Отпуск на тот свет - Анна и Сергей Литвиновы

– Иди, летчик, на мое место! – пригласил Василий Михайлович. Самолет на автопилоте, парень выглядит вроде разумно, да и Андрей сидит рядом. А он пока поболтает с мамой.

И зачем они сохранили это правило – сажать в самолет сопровождающего? Какой от него толк? «Молодой человек, вы курили?» Сам небось тоже в туалет покурить пошел! Террористов он будет ловить! Не получится! Просидит в туалете самое интересное!

– Танечка, сколько у тебя прыжков?

– Не помню.

– Как не помнишь? Ты разве их не записываешь?

– Да нет, записываю. Высоту, задание, происшествия. Но сколько именно – не помню. Пятьсот шестьдесят с чем-то.

– Ого! А у меня только девяносто шесть. Представляешь, сотый прыжок должен быть на Северный полюс. Ты прыгнешь со мною в паре? В свободном падении поцелуемся.

– Димочка! Мы же после этого инвалидами станем! Там холод какой – губы обветрятся.

– А мы через платочек. Давай начнем тренироваться прямо сейчас?

Он медленно подошел к своему месту. Пора! Наклонился, сунул руку в карман. И кинул дымовую шашку под кресло, туда, где сидели эти двое с товаром.

– Если хочешь, ты можешь даже покрутить штурвал! – великодушно разрешил Андрей пацану. – Только аккуратнее. – Он встал у него за спиной. Пацан осторожно повернул штурвал вправо.

– Вот видишь, ничего страшного. Ты и сам можешь управлять самолетом! – сказал Василий Михайлович.

Леша посмотрел на него восхищенным взглядом.

– Пожар, пожар! – изо всех сил закричал он и тут же увидел, как интеллигент судорожно схватился за внутренний карман. Значит, его расчет оказался верным. Как только запахнет жареным, они сами себя выдадут и покажут, где именно находится груз.

Он успел надеть респиратор.

Самолет окутал сизый удушливый дым.

Боже мой, что за вонь! Аркадий пулей выскочил из туалета, на ходу вытаскивая пистолет. Он еле открыл дверь из гальюна – проклятый замок опять заело! – и не увидел ничего. Самолет был окутан дымом. Визгливо и тупо кричала какая-то женщина. На одной ноте: «А-а-а!» – ей вторил ребенок. Пожар? Взрыв?

Аркадий изо всех сил крикнул: «Спокойствие! Всем оставаться на местах! Ситуация под контролем». И стал пробираться к кабине пилотов.

Взрыв! Крики. Едкий дым. В первую секунду Таня не соображала ничего. Но у парашютистов от каждого мгновения зависит жизнь, поэтому она тут же взяла себя в руки и автоматическим жестом зажала нос и стала дышать ртом. Слезились глаза. Надо подумать о Диме – он ведь не профессионал! Но Дима, оказалось, не растерялся. Он тоже одной рукой уже зажал нос, а другой – показывал Тане под сиденья. Туда, где у них стояли сумки с парашютами.

В дверь кабины отчаянно замолотила стюардесса.

– Откройте! У нас тут пожар!

– Какой, на х… пожар? – воскликнул Геннадий. Все приборы показывали норму. Василий Михайлович распахнул дверь. В кабину ворвался черный дым.

Лешка отчаянно закричал и вцепился в штурвал.

Самолет завибрировал и накренился вправо.

– Выкинь его из кресла! – гаркнул Василий Михайлович Андрею.

«Каким образом я мог повредить самолет? Почему мы теряем высоту? Или уже приняли решение об экстренной посадке?» Груз был у него. И никто не понял, что именно ОН бросил дымовую шашку! Пока все шло по плану. И по его же плану ничего не должно случиться с самолетом. Дымовая шашка – штука относительно безопасная. Дышать тяжело, но от такого дыма никто не отравится. Если пилоты поведут себя грамотно и включат вентиляцию – дым рассеется через десять минут. Надо сидеть в туалете и ждать.

– Говорит 2315. У нас – «двадцать два». Повторяю: у нас «двадцать два», – связался с землей Андрей. – Возможен «компас». Повторяю: возможен «компас».

«Двадцать два» означало – «взрыв на борту, пожар». «Компас» по коду, действующему в нынешнем месяце, значило: «Возможен террористический акт, захват самолета».

Андрей выдернул наконец из своего кресла оцепеневшего и намертво вцепившегося в штурвал Лешку.

Аркадий отлично различал запахи. Он мог отличить «Ротманс» от «Мальборо» – хотя сам не курил – и «Гуччи» от «Босса», – хотя никогда не пользовался туалетной водой.

Аркадий быстро определил: это не пожар. Какой-то идиот бросил дымовую шашку. Надо быстрей сообщить об этом пилотам. До их кабины оставались считанные метры.

