Иметь и не иметь - Эрнест Хемингуэй

— Больше нет, — сказал Эдди. — Виноват, капитан.

— Слушай. Теперь твое дело следить, и как только он мне передаст деньги — сейчас же запускай мотор.

— Есть, капитан, — сказал Эдди.

Я наклонился, взял другую бутылку, достал штопор и вытащил пробку. Я отпил порядочный глоток и вернулся на корму, крепко заткнув бутылку пробкой и спрятав ее позади двух больших оплетенных бутылей, доверху налитых водой.

— Мистер Синг едет, — сказал я Эдди.

— Так точно, сэр, — сказал Эдди. Лодка с мальчишкой-гребцом снова подошла к нам. Они зашли с кормы, и я ждал, пока они ухватятся. Мистер Синг ухватился за укрепленный на корме скат, по которому мы втаскивали в лодку крупную рыбу.

— Пусть поднимаются, — сказал я. — По одному. Еще шесть китайцев, на этот раз подобранных поровнее, взошли на корму.

— Проведи их туда же, к остальным, — сказал я Эдди.

— Есть, сэр.

— Запри каюту.

— Есть, сэр.

Я увидел, что он уже снова стоит у штурвала.

— Ну что ж, мистер Синг, — сказал я. — Давайте, поглядим на остальное.

Он сунул руку в карман и протянул мне деньги. Я схватил его руку вместе с деньгами, и когда он ступил на корму, я другой рукой схватил его за горло. Я почувствовал, как лодка дрогнула и пошла, вспенивая воду, и хоть я был здорово занят мистером Сингом, но я видел кубинца с веслом в руках, стоявшего на корме своей лодки, когда мы отходили от нее под корчи и судороги мистера Синга. Он корчился и судорожно бился, точно дельфин, вздетый на острогу, и один раз даже изловчился и укусил меня в плечо. Но я поставил его на колени и изо всех сил сдавил ему горло обеими руками.

Я подержал его так, пока он не затих, и потом уложил на корму. Он лежал на спине, неподвижный, в хорошем костюме, свесив ноги в кокпит; так я его и оставил.

Я подобрал деньги с кормы, пошел в рубку, зажег нактоузный огонь и пересчитал их. Потом я стал у штурвала и сказал Эдди, чтоб он поискал под кормой куски железа, которые служили нам вместо якоря, когда мы ловили рыбу на отмелях или в таких местах, где каменистое дно и якорь может сломаться.

— Я не найду, — сказал он. Он боялся очутиться так близко к мистеру Сингу.

— Становись к штурвалу, — сказал я. — Держи в море.

Внизу, под палубой, слышалась какая-то возня, но тех я не боялся.

Я нашел то, что искал, куски железа со старой угольной пристани в Тортугас, и взял обрывок каната и, выбрав два больших куска, крепко привязал их к щиколоткам мистера Синга. Затем, когда мы отошли мили на две от берега, я спустил его за борт. Он плавно съехал за борт по скату. Я даже не ощупал его карманы. Не хотелось мне с ним путаться.

Корма была немного закапана кровью, вытекшей у него изо рта и из носа, и я зачерпнул ведром воды, едва не вылетев при этом за борт, так быстро мы шли, и начисто отмыл все шваброй, которую достал из-под кормы.

— Убавь ходу, — сказал я Эдди.

— А что, если он всплывет? — сказал Эдди.

— Там, где я его сбросил, глубина четыре тысячи футов, — сказал я.

— На эту глубину он должен опуститься. Это длинный путь, братишка. Он не всплывет, пока его не разопрет газом, а до тех пор он будет двигаться вместе с течением и служить приманкой для рыб, — сказал я. — Нечего тебе беспокоиться о мистере Синге.

— Что он тебе сделал? — спросил меня Эдди.

— Ничего, — сказал я. — Он был самый покладистый человек из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Я сразу почувствовал, что здесь что-то неладно.

— Зачем ты убил его?

— Чтобы не убивать остальных двенадцать, — ответил я ему.

— Гарри, — сказал он, — ты мне дай глоток, а то со мной вот-вот случится, я уже чувствую. Я как увидел, как у него голова болтается, меня сразу затошнило.

Я ему дал.

— А как с китайцами? — спросил Эдди.

— Надо их высадить как можно скорее, — ответил я ему, — пока вся каюта ими не провоняла.

— Куда ты их денешь?

— Мы их свезем на Долгую отмель, — ответил я ему.

— Поворачивать к берегу?

— Поворачивай, — сказал я. — Только медленно. Мы медленно шли над подводным рифом, пока перед нами не забелела в темноте отмель. Этот риф лежит довольно глубоко, а дальше дно песчаное и с уклоном тянется до самого берега.

— Ступай на бак и говори мне глубину. Он стал мерить глубину шестом, каждый раз делая мне знак двигаться дальше. Наконец он вернулся и сделал мне знак остановиться. Я дал задний ход.

— Около пяти футов.

— Бросаем якорь, — сказал я. — Если что-нибудь случится такое, что мы не успеем сняться, можно будет перерубить канат.

