем «выкать». Нам, в принципе, без разницы…
– Ладно, это не имеет значения, – бай досадливо дернул ртом. – Где запись?
– Щас. – Костя положил шаурму на стол, суетливо вытер руки о штаны и достал вчетверо сложенный листок. – Вот.
Бай водрузил на нос очки в тонкой золотой оправе, брезгливо морщась, развернул лист и принялся читать.
В этот момент он был похож на моего профессора-арабиста, известного эстета и лощеного франта, а Костя, словно в пику ему, выглядел вполне свински. На листке остались отчетливые жирные пятна.
– Не понял… Это что такое?
– Это описалово содержимого ролика, – охотно пояснил Костя.
– Содержимое у вас в желудке, молодой человек, – бай говорил тихо и спокойно, но видно было, что взор его постепенно наполняется холодным бешенством. – И если вы сейчас же не дадите мне запись, мы совместно ознакомимся с этим содержимым.
Ай, как все скверно… Как бы половчее одернуть зарвавшегося друга? Еще пара реплик в этом направлении – и нас отсюда вынесут.
– Да на улице запись, рядом тут, – испуганно заторопился Костя. – Вы же понимаете, мы должны подстраховаться. Ща по деньгам сойдемся – сразу же созвонимся и отдадим.
– Никаких денег, пока не посмотрю запись, – гнев тут же уступил место привычной деловитой хватке. – Мало ли что тут понаписано? Может, вы все это придумали.
– А что, такое можно придумать? – Костя кивнул на листок.
– Ну, в жизни всякое бывает… Вы знаете, кто я? – Бай положил листок на стол и спрятал очки в простенький с виду кожаный футляр с золотым вензелем.
– Да, нам сказали. – Костя покосился на шаурму, сглотнул слюну, но брать не посмел.
– Хорошо. Это упрощает дело. Я даю слово, что отдам деньги сразу после просмотра записи. Десять тысяч евро, как договаривались.
– Не пойдет, – Костя потупил взгляд и неуступчиво насупился. – Запись короткая и это… ну, короче – красноречивая. Посмотрите, и сразу будет все понятно. И тогда не надо будет нам деньги платить.
