Леди и Некромант - Екатерина Воронцова

Он кивнул.

– Оливия… можно Ливи…

И ручку протянула.

Тонкую белую ручку.

Надушенную, Проклятого ради, ручку!

Ричард молча развернулся. Если не дура, сама поймет, что ей здесь не рады.

К знакомству с Ричардом – про себя я решила, что не позволю этому потенциальному женоненавистнику лишить меня свежеобретенного дома – я готовилась морально.

Я уже знала, что Ричард оный – маг.

И даже не удивилась.

Подумаешь, маг… я вот альвина живого увидала. И гнома. То есть подгорца.

Некромант.

Это уже, конечно, интересно, но не настолько, чтобы паниковать. И вообще… я собиралась сражаться до последнего. В конце концов, отступать мне некуда. Не на дорогу же возвращаться? А потому, отложив сомнения и страдания – будет свободное время, им и предамся, – я занялась делами.

Уборка?

Разве что быстрая. Ужин – это актуальней. Ни один мужчина, как утверждал бабушкин жизненный опыт, которому я доверяла бесконечно, не расстанется с женщиной, способной утолить его голод, будь то интеллектуальный, эмоциональный или банальный физический. С последним я, собственно говоря, дело и имела. Грен, все так же краснея и слегка заикаясь, признался, что питались они просто чем Боги пошлют, а слали Боги в основном продукты, в готовке не нуждавшиеся. Сиречь солонину, колбасы и хлеб. Иногда – сыр. Горячая еда? Это если повезет у трактира остановиться. Нет, сами они тоже пробовали готовить, но, увы, результаты сих попыток были плачевны.

А до мороженых полуфабрикатов, на счастье мое, в этом мире не додумались.

И вот я встала у плиты.

Магической.

То есть мне сказали, что плита магическая, но я магии не почуяла. Мне, честно говоря, важно было, чтобы она работала. А она работала. Ручку поворачиваешь, и огонек появляется, а уж от газа он, электричества или заряженного магией кристалла – дело третье.

Были здесь и сковородки, правда, покрытые толстым слоем копоти и жира, и кастрюли, и прочая кухонная утварь. Обнаружился и холодильник – дубовый сундук с запором, изнутри затянутый толстым слоем льда. Магия или нет, но размораживать его придется, хотя бы затем, чтобы понять, что же скрывают ледяные глубины. Мне при помощи Грена удалось добыть кусок вырезки.

Лук, морковь, картофель.

Соль.

Приправы.

Готовить я всегда любила, и супруг мой – надеюсь, Макс и до него доберется, не мне же одной страдать? – всегда высоко оценивал мои кулинарные таланты. Так что, надеюсь, сумею приятно удивить троих изголодавшихся по нормальной еде мужиков.

Жаркое.

Салат из черных помидоров и подвяленного – но какой уж есть, чудо, что он вообще обнаружился, – базилика. Щепотка перца. Капля масла, по виду похожего на оливковое… в очередном сундуке масла этого залежи обнаружились…

Я настолько увлеклась исследованием – надо же знать, что у меня под рукой имеется, – что не заметила появления Ричарда.

Просто обернулась, а он стоит.

То есть сначала я увидела, что что-то да стоит; такое темное и косматое… и не заорала исключительно на остатках силы воли. А что, этой воле и без того досталось изрядно за сегодня.

Ричард был…

Не знаю, маг он там или не маг, некромант, женоненавистник и вообще, но… пока он производил впечатление человека, которого хотелось покормить и пожалеть, при этом, желательно, не прикасаясь.

Во-первых, от него воняло.

Изрядно так воняло.

И запашок сладковатый, пряный, поначалу даже приятным кажущийся, этакий запах розового куста. Только стоит чуть принюхаться, и за этой розовостью чудится характерный душок разложения.

И я с трудом удержалась от того, чтобы зажать нос. И улыбнулась.

Господи, а надето на нем что? Рубаха разодрана в лохмотья. Остатки левого рукава повисли на манжете. Из дыры в правом выглядывал острый синюшный локоть, тоже, к слову, с красноватой вспухшей полосой ссадины. Штаны, относительно целые, были заляпаны в чем-то белесом и засохшем…

Я сглотнула.

– Добрый день.

Бабушка учила меня, что не одежда красит человека. Мало ли что с Ричардом произошло, может, у него предыдущий день не задался, а если избавить его от этих обрывков и отмыть, прекраснейшим человеком окажется.

– Мы с вами незнакомы. Вы, должно быть, Ричард?

И улыбаться.

Очаровательно. Смогла же я несколько лет супружеской нашей жизни улыбаться Максу?

Он кивнул.

И нахмурился.

Что-то не так? Конечно, следовало бы переодеться, мой наряд, подозреваю, несколько экстравагантен, но хотя бы цел и относительно чист.

Не то что у некоторых.

Хмурый.