И тут самолет резко накренился вниз.

Самолет падает, понимала Таня. Это неуправляемое падение. Секунд через пятнадцать, может быть через двадцать, они врежутся в землю. «Боже, за что ты меня караешь!»

Никакие парашюты их не спасут. Ничто их не спасет. Они их не успеют надеть. А если наденут? Двери закрыты. Самолет загерметизирован.

Ощущение было таким, будто они падают с американской горки. Или находятся внутри оборвавшегося лифта. Удар будет страшным, понимала Таня. «Господи наш, Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй мя, грешную!» Она читала единственную молитву, что знала. И снова, сначала: «Помилуй мя, грешную!»

Пассажиры не кричали, не плакали. Все, даже дети, оцепенели перед неминуемо надвигающейся на них землей.

Дима вцепился в подлокотники кресла. Лицо его было искажено.

До удара о землю оставались секунды.

Дима приготовился к неминуемому. Какая глупость – гибнуть таким молодым. Хорошо бы не было больно. А вдруг ему повезет? Вдруг его выбросит на лапы елей? Или в воду. Или в стог сена. Он читал: бывали такие случаи. Он нагнулся в кресле, закрыл голову руками и постарался сгруппироваться. Может быть, повезет.

Срок, который мысленно отвела Таня до удара о землю, прошел. Они прожили на одну, две, пять секунд больше.

Падение самолета стало не таким стремительным. Оно замедлилось. Оно стало более пологим.

О боже, летчикам удалось выровнять самолет! Он уже шел параллельно земле.

Таня посмотрела в иллюминатор. До земли оставалось не более двух километров. «О боже, ты услышал мою молитву!» Слезы навернулись у нее на глаза.

И в этот момент в задней части самолета раздался сильный хлопок.

Раздался сильный хлопок.

Тут же Дима ощутил сильнейший удар по ушам, будто бы кто-то с силой сдавил их обеими руками.

Самолет вдруг наполнил ледяной воздух.

Рев моторов стал гораздо громче.

Спереди вихрем полетели какие-то бумажки.

Дима оглянулся. Задняя дверь самолета была распахнута настежь. Забортная синь была опасно близка.

А неподалеку от распахнутой двери навзничь лежал неподвижный человек.

Дима не отрываясь смотрел на него и на распахнутую в синеву дверь.

Самолет прекратил движение по вертикали и стал медленно набирать высоту.

Неподвижный человек медленно скользнул по полу в сторону раскрытой двери.

– Там человек! – изо всех сил заорал Дима.

Из-за рева турбин слышать его могла только Таня. Самолет продолжал набор высоты. Неподвижный человек еще на несколько сантиметров продвинулся к двери по пологому полу кабины. До отверстия, до пустоты, ему оставалось каких-нибудь сантиметров тридцать. Еще несколько секунд – и все!

Дима понял, что действовать он может только сам.

– Парашют! – закричала ему Таня.

Он потерял секунд десять, надевая парашют. Самолет продолжал подъем. Человек еще сдвинулся к распахнутой двери. Теперь его ботинки свисали в пустоту.

Дима бросился к нему.

Дважды на протяжении пяти минут господь чудом не спасает. Милость его небезгранична. Надо позаботиться о себе самой. Таня надела парашют. Слава богу, она умела это делать очень быстро.

Таня видела, как к опасному отверстию и к человеку, свисающему из него, приближается Дима. Вот он склонился над ним. Берет человека за плечи.

Она тоже шагнула к ним.

Самолет набирал высоту все круче, поэтому эти несколько шагов Таня почти пробежала. Инерция пронесла ее мимо Димы и лежащего без движения человека. Таня уперлась рукой в переборку, за которой была пустота.

Дима вместе с лежащим человеком оказался теперь за ее спиной. Из хвостового отверстия прямо в пространство примерно по колени высовывались ноги пострадавшего.

Таня оглянулась. За ее спиной Дима хлестал мужика по щекам. Правильно. Надо, чтобы он сам очнулся и отполз. Самолет пошел по более пологой траектории.

Мужчина очнулся и стал приподниматься. Таня видела голубизну его глаз. На виске его алела царапина.

Вот он подтянул ноги. Они уже не свисают над бездной. Вот он сел.

Таня нагнулась к нему, желая помочь подняться. Обхватила своими руками его под мышки.

И тут самолет тряхнуло.

Таня почувствовала, как ее ноги отрываются от пола.

В кабину ворвался комитетчик: «Это не пожар! Дымовая шашка!»

– Сами видим! – заорал Геннадий.

Лампочки, сообщающие о пожаре, не горели, зато тревожно мигала другая, извещавшая, что произошла разгерметизация салона.