Фамильные ценности - Магдален Нэб

— А вы с этим не согласны?

— Только потому, что это небезопасно. В наши дни у них может быть лейкемия или даже СПИД. Я водила собаку к ветеринару, чтобы проверить. Я из тех людей, кто думает о подобных вещах. Я человек здравомыслящий.

— Понятно. Так значит, никаких попыток связаться с вами не было?

Она покачала головой. Ее лицо все еще горело, глаза сверкали, словно наполненные слезами.

Инспектор ощутил вину. Ему казалось, что он допустил бестактность, а неземная внешность этой утонченной молодой женщины, чьи длинные белые руки неподвижно лежали на коленях, пока она плакала, заставляли его сильнее, чем обычно, чувствовать себя слоном в посудной лавке. Разумеется, он не предполагал, что проблема окажется столь серьезной.

— Вы уверены, что брат не знает о вашем приходе сюда? Возможно, похитители связывались с ним. Если у него есть причины не доверять вам, он мог не поставить вас в известность.

— С тех пор как это произошло, он не встает с дивана рядом с телефоном. Я тоже все время там.

— Телефон находится в вашем доме?

— Да, разумеется.

— Хм. Значит, похитители на связь не выходили. Вы так и не объяснили, почему пришли именно сюда.

— Сначала я пошла в ваше главное управление на виа Борго-Оньиссанти. Я не могла говорить из дома: Леонардо день и ночь не отходит от телефона. Охранник у входа остановил меня и спросил, чего я хочу. Не могла же я объяснять ему все на улице! Я просто сказала, что мне нужно кое о чем сообщить, и он направил меня к окошку, где принимают заявления о кражах и других происшествиях. Я уже обращалась туда, когда украли мою машину. Мне предложили заполнить форму, но я сказала, что пришла сюда не бумаги заполнять, а поговорить с кем-нибудь и получить совет. Меня послали к вам.

— Хм. — Едва ли он мог обвинять коллег. Их непрестанно осаждали бездельники и смутьяны, а она даже сейчас не особенно откровенна.

— Я так нервничала перед тем, как сюда прийти. Все были против.

— Все — это кто?

— Мой брат и Патрик Хайнс. Патрик юрист. Управляет нашими делами в Нью-Йорке. Приехал, как только все это произошло, а сейчас он в Лондоне, пытается нанять частного сыщика в крупном агентстве. Он будет вне себя, узнав, что я пришла к вам. Когда они об этом узнают, они оба будут против меня. Но ведь я поступаю правильно, да? По закону?

— Разумеется. Не стоит переживать. Дело сделано — им придется принять этот факт. Будет лучше, если их удастся убедить сотрудничать со следствием, а не просто терпеть наше присутствие, но, так или иначе, их больше будет волновать судьба вашей матери.

Зазвонил телефон. Прежде чем поднять трубку, он сказал:

— Вы не могли бы немного подождать в приемной?

Она поднялась, по-прежнему не глядя ему в глаза. Она оказалась высокой.

— Разве обязательно говорить, что все это вам рассказала я? Ведь вы могли узнать об этом из других источников?

— Извините, я поговорю с вами через минуту. Он подождал, пока дверь за ней закрылась.

— Гварначча?

— Да, это я… Да, дело серьезное… Десять дней назад около полуночи исчезла графиня Брунамонти. Вышла с собакой — обычная прогулка вокруг дома, оставила главные ворота во двор незапертыми — так делают, уходя ненадолго. Во дворе найден собачий поводок… Да, как каждый вечер… Об этом и речь… Палаццо Брунамонти на пьяцца Санто-Спирито… На это полагаться нельзя. Информация исходит от дочери, и она не уверена… В любую минуту может передумать. Есть еще брат и юрист, американец. Они хотят привлечь частного детектива, поэтому…

Инспектор повесил трубку и глубоко вздохнул. Согласно статистике, после введения закона 1991 года, который дает разрешение магистрату замораживать банковские счета семьи, член которой стал жертвой похищения, среднее количество подобных случаев снизилось с двадцати одного до пяти в год. Правда, статистика умалчивает о другом: закон создал дополнительные трудности для следствия в тех случаях, когда семья не сообщает о случившемся немедленно; о жестоких страданиях похищенных из-за того, что деньги выплачиваются не сразу. Профессиональные похитители приноровились и выбирают теперь жертв из влиятельных семей со связями, чтобы получить хотя бы часть выкупа от государства в соответствии со статьей закона о «выплатах в интересах расследования». Правда, графиню Брунамонти вряд ли утешила бы мысль, что она одна из этих пяти случаев, а не из двадцати одного. Только статистика может обобщать. Каждый случай требует отдельного подхода. Разве можно обобщить боль и страдания людей? Инспектор встал.

