Бремя империи - Александр Маркьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так какого черта он возвращается? — взревел капитан — за такое время он нигде не мог разгрузиться и уж тем более — дойти до Амстердама. Объявить боевую тревогу, готовьте вертолеты и абордажную команду! Поднимайте разведывательный беспилотник!
Капитан повернулся на своем кресле, настроил находившуюся под рукой рацию, настроил на международную частоту…
— Вниманию капитана судна «Эдинбург»! Вы открыли огонь по судну российского военно-морского флота! Приказываю лечь в дрейф, прекратить сопротивление, приготовиться к принятию досмотровой группы! При оказании сопротивления будет применяться оружие!
Ответом было только шипение помех…
Мы уже собрались на освещенной мощными прожекторами палубе, в полном боевом снаряжении. Четыре боевых экипажа, тридцать два человека, готовые к выполнению любого задания. На меня, как на восьмого номера, помимо стандартной выкладки нагрузили еще и рацию, не слишком тяжелую, но все же. И сейчас, стоя последним в строю, я слушал переговоры в эфире, закрепив на ухе наушник. Тот радиообмен, что я слышал, наводил на скверные мысли…
— Внимание всем! Начальник лоцманского центра порта Бейрут вышел на связь с бортом «Эдинбурга» и получил внушающий серьезные опасения ответ!
— Внимание всем! Разведывательный вертолет обстрелян с борта Эдинбурга и сбит! Цель ведет себя враждебно, повторяю — ведет себя враждебно! На приказы остановиться не отвечает!
— С борта «Цесаревича» поднялась авиагруппа, РВП [расчетное время прибытия] минута тридцать!
— Абордажная группа готовится высадиться на палубу Эдинбурга! Прошу до команды огня по Эдинбургу не открывать!
— Вас понял, докладывать о малейших изменениях обстановки!
— Есть!
Штабс-капитан Изварин, так же как и мы одетый в черную боевую униформу, с оружием был немногословен…
— Господа, в пяти морских милях от нас находится британское судно-газовоз, идущее к Бейруту с неизвестными целями. Судя по данным разведки — груженый. С борта ведется огонь, сбит разведывательный вертолет, потоплен пограничный сторожевик. Наша задача — взять судно под контроль, зачистить его и не допустить входа в порт Бейрута. Оружие применять по усмотрению, но осторожно — угроза взрыва танков со сжиженным газом. При высадке быть готовыми к серьезному противодействию! Вопросы?
— Никак нет, господин штабс-капитан! — синхронно рявкнули мы…
— Тогда — с нами Бог, господа! [так в армии Империи было принято напутствовать уходящих на боевое задание. ] По машинам!
— С нами Бог, за нами Россия! — слитно донеслось из чрева уже раскручивающих лопасти Сикорских
— С Богом…
Вертолеты неслись над морем неотвратимо и стремительно, друг за другом, словно русские гончие, что видят впереди зверя и выкладываются в последнем рывке. Мир для меня свелся к гудящему, вибрирующему мелкой дрожью, тускло освещенному чреву вертолета. Все как во время выпускного экзамена, когда нас ночью выбрасывали с вертолета в Финском заливе недалеко от берега и добирайся до Кронштадта как хочешь — но будь любезен прибыть на построение в установленное время. Сейчас же в руках был намертво зажат автомат, и это была не игра…
— Готовимся к штурмовому десантированию!
Опасное решение — хотя приказы командира не обсуждаются, но все равно опасное. Штурмовое десантирование — это прыжок с небольшой, несколько метров высоты на неосвещенную палубу корабля. Без веревки, безо всего. Бросок навстречу неизвестности…
В открытый десантный люк вертолета врывался ветер, у люка на откидном сидении сидел снайпер, уже закрепивший в пулеметной турели свою Стрелу с тепловизорным прицелом. Хотя все понимали — стрелять по «Эдинбургу» нельзя, одна пуля, пробившая танк со сжиженным газом и от нас не останется даже пепла — но так как-то… надежнее что ли…
— До цели одна миля! Заходим с кормы!
И тут, в наушниках набатным звоном разорвалась чужая речь. Чужая — несмотря на то, что говорили по-русски…
— Во имя Аллаха, милостивого и милосердного…
— На, послушай! — я протянул Али гарнитуру рации
— Мы, муджахеддины Фронта исламского освобождения требуем от русских собак навсегда убраться со святой земли Мекки и Медины! Все что сегодня свершится, будет последним предупреждением неверным псам, держащим в рассеянии и неверии многие миллионы мусульман! Аллаху Акбар!!!