Эдди стал травить, и когда наконец якорь уперся в дно, он укрепил канат. Лодка покачивалась кормой к берегу.

— Дно, знаешь, песчаное, — сказал он.

— Сколько у нас под кормой?

— Не больше пяти футов.

— Бери винчестер, — сказал я. — И смотри в оба.

— Дай глоток, — сказал он. Он здорово раскис. Я дал ему выпить и снял духовое ружье. Я отпер дверь каюты, распахнул ее и сказал:

— Выходите. Никакого движения.

Потом один китаец высунул голову, увидел Эдди с ружьем в руках и нырнул обратно.

— Выходите. Никто вас не тронет, — сказал я. Ничего. Только в каюте забормотали по-китайски.

— Эй, вы там, выходи! — сказал Эдди. Ах ты черт, я сразу понял, что он добрался до бутылки.

— Поставь бутылку на место, — сказал я ему, — не то я вышвырну тебя за борт.

— Выходите, — сказал я им, — не то стрелять буду. Один осторожно выглянул из-за двери, и, должно быть, он увидел берег, потому что у него застучали зубы.

— Выходите, — сказал я, — стрелять буду.

Стали выходить.

Ну, скажу я вам, не знаю, какой надо быть сволочью, чтобы загубить дюжину несчастных китайцев, и готов биться об заклад, это дело не только хлопотливое, но и не легкое.

Они вышли, и они были очень напуганы, и у них не было оружия, но их было двенадцать человек.

Я отошел назад, к корме, держа в руках духовое ружье.

— Лезьте в воду, — сказал я. — Тут выше головы не будет.

Никто не шевельнулся.

— Лезьте.

Никто не шевельнулся.

— Эй вы, крысоеды желтомордые, — сказал Эдди. — Лезь в воду.

— Молчи, пьяная рожа! — сказал я ему.

— Не умей плавай, — сказал один китаец.

— Не надо плавать, — сказал я. — Неглубоко.

— Но-но, живо, лезь в воду, — сказал Эдди.

— Иди сюда, на корму, — сказал я. — Возьми в одну руку ружье, а в другую шест и покажи им, какая тут глубина.

Он показал им, приподняв мокрый шест.

— Не надо плавай? — спросил меня тот же китаец.

— Нет.

— Правда?

— Правда.

— Что это?

— Куба.

— Твоя жулик, — сказал он и, перекинув ноги через борт, сначала повис на руках, потом спрыгнул в воду. Голова его ушла под воду, но он высунул ее снова, и вода доходила ему до подбородка. — Твоя жулик, — сказал он. — Твоя негодна жулик.

Он был взбешен и забыл всякий страх. Он сказал что-то по-китайски, и все остальные стали спрыгивать с кормы в воду.

— Все в порядке, — сказал я Эдди. — Поднимай якорь. Когда мы выходили в море, показалась луна, и мы увидели китайцев, которые шли к берегу по шею в воде, и белеющую отмель, и кустарник за ней.

Мы миновали риф, и я еще раз посмотрел назад, на отмель и горы, которые уже вырисовывались над ней; потом я развернулся и взял курс на Ки-Уэст.

— Ну, теперь можешь лечь спать, — сказал я Эдди. — Нет, постой, спустись вниз и открой все иллюминаторы, чтобы хорошенько проветрить каюту, и принеси мне йоду.

— Что случилось? — спросил он, когда принес склянку.

— Я порезал палец.

— Хочешь, я буду править?

— Ложись спать, — сказал я. — Я тебя разбужу. Он растянулся на койке, вделанной в стенку тут же, над бензиновым баком, и через несколько минут уже спал.

Глава пятая

Я придержал штурвал коленом, и расстегнул рубашку, и посмотрел на место, куда меня укусил мистер Синг. Укус был глубокий, и я залил его йодом, и потом я сидел у штурвала и думал о том, может ли от укуса китайца сделаться заражение, и прислушивался к быстрому и плавному ходу и к плеску воды за кормой, и в конце концов решил, да нет, что за черт, не может от этого укуса сделаться заражение. Такой мистер Синг, должно быть, тер свои зубы щеткой по три раза в день. Ай да мистер Синг. Правду сказать, не очень деловой был человек. А может быть, и деловой. Может быть, он просто доверял мне. Честное слово, я так и не понял, что он за птица.

Теперь, значит, все было очень просто, если не считать Эдди. Пьянчуга непременно будет болтать, как только хватит лишнего. Я сидел у штурвала, и смотрел на Эдди, и думал: черт, ведь в нем и в живом проку не больше, чем в мертвом, а с меня были бы взятки гладки. Когда я увидел его на лодке, я решил, что мне придется с ним покончить, но потом, когда все так хорошо сошло, у меня не хватило духу. А теперь, когда я смотрел на него, как он лежит там, на койке, искушение было велико. Но я подумал, что не стоит портить все дело таким поступком, о котором после пришлось бы жалеть. Потом я стал думать о том, что он не значится в судовом журнале и что мне придется заплатить за него штраф, и я не знал, как быть с ним.