Он надеялся, что начальство согласится — хотя бы на данном этапе — с просьбой дочери сохранять тайну. Это не будет иметь большого значения на первой стадии расследования, зато они не потеряют единственного союзника в семье. Он открыл дверь и выглянул в приемную. Она была пуста.

— Лоренцини! Появился юный сержант.

— Девушка, которая только что была у меня, ушла?

— Да. Мне не следовало ее отпускать?

— Ничего страшного. Ди Нуччо и Лепори уже уехали?

— Только что.

— Надеюсь, они помнят все, о чем я говорил вчера вечером. Они поели?

— Наверное, да.

— Воду взяли? Я их предупреждал. Там на много миль ни одного кафе или бара.

Гварначча застегнул куртку и надвинул пониже фуражку, готовясь встретить ветер, завывания которого слышал все время, пока, ворча, тяжело спускался по лестнице:

— Охранять Палаццо Питти, конечно, должны мы, военная полиция, корпус карабинеров. Да еще поиск свидетелей, да бесконечные дрязги местных жителей! А теперь вот похищение. Откуда взять на все это время и силы?…

Зимнее солнце, ослепляя, сияло на безоблачном небе. Инспектор, проходя под великолепным железным фонарем арочного свода, торопливо нашарил в кармане темные очки: глаза не терпели яркого света. Надежно защитив их темными стеклами, он смело подставил лицо теплым солнечным лучам, наслаждаясь утренними запахами, которые свирепый ветер нес с гор. Солнце пыталось согреть воздух, однако, как только Гварначча покинул Палаццо Питти и вышел на открытый склон перед дворцом, ледяной ветер набросился на него, и он с удовольствием подумал, как хорошо, что на нем плотная тяжелая куртка.

На площади у подножия холма царило возбуждение и было не протолкнуться — флорентийцы, воодушевленные великолепием дня, стремились ехать порезвее. Каждые несколько минут перекресток виа Романо и виа Маджо оглашался хором клаксонов. Инспектор пересек площадь и пошел прямо, срезая путь через квартал многоэтажных домов по узкой аллее с припаркованными мопедами. Машин на стоянках не было. Он вышел на пьяцца Санто-Спирито на углу у церкви. И зачем его сюда занесло? Эта история его не касается! Куда разумнее было бы отправиться прямо в главное управление на другом берегу реки. Однако он прекрасно понимал, что его ожидает: он хорошо знал своего шефа.

К делу, подобному этому, необходимо привлекать разных специалистов, группу специального назначения, которая прибудет на вертолетах из Ливорно, возможно, придется сотрудничать с силами гражданской полиции. Не исключено, что работа уже началась. Но Гварначча был уверен: капитан Маэстренжело всеми правдами и неправдами обязательно втянет его в расследование.

Ведь кто-то должен поддерживать постоянную связь с семьей, и именно инспектор станет этим человеком. Поэтому Гварначча неторопливо двигался по пьяцца Санто-Спирито и дышал свежим морозным воздухом.

Вокруг располагались магазины и рыночные прилавки, палатки кустарей, где-то низким голосом зазывал мужчина, торгующий дешевым бельем, слева пахло кофе и опилками, справа — старой одеждой и свежим фенхелем.

— Привет, инспектор!

— Доброе утро.

— А ведь твой парень здесь уже был. — В реплике был скрыт вопрос.

Ежедневно один из карабинеров приходил сюда, на площадь, за продуктами, а потом готовил на всех обед в маленькой казарме в Питти. Сегодня он тут уже побывал. Сам Гварначча обычно ест дома с женой и детьми. Значит, он не за овощами явился, а, видно, по делу. Или как?…

Инспектор не стал ничего объяснять, поэтому юркий Торквато в переднике до лодыжек и шерстяной шапочке, из-за ветра надвинутой на уши, повернулся к следующему покупателю.

— Ну, знаешь, Торквато, у этого салата отвратительный вид.

— А что ты хочешь при таком холодном ветре? Ты его съесть собираешься или в свадебный букет засунуть? В желудке ведь темно. Возьми вот еще пучок петрушки, морковь и сельдерей для соуса…

Бог знает, сколько лет Торквато ежедневно привозил сюда зелень из деревни. Темнота в желудке была его обычной отговоркой. Инспектор подождал, пока тот освободится, затем нагнулся, делая вид, что всматривается в мятый, растрепанный ветром салат, стараясь не привлекать к себе внимания.

Торквато внимательно глядел на инспектора снизу вверх: