Яд ее поцелуя (СИ) - Гэлбрэйт Серина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот он, храм, посвящённый той, кто едина в трёх лицах, девочка, женщина и старуха, свет, тень и тьма, дарующая жизнь и смерть, — торжественно произнёс Стене, рассматривая нарочито неаккуратное нагромождение камней внизу. Кивнул Илзе, и она перевела, возвысив голос, чтобы услышали все пассажиры. — Давным-давно она была госпожой над всеми этими землями, Финийскими и теми, что ныне носят имена других государств. Власть её простиралась далеко-далеко во все три стороны, уходила корнями в глубины континента, до самого Хар-Асана, и не было глупца, презревшего её могущество, отринувшего безрассудно её покровительство, не признавшего смиренно её силу. Её храмы, большие и малые, были повсюду, женщины и мужчины стекались в них полноводной рекою, возносили ей хвалу, просили милости, заступничества и благословения, искали ответы на вопросы, дерзновали постичь мудрость её. Даже когда мир изменялся, и воля человеческая перекраивала его по своему разумению, когда рождались и гибли империи, даже тогда она оставалась здесь, она не исчезла в забытьи, как порою случалось с богами сгоревших цивилизаций. Знатоки теологической науки говорят, что каждая известная богиня есть отражение её, великой матери, породившей весь мир и первого бога, что стал её супругом. Она и Мать-Змея, и Кирея, богиня колдовства, ночи и перепутий, которую и по сей день чтят на Аргейских островах, и обе богини из четвёрки Благодатных, — Стене обвёл франнов пытливым взглядом, будто ожидая их возражений. — Согласно Священному Слову Четырёх, Тейра Дарующая породила всю твердь земную, а Авианна Животворящая наполнила её водой и жизнью. Весьма символично, не правда ли?
Летун остановился перед центральными воротами и плавно снизился, встал на землю. Покров сверкнул на солнце и истаял, звякнул колокольчик в рулевой рубке. Северо вышел на палубу, спустил сходни. Ирис поднялась первая, сделала шаг и неловко покачнулась, побледнела сильнее. Брезгливая гримаса облачком набежала на лицо Северо, но исчезла прежде, чем её увидели все, и Северо отвернулся. Ив догадливо приобнял девушку за плечи, помог ей поскорее сойти на землю и отвёл за корабль.
— Ох, бедняжка, — заметила Озара сочувственно. — Такие скорости не каждому привычны.
Реджинальд бросил на кузена обеспокоенный взгляд и последовал за Ирис.
С земли храм производил ещё более удручающее впечатление, чем с воздуха. Из-за грубо сложенной ограды торчали лишь башни, колючие на вид что ежовые иглы, и разной высоты и толщины. Окованные железными полосами ворота заперты, вокруг ни души и только ведущая к поселению тропинка вилась по траве, сбегала вниз по пологому, едва заметному склону. В крепостной стене, правее ворот, небольшое углубление, ниша с барельефом, каменным алтарём и возложенными на него цветами и маленькими дарами богине.
Блейк огляделся и быстрым шагом направился к воротам, позвонил в висящий слева колокол. Дробный перезвон разбил тишину зелёного лужка перед храмом, вспугнул птиц в кронах невысоких редких деревьев вокруг.
Илзе обернулась к спутникам. Озара и Стене наблюдали за Блейком с каким-то не вполне понятным исследовательским интересом, Северо равнодушно взирал с палубы, господин Кочис замер в нерешительности подле сходней, не зная, за кем из нанимателей последовать в первую очередь. Из-за корабля доносились приглушённые мужские голоса.
Искатели знаний приходили к Трёхликой за ответами, постигали божественную мудрость… а мудрости богов постигаются по всякому.
Илзе приблизилась к Блейку, встала рядом.
