Короли Вероны - Дэвид Бликст

Несомненно, пожар спутал карты, но шансы у подесты еще оставались. Нужно было только с умом их использовать. К несчастью, Понцино не отличался быстротой реакции. Он тянул время, вместо того чтобы созвать командиров отрядов и разработать новую стратегию. Не кто иной, как граф, убедил подесту дать приказ выйти за городскую стену, оставив брешь, через которую можно было бы снова проникнуть в пригород, когда пожар стихнет.

Солдаты не повиновались. После четырех лет мелких стычек и полуголодного пайка они не желали сдавать только что завоеванные позиции. Услышав приказ к отступлению, люди взбунтовались. Принялись поджигать дома, еще не охваченные огнем. Стали мародерствовать. Граф и Понцони сами видели, как дюжина их соотечественников — не наемников! — напала на женский монастырь и вплотную занялась монахинями. Вместе граф и подеста зарубили насильников, но не могли же они уследить за всеми!.. Подеста покинул пригород и теперь мрачно ждал, когда его солдаты утолят жажду крови. Надежды на ратную славу таяли с каждой секундой.

Графа Сан-Бонифачо меньше всего волновали бедствия города Виченцы — в конце концов, Виченца поддерживала эту собаку делла Скала. Граф жалел о потерянном времени. Семейство Сан-Бонифачо начало враждовать со Скалигерами еще до прихода к власти Мастино Первого. Юношей граф сражался с первым Скалигером — правителем Вероны. В память врезались темные волосы и резкие, как из камня высеченные, черты Мастино. Но еще ярче помнил граф его глаза — светло-зеленые, с черным ободком вокруг радужки, то были глаза призрака. Казалось, Мастино прошел все круги ада и видел ужасы, о каких простые смертные и помыслить страшились. Граф благословил день, когда его отец, мечом прокладывая себе путь по улицам Падуи, заколол этого ублюдка.

Граф поежился при мысли о нечеловеческой радости, с какой Мастино рубил врагов. Еще каких-то сорок лет назад над полем битвы раздавался адский хохот Скалигера. Точно такой смех был у племянника Мастино; именно он вызывал дрожь сейчас. Стоит промедлить у внутренней стены — и весть о нападении падуанцев достигнет делла Скала. И он придет, и это будет катастрофа. Пес сам по себе ужасен, но всего ужаснее его непредсказуемость.

Появился Ванни Скориджиани, известный как Асденте, или Великий Беззубый. Прозвище это он получил год назад: тогда в Илласи ему мечом рассекли лицо. Ванни выжил. Теперь один только взгляд на обнаженные кости приводил в трепет самого хладнокровного воина.

Ванни ухмылялся — резня в пригороде его совершенно не беспокоила.

— Ишь, как ребята развлекаются! — Раздвоенная улыбка Ванни больше напоминала провал на лице трупа. Из его левого предплечья струилась кровь. — Люблю голландских наемников!

— Они тоже к тебе неравнодушны, — заметил граф, передавая бурдюк.

— Неужели вы не можете их остановить? — простонал подеста.

Асденте пил, умудряясь при этом посмеиваться, и фамильярно хлопал Понцони по плечу.

— Не волнуйтесь. Они славные ребята. Еще час-другой — и притомятся, а притомившись, устыдятся. Тут и берите их теплыми. Они в лепешку расшибутся, чтобы захватить чертовы ворота. — Асденте хмыкнул, выражая презрение к особе подесты. — А Ногарола-то не промах. Не ожидал, что он подожжет собственный город.

— Прихвостень Пса. С кем поведешься… — отвечал граф.

— Пес никогда не опустится до грабежа, — молвил Понцино.

Сан-Бонифачо в душе презирал подесту. Понцони не понимал простых вещей: например, что большинство людей и на войну-то идет ради грабежа. Что всадникам, а тем более пехотинцам бесполезно рассказывать о благородстве и справедливости. Человек поступает в действующую армию, чтобы разбогатеть, а заодно развеяться.

— Простая расчетливость, — произнес Асденте. — Ногароле приходится сражаться. Он лишь мелкая звездочка в созвездии Большого Пса!

Понцино смахнул пот со лба и потихоньку сморгнул несколько слезинок.

— Думаете, горожане нас когда-нибудь простят? Они же нас впустили, а мы их предали!

Ванни взглянул на подесту с нескрываемым удивлением.

— А если и не простят, что с того?

Граф поспешил переменить тему.

— Как вы думаете, они уже послали за подмогой?

Асденте плотоядно кивнул.

— Мои люди видели всадника, скакавшего на запад. Пожар как раз начался. — Он вытер изуродованный рот и сплюнул, что было непросто, без передних-то зубов. Периодически, вот как сейчас, Асденте забывал о своем увечье. — Всадник — совсем мальчишка, — продолжал он. — Мои ребята хотели его схватить, но я им не дал.

— Почему? — изумился подеста. — Чем позднее Кангранде узнает о битве, тем больше у нас шансов на успех!

Ванни Скориджиани в притворном замешательстве опустил глаза долу.

— Эх, синьор, вы не знаете Щенка так, как знаю его я. Несомненно, Щенок храбр, но и безрассуден. Безрассуден! Думает, он неуязвим. Бьюсь об заклад, он выступит сразу, не подготовившись как следует, не разработав план действий. — Смесь клеветы с предвкушением легкой победы сделала двойную улыбку Асденте еще омерзительнее. — Мы его на фарш порубим.

Понцино вытаращил глаза: тон Асденте был таков, что сомневаться в его правоте не приходилось. Если Кангранде явится, они не будут брать его в плен, как предписывает кодекс чести. Они просто убьют его. Совершат убийство. Нет, не они — он, подеста Падуи. Впрочем, он и так уже непоправимо запятнал свою честь.

Граф видел, какая борьба происходит в душе молодого подесты.

— Это будет только благоразумно, синьор Понцони, — произнес он.

Подеста снова вытер пот со лба.

— Ванни, поезжай и распорядись, чтобы женщин отвели в безопасное место, а мужчины, способные держать оружие, приготовились к осаде.

— Попробую, — отвечал Асденте.

Граф Сан-Бонифачо не сомневался, что Асденте действительно попробует — уж не упустит повода раскроить пару-тройку черепов.

— Хотя должен предупредить: солдаты сейчас в таком состоянии, что лучше их не трогать. Пусть сами успокоятся, — продолжал Ванни.

— Поезжай, или я лично скормлю тебя Большому Псу.

Ванни ухмыльнулся.

— А вот это уж точно противоречит кодексу чести.

И он пришпорил коня.

Граф и подеста повернули лошадей и стали смотреть на резню в Сан-Пьетро. С востока шли облака. Винчигуерра потянул носом воздух. Завтра будет дождь. Возможно, послезавтра.

«Понцино жаждет дождя сию минуту, — с отвращением подумал граф. — Дождь скроет его слезы».

Верона

— Алигьери! Здравствуй, Алигьери!

Пьетро услышал оклик, пробираясь сквозь полуденную толпу. Не успел он обернуться, как был сбит с ног. По нему побежали тяжелые башмаки, сандалии, туфли. Вдруг чья-то рука схватила Пьетро за плечо.