Чужой астрал - Сергей Буянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец замахнулся сложенным вдвое ремнём и отбросил его прочь.
– Ты в тюрьму захотел? – крикнул он.
– Нет! – испугался Егор.
– Ты знаешь, кто это?
– Брежнев, кто ещё-то? – удивился Егор и за это получил ещё раз, ладошкой.
– Понял? – строго спросил отец.
– Понял! – крикнул Егор.
– Что ты понял? Что ты понял? – злился отец. – Говори, не реви!
– Что нельзя-а стрелять в Брежнева-а!
– Не вопи, как баба! Садись! – Андрей взял сына на коленки. – Вытри сопли и слушай!
Егор замолчал, но проклятые сопли текли и текли, он шмыгал носом.
– В Брежнева стрелять нельзя! И нельзя рисовать на его портрете!
– Почему тогда он валяется в туалете?
– В туалете валяется не Брежнев, а просто газета!
– Я видел, там Брежнев!
– Да, ты видел. И я видел, – Андрей замешкался ненадолго. – Но это не значит, что в него можно стрелять и портить газету! В туалете, между прочим, Брежнев целый валяется! Никто в него не стрелял.
– А почему нельзя в него стрелять? – не понял Егор и рассказал о том, как Брежневу достались медали.
– Это ты зря! – убеждённо сказал отец. – Ему давали медали уже в мирное время.
– За что?
– За что воевал и погиб твой дедушка?
– Чтобы был мир.
– Правильно! А Брежнев столько сделал, чтобы был мир! За это ему дали медали. Если бы не Брежнев, давно была бы война, и погибло бы много людей. Поэтому ему дают медали.
– Он боится войны?
– Мы все хотим мира, но войны никто не боится! Вот ты, хотел бы завтра вместо школы пойти на завод работать с утра до ночи? Играть было бы некогда! А конфет в войну совсем не бывает, дают маленький кусок чёрного хлеба, и всё!
– А солдатам?
– Солдатам дают по два куска. Но тебя в солдаты не возьмут!
– А если я вырасту?
– Всё равно не возьмут, потому что ты стрелял в Брежнева!
– А ты расскажешь? – испугался Егор.
– Я не расскажу, но если ты ещё раз что-нибудь такое сделаешь, меня заберут органы госбезопасности!
– Посадят в тюрьму? Насовсем?!
– Зачем пугаешь ребёнка? – спросила мама. Никто не услышал, как она вошла.
Андрей подмигнул сыну. Егор в ответ моргнул обоими глазами, неправильно, но отец понял.
– Так, болтаем чепуху! – весело сказал Андрей. – Рассказываю историю про одного бродягу!
Он ушёл в коридор к маме, а Егор убрал газеты, надёжно спрятав изрешечённые портреты Брежнева. Теперь никто и никогда не узнает!
Вечер в семье Нерословых прошёл как обычно. Ни один мужчина так и не выдал страшную тайну, а мама ничего не подозревала.
Когда Егор лёг, он долго не мог заснуть. Всё ему казалось, что какие-то дядьки из «госспецизбо» – так он запомнил слова отца – придут и заберут его родителей в тюрьму, насовсем.
Конечно же, никто не пришёл, но родители почему-то поднялись и тихонько прошли мимо его кровати на кухню.
Они включили ночник и начали вполголоса переговариваться. Егор прислушался.
– Зачем ты перепугал ребёнка? Ему надо знать в таком возрасте о госбезопасности?
– Надо, Марина, надо. Иначе поздно будет. Незачем Егору болтать на улице о том, что говорим дома.
– А что мы такого говорим?
– Хоть бы и то, что ты постоянно повторяешь: «Пропади пропадом твоя партия, только деньги за взносы уходят!»
– За это что-нибудь будет?
– Будет! И ещё как! Сегодня было закрытое партсобрание, не морщись ты так! Там объявили об особой бдительности. Вот оно как!
– Эт-то почему? – прошептала Марина.
– В Чехословакии антиреволюционный мятеж! Там убивают коммунистов на улицах!
– Да ты что? – руки Марины опустились. Она всхлипнула. – Это война?
– Не волнуйся так! – Андрей обнял жену. – Танки из ГДР разогнали врагов. Всё уже нормально, но только ни звука! Нигде!
– Поняла-поняла. А у нас такого не будет? Или тебе уйти из партии, пока не поздно?
– Опять ты за свою пластинку!
– Тихо, Егор проснётся!
– Из партии не уходят, – Андрей понизил голос. – Оттуда только выгоняют! А тех, кого выгнали, уже нигде не находят, поняла?
– Да какие ты страхи говоришь-то?
– Ты знаешь, где сейчас Хрущёв? Я, посещая закрытые партсобрания, не знаю! Да и он сам, наверное, не знает. Упрячут так, что не захочешь. Если сказали, быть бдительными – так надо быть бдительными!
