Остальное - судьба - Михаил Успенский

И вот вышел Большой к трибунке (а трибунка-то старая, с гербом СССР, в каком-то сельском клубе нашли), и воскликнул Большой:

— Мужики!

— Мужики все на покосе, — отозвался кто-то из зрителей, говорили, что Грибок.

Большой смутился и поправился:

— Товарищи!

— Товарищи все в Пхеньяне! — не унимался Грибок.

— Коллеги! — Большой пошёл на хитрость.

— А коллеги все на Янтаре, в белых халатах! — сказал неумолимый Грибок, доказав тем самым свою сущность.

Соратниками Большой не стал людей навеличивать, поскольку Грибок наверняка заметил бы, что соратники все в погонах.

— Короче, я к вам с делом пришёл, — сказал наконец Большой, и Грибку нечего было возразить. — Больше так жить нельзя. Мы не америкосы-хищники на Клондайке и не варнаки с Ленских приисков. Идёт двадцать первый век, и этот век бросает нам вызов…

И пошёл, и пошёл.

Всякий Клондайк рано или поздно прекращается, сказал он. Или золото кончится, или монополии протянут туда свои хищные лапы и начнут промышленную добычу. А вот если бы на том же долбаном Клондайке регулярно происходили землетрясения, после которых открывались бы всё новые россыпи и жилы, то до сих пор так бы и ковырялись отважные одиночки, потому что драгу там не поставишь и шахту не пробьёшь, если то и дело меняется рельеф местности. Вот в таком положении вольные сталкеры и находятся.

Эту аллегорию грамотный растолковал неграмотному, и все согласились, что Выброс — то же землетрясение, если не хуже.

Вольные сталкеры, продолжал Большой, будут всегда, сколько их ни ставь вне закона. Да хоть раком ставь! И артефактов много не бывает. Ведь большинство из них к тому же на Материке быстро теряют свои спасительные (или губительные, или ещё какие) свойства. Поэтому сталкеры без работы не останутся. А, значит, нужны, просто-таки необходимы им и охрана труда, и техника безопасности, да и колдоговор, в конце концов, необходим…

Тут, говорят, сталкер по прозвищу Коммунист провозгласил:

— Верно! Даёшь социалистический способ производства! Вставай, проклятый заклеймённый!

Большой сказал, что Коммунист отчасти прав, но лишь отчасти, потому что социализм в Зоне организовать, конечно, можно, только вот хабара больше не будет и много людей придётся вывести в расход во имя. Значит, нужны материальная заинтересованность и частная собственность — и здесь, и на Материке. На первых порах пусть будет страховка, а потом, на базе страхового фонда, можно и развернуться…

При слове «фонд» народ нехорошо насторожился, поскольку в нашем коллективном бессознательном это понятие тесно сопряжено с безудержным воровством и приобретением прогулочных яхт размером с «Титаник».

Нет, сказал Большой, у нас другой будет фонд, правильный. Под вашим контролем. Скидываемся же мы, если у кого несчастье? Не волки же мы позорные? Разве мы не славяне? Каждый из нас заслужил после рейда, пусть и неудачного, и медосмотр, и баньку, и чистые простыни, и сытный ужин, и выпивку не до усрачки, и немного женской ласки, не связанной с венерическими заболеваниями. Да и законную свою нужно утешить: маленько денег послать! Щоб нэ журылася та нэ турбовалася… И не обогащать перекупщиков и тех, кто за ними стоит…

Тут поднялся Матадор, который тогда об Испании только трепался и мечтал, и сказал в таком смысле: мол, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и военные утопят в крови нашу сталкерскую Утопию, извините за невольный каламбур.

А что военные, возразил Большой. У них что — жалованье высокое? Или здоровье казённое? Или пенсия большая? Можно и с военными договориться, когда убеждалка будет…

Фуршет ни у кого возражений не вызвал. Все гадали: откуда у Большого такие средства завелись — может, у него заначка неслабая была? Может, банк ограбил или инкассаторскую машину?

Но в приличном обществе спрашивать о происхождении первого миллиона считается неэтичным.

А сталкеры считали себя приличным обществом. Во всяком случае, им так хотелось.

Конечно, никакого голосования не было, но все решили: мешать Большому не станем, а станем ему помаленьку отщипывать из добычи — вдруг что да получится? Хуже не будет.

Небезызвестный Сидорович сказал тогда: нет, никуда я из Зоны не уйду, охота посмотреть, как Большой башку себе свернёт.

И обломилось Сидоровичу такое зрелище.

