Сон - Александра Крючкова

К тому же… я испачкала его наибелейший свитер своей помадой… Не специально…

И я пишу ему… Обращаясь «на ты»… Я прошу у него прощения… И за свитер… И за всё остальное… Я хочу побыть с ним наедине… Уехать куда-нибудь… Внезапно я вспоминаю про Венецию, где знаю каждый мостик, каждую узкую улочку, где я — как дома… Хочешь, я покажу тебе Венецию? Мой самый любимый город? Ты никогда не видел её такой…

Когда смотрю на стаи голубей,Я вижу мостиков — зовущие вдаль — лицаИ маски — незнакомых мне — людей,И улиц — узких, шумных — вереницы.Дай руку мне, тебя я проведуВ тот Город, где оставила когда-тоЯ часть своей Души, и где найдуПоследнюю — в страницах жизни — дату…Хрупка я, как муранское стекло,Созвучная с напевом гондольера,Я прихожу к причалу на поклонИ замираю сердцем суевера —Я помню сон: в тумане на зареВсплеск вёсел предвещал плохие вести…Забудь! Ещё не в этом феврале —Мы не бродили там с тобою вместе,Где карнавалом — каждый божий день,Где каждый дом — ласкается волною…Я завещаю Город На ВодеХранить тебе, как был храним он мною…

Я со страхом отправляю ему смс-ку. Он ничего не отвечает…

На следующий день, во вторник, мне звонят из союза писателей и просят приехать к 16.00. Я не понимаю, зачем… Говорят, будет объявление итогов 1-го международного конкурса «Литературный Олимп». Я совсем забыла, что год назад подала на него 1-ую часть «Иной Реальности», но приезжаю без какой-либо надежды и вхожу в переполненный номинантами зал. Меня вызывают как победителя в номинации «Проза»… На шею вешают медаль «Литературный Олимп»… Я не верю происходящему… Я плачу.

Возвращаясь домой, я пишу друзьям смс-ку о своей первой победе в литературе… Все поздравляют меня в ответ… Он молчит…

«НЕ ОН…» — тяжело вздыхаю я, нервно закусывая губы.

Утром в среду я выезжаю на работу на машине. Я работаю далеко от Москвы, добраться туда можно исключительно на собственном автотранспорте. Выезжая на МКАД, я слышу трель мобильного телефона. Одной рукой держась за руль, второй судорожно выискивая телефон в сумке, я чувствую тот самый, необъяснимый, панический страх. Чего-то неизбежного, что вот-вот должно произойти.

Я смотрю на телефон звонящего — ОН… Я улыбаюсь. Он не забыл меня, он звонит, чтобы поздравить со вчерашней наградой…

— Привет… — я буквально заставляю себя произнести это слово вместо «Здравствуйте», одновременно пытаясь не выдать каких-либо из переполняющих меня чувств.

— Привет, — громогласно и как-то устрашающе гремит в ответ. — Ты не имеешь права мне писать. Ты больше никогда ничего мне не напишешь. Ты поняла меня?! Если так хочется что-то сказать, звони. Ты хорошо услышала, что я сейчас тебе сказал?!

— Да, — выдавливаю я из себя…

Всё, что он говорил после, даже не поздравив меня со вчерашним, о какой-то книге, которую нужно написать его друзьям про начало 90-х, я уже не слышала. Почему я не повесила трубку сразу? Не знаю. Возможно, потому что мама учила меня быть вежливой.

Когда разговор, представляющий из себя, скорее, его монолог, наконец-то, закончился, я остановила машину на обочине. И положила голову на руль.

Что ты знаешь обо мне, чтобы говорить со мной ТАК?! Как говорят высокомерные «умудрённые жизнью» Короли с малолетними девочками, у которых в голове нет ничего, кроме… и которые ещё не прошли в своей жизни через то, через что прошла я… Ты считаешь меня какой-то там поэтесской и предлагаешь в качестве великого одолжения написать книгу про бандитские разборки 90-х…

Извини, я не люблю одолжений… И не пишу на заказ… Однажды я стану Королевой… Поэтов И ты поймёшь, как глубоко ты заблуждался.

Я никогда больше не позволю тебе разговаривать со мной ТАК.