– Всё-таки, война?
– Да не будет никакой войны!
– А Вьетнам?
– И там победим в скором времени! В Чехословакии, вот, вовремя взялись, теперь порядок! Так и во Вьетнаме будет, как было на Кубе в своё время.
– А что ты сказал Егору?
Егор насторожился. До этого вопроса он не понимал смысла разговора взрослых. Предаст его отец или нет?
– Я ему сказал, что в школе он станет октябрёнком.
– А при чём тут госбезопасность?
– Это к слову пришлось. Разболтались о том, что если вдруг он убежит из школы, вот я и сказал.
Молодец, отец! Егор никогда не называл отца папой. Потому что он был настоящим мужиком, а не размазнёй! И ведь не разболтал маме! Здоровско! Егору очень хотелось узнать, кто такой октябрёнок, но выдавать себя нельзя. Егор прокрался к постели, лёг и быстро заснул.
Глава 9
Георгий не знал, почему люди любят весну и так много об этом говорят. Но он догадывался, что каждый взрослый учился в школе и ждал каникул. На все лето!
Собрание назначили на середину апреля. Вначале выступал директор школы. Он долго говорил об образовании, о победе партии, о чём-то ещё. В основном непонятно. В заключение он сказал, что в их школе есть такие ученики, которыми гордится вся страна! Директор предложил поприветствовать отличников аплодисментами.
Стоящий за кулисами Георгий захлопал в ладоши. Ребята из классов постарше засмеялись.
– Иди туда! – сказал ему десятиклассник.
– Куда?
– На сцену!
– Я не знаю, что говорить! – Георгий перепугался. Он не мог вспомнить ни одного стиха, что говорить?
К счастью, на помощь поспела учительница, Елена Григорьевна. Она навела порядок. Все взялись за руки попарно и вышли на сцену. В школьных костюмах и в белых фартуках, с широкой кумачовой лентой через плечо. На ней золотыми буквами написано «Отличник учёбы».
В зале на первой ряду сидели взрослые тётеньки и серьёзные дяденьки. Они хлопали в ладоши и улыбались. Это были чужие люди, никого из них Георгий в школе не видел. Одна тётенька в строгом пиджаке и чёрном галстуке на белой блузке поднялась на сцену и стала называть фамилии, начиная с первого класса.
Лазарев был третьим. Георгий подошёл к тётеньке. Вблизи она оказалась доброй и ласковой. Она почему-то поцеловала Георгия в щёку и вручила ему подарок. Георгий смутился. Взяв в обе руки блестящую обёртку с чем-то тяжёленьким внутри, он не смог вытереть щёку. Так вот повезло: никого она не целовала, а ему досталось стоять, как дураку с помадой на лице!
Но никто не смеялся над ним. Все были радостные и возбуждённые. Когда раздали подарки, ребят пригласили в столовую на чай с огромный тортом. Первоклашек усадили за отдельный стол. Им пообещали ещё чаю с шоколадными конфетами.
Торт быстро кончился, каждому отличнику досталось по маленькому кусочку. Георгий подождал-подождал, да и достал из кармана яичко, которое дала бабушка. Он, не спеша, деловито, очистил скорлупу, разрезал яичко пополам и поделился с другом Славкой.
– Георгий, это ты принёс? – раздался из-за спины испуганный голос Елены Григорьевны.
– Вот, молодец! – сказала повариха, румяная бабушка Клава. Елена Григорьевна шикнула на неё и быстренько собрала крашеные скорлупки в кучку, сжала их в сухоньком кулаке и сунула Георгию в карман пиджака.
– Это очень хорошо, Георгий, что дома у тебя красят яички, но пусть это будет дома. Сейчас спрячь скорлупки и выбрось их подальше от школы. А лучше, отнеси к себе домой!
Баба Клава испугалась и отвернулась. Елена Григорьевна огляделась. Похоже, никто не заметил.
– Георгий, пожалуйста, больше не пугай нас! – попросила учительница ничего не понимающего первоклассника. – Видел, как тебя любит Оюшминальда Яковлевна?
– Елена Григорьевна, это которая подарки раздавала, да?
– Да, это она. Она главная на этом празднике.
– Она же со мной христосовалась! – сказал Георгий, выговаривая последнее слово сквозь прижатую к губам ладонь Елены Григорьевны.
– Т-с! Больше не говори так! Так можно говорить только дома. Я сегодня приду к вам с бабушкой!
Принесли конфеты. Георгий смотрел на учительницу и боялся за неё. Вдруг, Елене Григорьевне попадет за него от этой любовной тётеньки Матильды в мужском костюме? Он больше не произнёс ни слова.
А дома всё рассказал бабушке.
Она не испугалась и не удивилась, но обозвала себя старой дурой.
Что это за торжественный день, если от него одни неприятности? Какое тут поздравление, если все ругаются?
– Бабушка! Почему ты ругаешься?