Уже к осени в Предзонье появилась вполне справная больничка с нехилым оборудованием. Сталкер Пилюлькин вспомнил о своём тяжёлом медицинском прошлом и первым предложил Большому свои услуги, хоть и слегка дисквалифицированные. Над входом весёлый Пилюлькин повесил транспарант:

«Хватит жить — пора лечиться!»

Конечно, при Зоне и раньше существовала какая-то инфраструктура: нечто вроде гостиниц с барами и помещениями для ночлега, мастерские оружейников, лавочки перекупщиков и прочее, но только «Сталкербанк» привёл всю эту вольницу в систему. Посёлок городского типа Молодёжный стал базовым. С местным начальством договориться удалось быстро, поскольку был посёлок явно неперспективным и медленно умирающим.

Большой провёл на Материке оргнабор — этим прочно позабытым словом именовалась вербовка нужных людей. Безработные оружейные мастера из Ижевска и Тулы потянулись на Украину (звыняйте, громадяне, в Украину), чтобы поставить дело на широкую ногу, медики из малых городов, кулинары, таксисты, люди без профессии, готовые выполнять любую работу… Ловко играя на малейших противоречиях между славянскими державами, находя в законах многочисленные щели, Т. А. Пак явно выстраивал государство в государстве.

С военными дело обстояло похуже. Сперва предстояло растлить генералов двух армий и нейтрализовать миротворцев — вот уж кто ошивался вокруг Зоны без всякого смысла. Генералы к растлению были готовы, как гимназистки Серебряного века, только аппетиты у них были побольше. Генералов ловили на взятках, меняли, и каждый последующий становился всё сговорчивее. А офицеры и рядовые тоже потихоньку начали страховаться: они что, лысые, что ли?

Вольным же сталкерам действительно стало полегче. Появилась возможность брать в кредит снаряжение и продукты. В каждом баре стоял банкомат, и владелец точки (по совместительству скупщик) сразу же перечислял на счёт клиента стоимость хабара. Тут же висел дисплей, показывавший текущие расценки на артефакты, так что получалась маленькая биржа, поскольку появились и акции.

И наличку больше не приходилось таскать с собой, заначивать, отдавать на хранение посторонним, хоть и проверенным, — появились карточки «Сталкербанка». В Зону их носить было нельзя — её электромагнитный фон непредсказуем, сотрёт к чёртовой матери всё, нажитое непосильным трудом, или исказит до неузнаваемости… Содержались карточки в специальных ячейках под шифром.

Так помаленьку вольные сталкеры сделались не такими уж вольными. Каждый оказался приписанным к какому-нибудь конкретному бару, каждый мог влезть в неподъёмные долги, которые надо было выплачивать — если не хабаром, то какими-то особыми услугами: пойти туда-то, принести то-то…

Но каждый, в перспективе, мог и разбогатеть.

Скептики во главе с Сидоровичем ещё каркали, что Большого ждёт неминуемый крах и он замучается выплачивать страховые суммы. Но Т. А. Пак с цифрами в руках доказал, что процент умертвий и увечий в Зоне гораздо ниже, чем показывают в фильмах Хохливуда, и его можно реально снизить до минимума. Тем более что отмычкам никакой страховки не полагалось, потому что у капитализма звериное лицо, мало чем отличающееся от морды кровососа.

Хочешь не хочешь, теперь приходилось делать заявку на рейд, и самые безумные вылазки демонстративно не приветствовались. Конечно, хозяин — барин, но, если твоя заявка не зарегистрирована, не надейся сдать добытые артефакты по хорошей цене, ищи нелегального перекупщика, а у того уж и бандиты прикормлены, чтобы на обратном пути проверить бедолагу. Но война с мародёрами велась уже на иных основах и стала более беспощадной…

Даже тотализатор в Зоне появился! Всегда можно было помазать — где, когда и при каких обстоятельствах погибнет Семецкий, ибо данная тема была воистину неисчерпаемой. Это называлось «Семецкого страховать», и перешло в фольклор: «Что ты мне тут Семецкого страхуешь!», «Не страхуй Семецкого» и т. п.

Глава клана «Долг» Воронин пришёл к Большому сам и сказал:

— Давай ставь моих ребят на страховку! Только у нас будет отдельный фонд, я всё распределяю сам!

— Да и хрен с тобой, золотая рыбка, — ответил Т. А. Пак. — Может, меньше будете на рожон лезть. Я ваши перестрелки со «Свободой» оплачивать не собираюсь, в Зоне и так дерьма хватает без вашей дурацкой вендетты…

В общем, «Братва, не стреляйте друг в друга».

Ну, «Монолит» по-любому в систему Большого не вписывался, поэтому смерть от «монолитовской» пули приравнивалась к несчастному случаю на производстве. «Монолит», таким образом, стал считаться смертельной аномалией. Да этот отмороженный клан ею и был.