Кем бы ты ни был…

С годами реже говоришь «Люблю»,Да и вообще…Говоришь — реже…И всё сложнее кораблюПричалить к гавани,И, вроде, всё — те жеКартыС маршрутамиСтоль хорошо известного всемПлаванья…Раньше —Была смелее, теперь — страшноНабрать простые цифры телефонного номера,Чтобы услышать в ответВместо: «Привет, Саша!» —«Ты позвонилаНЕвовремя!!!»Резким и властным голосомвОрона…С годами привычнее полосыЧёрные,И я откладываю телефонВ сторону,В сторону!В сторону!!! —Я не смею тебя отвлекать…Мне, конечно же, хочется…C тобой погулять…Например, по Арбату…А ты никогда,Никогда уже не станешь мнеБратом…Забрось те книжки на верхнюю полку…Что толкуВ них?С годами проще ничего не знатьО сердце раненном…Я сделала что-то,Чего не случалось со мноюРанее…Я буду о тебе читатьСо сцены зала,Под вспышки фотоИ в анфас, и в профиль…Мне кажется, я всё тебе уже сказалаВ ту субботу,Где чашка не предложенного кофеРасколота…И всё сложнее, знаешь, кораблю…С годами реже говоришь «Люблю»И понимаешь, что молчанье —

Глава 6

По вечерам перед сном я захожу к маме. Её только что в очередной раз выписали из больницы, и теперь она обосновалась в большой комнате, а я сплю у себя одна. Мама почти совсем не встаёт. К ней каждый день приходит врач и колет наркотики, но и они уже не помогают — она говорит, что больше не в состоянии терпеть бесконечную адскую боль во всём теле. И мне больно смотреть в её огромные бездонные чёрные глаза, которые раньше были карими.

Все говорят мне, что она скоро поправится. Я хочу им верить на уровне Сознания, но моё Подсознание уже давно знает правду.

— А ты пишешь стихи, Алиса? — внезапно спрашивает мама.

Я молча киваю. Я не хочу её огорчать, помня о том дне, когда она запретила мне писать, но я не способна врать ей.

— Прочитай мне, что ты написала, последнее, — отрешённо просит она.

Я иду в свою комнату и возвращаюсь с листочком, сажусь рядом с ней на кровати и молчу.

— Прочитай, — спокойно говорит она. — Я не буду тебя ругать…

— Я написала про похороны папы…

— Но ведь ты на них не была, — таким же ровным голосом произносит мама.

— Я не сама пишу стихи… Они ко мне приходят…

— А тебе когда-нибудь снился папа?

— Нет…

Он умер, когда ему было 36, а мне 4. Я почти совсем его не помню. Всего пара фрагментов из детства, очень туманно. Вот мы на даче, обедаем. Бабушка разливает суп по тарелкам. Папа говорит, что хорошо бы сорвать зелени с грядки. Я бегу в «огород». Пока собираю, мою, возвращаюсь за стол, папа уже всё съел, а я так старалась… Потом мы идём в лес и играем в «шишко-стрелялки». Потом возвращаемся, и я «прыгаю» у него на животе, мама говорит, что папе больно, а мне весело.

До его смерти я ходила в детский сад на пятидневку. Возможно, поэтому совсем ничего больше не вспоминается.

Папа часто уезжал в длительные командировки по работе заграницу. Он был разведчиком и даже встречался лично с Андроповым. Это я узнаю уже после его смерти. Мы будем смотреть с мамой «17 мгновений весны», она скажет: «Твой папа был как Штирлиц». У меня сохранились его письма мне и маме из последней командировки в Америку.

Потом помню, что долго его не вижу, и он не приезжает. Периодически спрашиваю маму, где он. Однажды мы идём с ней домой, и она произносит: «Папа умер, он больше никогда не придёт». Я начинаю смеяться. Мама ужасается, спрашивает, почему я смеюсь. Я отвечаю: «Мама, люди же никогда не умирают…»

Мама говорит, что его последние слова были обо мне. Он сказал, что я умру, и как я умру, и чтобы мама меня спасла. Мама считала, что он бредил. Но когда через семь лет после его смерти и практически в день его рождения я действительно умерла, неужели она так и не поверила в то, что будущее можно увидеть? И не просто увидеть, а… изменить…

Он умер внезапно, незадолго до того, как мы втроём собирались уехать на несколько лет в другую страну. Все родственники считают, что его отравили «долгоиграющим» ядом. Я знаю, что это действительно так. Да и те, кто работал с ним в последней командировке, скоропостижно скончались после возвращения в тот же год, и их смерти окутаны легендами.

У меня мало его фотографий. В детстве я была очень похожа на него.

— Он приснился мне сегодня… — спокойным голосом произносит мама, видимо, прокручивая сон на внутреннем экране. — Будто у нас снова свадьба…

— Ты говорила мне, что сны обманчивы, и им нельзя верить…