Звон стих. Минуту-другую ничего не происходило, затем за воротами что-то скрипнуло, глухо лязгнуло, и створки медленно приоткрылись. Между ними появилась женщина в тёмно-сером длиннополом одеянии, смерила незваных визитёров долгим оценивающим взором из-под края низко надвинутого капюшона и отступила. Ворота отворились шире, безмолвным приглашением, принимать которое Илзе отчего-то не хотелось. Блейк удовлетворённо глянул на Илзе — дескать, а ты сомневалась, — и прошёл под сень широкой арки. Илзе вновь обернулась к спутникам, убеждаясь, что позади ничего не изменилось, и последовала за мужчиной. Тлело иррациональное желание схватить Блейка за руку, а пуще того за шиворот и утащить подальше от этого места, лучше сразу прямиком в Империю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Двор и впрямь был мал и тесен. Ограда оказалась куда толще, чем можно предположить со стороны. Толстой крепостной стеной смыкалась она вокруг затенённой каменной площадки и кривобокого одноэтажного здания, занимавшего большую её часть. В самом дворе никого и ничего, кроме женщины, в сером своём одеянии почти сливавшейся с оградой, да деревянной будки при воротах. Блейк стремительно пересёк неровную площадку с зелёными стебельками травы, пробившейся сквозь трещины между камнями, поднялся по сбитым ступенькам центрального входа. Илзе взбежала за ним, схватила-таки за рукав, дёрнула, останавливая. Нащупала в кошелёчке на поясе монету, какая первая под пальцы попалась, и положила в глубокую каменную чашу сбоку от двустворчатой двери. Блейк с любопытством проследил за её действиями.
— Сначала подношение, — пояснила Илзе тихо. — У тебя же есть с собой деньги?
— Немного золотых и серебряных франтов, но вряд ли имперские монеты здесь в ходу…
— Не имеет значения. Возьми любую и положи.
Пожав плечами, Блейк обхлопал карманы, нашёл и бросил монету.
Даже не оборачиваясь к воротам, Илзе поняла, что едва золотой профиль Его императорского величества Стефанио Второго исчез в чаше, как женщина в сером подала знак тем, кто скрывался за стенами храма. Окованная такими же металлическими полосами дверь медленно, будто неохотно отворилась, пропуская гостей в зал, полный сумрака и прохлады. Солнечный свет с изрядным трудом проникал через узкие окна на фасаде — пожалуй, через такое окно пролезть бы смог только ребёнок или худой и невысокий взрослый, да и то боком. В глубине зала виднелся каменный алтарь и изваяние богини, озарённые дрожащим пламенем двух светильников. Подобно двору, помещение невелико, мрачно сверх меры и скорее пристало маленькому придорожному святилищу, но никак не храму некогда великой богини, единственному в окрестностях Изумирда. Илзе шла рядом с Блейком через зал, оглядывала стены, расписанные незатейливыми картинами далёкого прошлого, незажжённые светильники на высоких подставках, пустые курильницы, непривычно низкий для храма свод. Не было здесь ни символов богини, кроме собственного её, наполовину схематичного изображения на стенах, ни витражных окон, ни скамеек. За годы жизни в имперской столице Илзе заходила в храмы Четырёх лишь несколько раз, когда в них не шли службы и было мало людей. Любопытно было посмотреть поближе на религию не самую распространённую в Изумирде и вообще в Финийских землях, понять отличия Благодатной четвёрки от матриархальных божеств её родины. В западной части континента вражда между древними богинями и патриархальными пантеонами кочевых племён велась со времён давным-давно павшей Аромейской империи, но вступать в битву за истинность той или иной религии Илзе всегда избегала. Да и везде хватало тех, кто не кланялся ни своим богам, ни чужим. Немало таковых было и среди одарённых.
Особенно среди одарённых, приближённых к императору.
И тем страннее выглядел интерес Блейка к божеству, далёкому от верований его родины.
— Мне говорили, что в определённые дни и часы храм открыт для посещения любой женщины, что пожелает сюда прийти, — шёпотом поведал Блейк. — Мужчина же может переступить порог этой обители только если его сочтут достойным, дабы предстать пред очами Трёхликой.
— Кто тебе рассказал все эти сказки? Стене Сагилит?
И кто решает, какой муж достоин, а какой нет? Не размер ведь входного подношения?
— Нет, не он. Думаешь, всю необходимую информацию я узнавал у него? Отнюдь. Он последнее звено этой цепочки…
Они остановились перед алтарём, пустым и низким. Серая, под стать окружению, фигура богини стояла на пьедестале позади алтаря. Унизанные браслетами руки покоились на широких бёдрах, полная грудь обнажена, шею обвивало ожерелье с подвесками из звёзд и диска луны. Волны волос убраны в простую причёску, на удивление грубо вырезанное лицо чуть повернуто в сторону, к стене с изображением момента рождения мира.