— Вниз! — заорал Али, перекрывая даже рев вертолетных двигателей, турок и мусульманин, он прекрасно понял, что произойдет дальше — вниз, к воде! Разворачивай вертолет!
Винтокрылая машина резко нырнула вниз и вправо, прижимаясь к воде — и тут горизонт осветился ярчайшей вспышкой — словно ночь легким мановением волшебной палочки превратилась в распятый солнечными лучами день. Испугаться я не успел — через секунду ударная волна швырнула многотонный вертолет как пушинку…
Бейрут, госпиталь ВМФ. 25мая 1992 года
Сознание вернулось внезапно, неожиданно. Сначала появился свет — белый, немилосердно режущий глаза. Умом я понимал, что где-то лежу и глаза мои закрыты — но свет все равно слепил меня, и не было от него спасения…
Стараясь отвернуться от этого света, я замотал головой, сморщился от резкой боли. Рядом кто-то крикнул: "Доктор! Доктор!" — но этот крик прозвучал, словно откуда-то издалека. Я хотел открыть глаза, посмотреть, где я и что со мной, но не смог — снова отключился, погрузился в спасительную тину беспамятства…
Второй раз я пришел в себя уже через час — на сей раз уже окончательно и бесповоротно. Время уже клонилось к закату, судя по лучам солнца, бьющим в палату через окно…
На сей раз я просто открыл глаза — я уже помнил, что произошло, прекрасно помнил. Помнил и ночное построение на палубе и рев турбин Сикорского, несущегося к захваченному газовозу и слепящий свет, который, казалось, был виден не через иллюминаторы, а через броню. Не знал я только одного — кто из наших остался в живых…
Повернув голову, я убедился, что по крайней мере один человек из моего нового экипажа точно жив — на соседней кровати, в больничной пижаме, поддерживая правой рукой закованную в лубок левую, сидел Али в боевой раскраске. В боевой раскраске — вся его физиономия представляла собой живописную картину из синяков, порезов и пятен йода. Заметив, что я повернул голову, Али соскочил с кровати, наклонился надо мной…
— Александр? Ты узнаешь меня…
— С трудом… — прокаркал я, слова буквально продирались через распухшее и пересохшее горло — пить…
Вода была теплой, графин целый день простоял на тумбочке — но вкуснее воды я не пил давно…
— Турок… Ты что… [Турок — таким был позывной Али, никакого национализма в этом не было, турок и турок. В Империи вообще, называя друг друга «русский» или «турок» просто констатировали факт и не более того]
— Отдыхаю на больничной койке вместе с тобой. Кстати — ведь ты меня из тонущей вертушки вытащил, не помнишь? За мной должок…
— Я? — в голове была пустота, единственное что помнилось, это яркий, выжигающий глаза свет, лучи которого пронзали иллюминаторы вертолета подобно мечам….
— Ты, Ворон, ты. [Ворон — прозвище и позывной Воронцова в Севастополе до тех пор, пока его не стали считать предателем. ] Мы последние выбирались, вертушка уже под водой была, а у меня с рукой — сам видишь. Ты меня и вытащил…
— Не помню ни хрена…
— Вспомнишь. Всех нас прилично шарахнуло, правда, сейчас в госпитале только мы двое и остались. Остальные долечиваются…
— Ладно. А что вообще произошло?
— Они взорвали газовоз. Поняли, что до Бейрута им не дойти и взорвали его прямо в море. Хорошо еще, что вертолеты у самой воды были, если бы ударная волна достала нас на высоте — сейчас бы мы с тобой не разговаривали…
— Так, получается, это ты нас всех спас?
— Да, брось… Так вот — шарахнуло так, что достало «Колчак». Там все чуть с ног не попадали. Выслали спасательный вертолет, подобрали нас — нашли почти сразу. Вверху эскадрилья была, они с «Цесаревича» поднялись, их тоже ударная волна достала. В общем — вытащили нас и сразу в госпиталь…
— А где эскадра? Мы же на учения шли?
— Эскадра ушла на учения, они уже в районе Африканского Рога. А «Колчак» здесь, на траверзе болтается… Я слышал, нас временно на берег, в Бофор списывают… [Крепость Бофор — основанная еще крестоносцами огромная крепость, расположенная на скале. В крепости были расквартированы десантники и части особого назначения, в том числе и отряды боевых пловцов. В целом крепость представляла собой мощную и практически неприступную твердыню, основной узел обороны Южного Ливана в целом. ]