И видно, что хмуриться привык. Вон, морщины появились… сколько ему лет? С виду около тридцати, может, чуть больше. Не мой типаж совершенно. Невысокий. Чуть выше меня. Тщедушный, и сутулится. В детстве ему по спине линейкой железной не доставалось за осанку неправильную… пускай. Кожа темная, то ли от природы, то ли от избытка свежего воздуха. Из пегой гривы волос перья торчат, явно не из подушки добытые. И не только перья… беленькое – это кости? А шнурочки, которыми он тонкие косицы перевязал, надеюсь, не из человеческой кожи сделаны.

Лицо…

Обыкновенное, пожалуй. Разве что нос ломаный выделяется, массивный и кривоватый. И вот шрам на левой щеке, из-за которого глаз прищуренным кажется, внимание привлекает. А вот подбородок жесткий, прямой.

Щетинистый.

И щетину он поскреб. А я протянула руку:

– Оливия. Можно Ливи…

И что сделал этот хам? Повернулся спиной. То есть моя скромная особа не удостоена была и слова? И почему-то меня это разозлило. Так разозлило, что я едва не расплакалась.

От злости.

Ну уж нет! Не дождется!

И я тоже повернулась к некроманту спиной. Пусть он трижды великий маг, но за стол с грязными руками не пущу…

Пускать не пришлось.

Ричард демонстративно отпилил себе ломоть черствого хлеба. Положил поверх него изрядный кусок ветчины, как по мне, несколько заветрившейся, но ему, похоже, было не привыкать – профессия обоняние отбила? – и устроился в дальнем углу.

Вот и славно.

Ужин.

Белая скатерть – откуда только появилась? Или это прежняя? Но тогда каким чудесным образом она вернула исходную свою белизну? Фарфор альвинский фамильный, пусть и пострадавший во время очередного тихоновского эксперимента, но все одно изящный.

Салфетки.

Колечки для салфеток.

Ричарда от вида этакой красоты мутило. Или от голода? Или вообще от жизни поганой, беспросветной. Почему-то именно сейчас было невыносимо жаль себя, причем сразу за все прожитые годы. Был бы бабой, расплакался бы.

Бабой Ричард не был.

А потому принятое волевое решение подлежало исполнению, пусть и черствый хлеб в горле застревал, а ветчину, судя по запаху, есть было вовсе опасно для жизни. Ничего. Ричард и не такое едал. Ветчиной его не проймешь.

Эта же… Оливия-можно-Ливи… имя дурацкое, сама тоже идиотка… откуда только взялась? Порхает бабочкой… цветочки поправляет в вазе.

На кой им, к Проклятому, цветочки?

– Худой роже и зеркало негоже, – заметил Грен, который за девицей наблюдал с явным удовольствием.

– Что?

Мудрость подгорного народа ускользала от понимания Ричарда.

– Лопнешь сейчас от злости.

– Так заметно?

Грен усмехнулся.

– Нет ли вошки, нет ли блошки – один червячок, да и тот золотой…

Значит, заметно.

И что с того? Ричард имел полное право злиться. Эта девица… откуда она вообще взялась? Домоправительница. Знал он таких, прости Фрада, домоправительниц. Сначала они домом правят, потом и хозяевам на шею садятся. Пары дней не пройдет, как перед этой будут они ходить строем и руки перед едой не то что мыть – вылизывать.

А Ричарду с грязными, может, вкуснее.

Нет, он отдавал себе отчет, что злость его иррациональна, что ничего-то плохого пока не произошло и, возможно, не произойдет, но вот… вызывала она раздражение.

Глухое.

И гнев праведный.

Чем? Ричард призадумался. Горячая еда – это благо, которого они ввиду собственной косорукости были лишены, как лишены порядка и чистой, не говоря уже о целостности, одежды… и действительно стоило бы нанять кого-то…

…кого-то попроще.

В деревне там. Или в трактире. Девку покрепче и, главное, без иллюзий относительно своей роли здесь. А эта… благородные лайры – а у нее на лбу большими буквами написано, что особа оная благородней некуда – не чинят рубашки простым горожанам.

Или не простым.

Ладно, с Тихоном она, допустим, уживется. Он – существо беззлобное, ко всему альвин, а альвинов лайры любят трепетной платонической любовью, ибо модно. Грен… подгорцев любить сложнее, но он способен поддержать беседу и прическу сделать. А значит, будет сочтен по- лезным.

Ричард же…

Он вцепился зубами в бутерброд.

Да он скорей сдохнет, чем позволит себя выдрессировать. Хватит. Уже один раз поддался, и второму – не быть!

– Значит, – ветчина комом ухнула в желудок, – пара часов до Ормса?

– Чудак покойник: умер во вторник, в среду хоронить, а он поехал боронить. – Грен лишь тяжко вздохнул. – Ричард, не дури, а? Сам не хочешь, дай другим жизни порадоваться.