Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю - Ольга Разумная

Молча отодвинув в сторону растерянную медсестру, Караваева шагнула в палату.

— Посторонние, освободите помещение, пожалуйста! — строго скомандовала она, окидывая быстрым взглядом притихших посетителей. Неожиданно одно лицо показалось ей до боли знакомым.

— Леля! — не удержалась она от возгласа. — Ты что здесь делаешь?

— А я боялась, не узнаешь. К тебе сегодня подругу мою положили, Варвару Воронцову, вот пришла навестить.

— Как тесен мир! Посиди в коридорчике, освобожусь — поболтаем.

Дождавшись, когда все родственники выйдут и в палате останутся только пациентки, Ульяна присела на краешек кровати Ксении. Девушка лежала лицом к стене, она уже не плакала, но дыхание ее было тяжелым, плечи изредка подрагивали, а из груди время от времени вырывались сдавленные всхлипы.

— Ксения! — Ульяна коснулась ее плеча. — Вы меня слышите?

Ответа не последовало.

— Да без толку все это, Ульяна Михайловна, — не удержалась Катерина, — спит она. Ей как Надька укол вкатила, она почти сразу отключилась.

— Понятно. Ну тогда, может, вы мне расскажете, что тут произошло? — Уля обвела подозрительным взглядом троих соседок Ксении по палате. — Кто довел Астахову до такого состояния?

— Это все та тетка! — тут же выпалила Катерина. — Она уже навещала Ксюшу в первый день, как только ее к нам положили. Пришла вся расфуфыренная, будто не в больницу, а на прием к английской королеве, так Ксюха с ней разговаривать отказалась, отвернулась к стенке и молчок. А сегодня, смотрю, она снова пожаловала, села на кровать, наклонилась и давай что-то на ухо Астаховой нашептывать. Та слушала, слушала, а потом как вскочит, да как начнет рыдать. Тетка струхнула, с кровати прыг и к дверям, стоит, с Ксюхи глаз не сводит и все твердит: «Одумайся, пока не поздно, это же в твоих интересах». Ну а как Ксюша в истерике биться начала, она тут же ходу из палаты, и правильно сделала, наша-то тихоня ей вслед стаканом запустила. На шум Амбрам Семенович прибежал, он, кстати, с той дамой в дверях столкнулся, и по-моему, они даже о чем-то поговорили в коридоре, хотя… — Катерина задумалась, — может, мне это и померещилось, гул в палате стоял страшный — Ксюша рыдает, родственники охают, мы с девочками в полном шоке…

— Спасибо, Катя, все понятно, — устало прервала словесный поток Ульяна Михайловна, а про себя подумала: «Будь на то моя воля, запретила бы все посещения родственников, от них никакой пользы, один только вред и сплошная антисанитария».

Она снова повернулась к Астаховой. Дыхание девушки выровнялось, пульс замедлился, всхлипы прекратились, пациентка крепко спала. «Зря успокоительное вкатили, — поморщилась Ульяна, — не люблю я эти транквилизаторы, достаточно было просто удалить из палаты источник раздражения. Однако странно: Ксения показалась мне вполне уравновешенной особой, с чего вдруг такие выходки?» Ульяна Михайловна отлично помнила, как несколько дней назад по «скорой» с подозрением на апоплексию яичников к ним поступила восемнадцатилетняя Астахова. В тот вечер Ульяна как раз дежурила и потому лично осматривала девушку. Караваева обладала практически фотографической памятью, и сейчас, стоило ей прикрыть глаза, она словно видела перед собой медицинскую карту пациентки. Ультразвуковое исследование подтвердило наличие небольшого количества жидкости в животе, а самое главное, у Астаховой обнаружилась редкая аномалия — отсутствие одного яичника, о таком Ульяна читала только в учебниках, на практике же столкнулась впервые. «При гинекологическом осмотре — слизистые оболочки нормальной окраски, матка обычных размеров, на стороне апоплексии пальпируется болезненный, слегка увеличенный яичник. Своды влагалища нависают, тракции за шейку матки резко болезненны. В клиническом анализе крови отмечается снижение уровня гемоглобина и незначительное увеличение лейкоцитов. Диагноз: апоплексия яичника, средняя форма. Показано консервативное лечение и наблюдение». Ульяна собственноручно сделала эту запись в медицинской карте пациентки, но сейчас, глядя на девушку, ее почему-то стали терзать сомнения. Эти сомнения не имели каких-либо оснований и логического объяснения, просто странное чувство, которое кто-то называет интуицией, а кто-то — профессиональным чутьем, вдруг заставило Ульяну усомниться в собственном решении. «У нас она третий день, — размышляла Караваева, не спуская глаз с мирно спящей девушки, — консервативное лечение идет полным ходом, а боли не прекращаются. Правда, курс еще не закончен… — Пальцы доктора нервно барабанили по столу. — В любом другом случае ни за что не стала бы тянуть, с такими показаниями только резать, но тогда своих детей у нее уже не будет… Ладно, — наконец решилась Ульяна, — за ночь ничего не случится, а утром во время обхода покажу ее Нейману…»

— Ну-с, а как ваши дела? — Ульяна повернулась к Валерии: — Температуру измерили?

— Ой! — Лера вздрогнула и принялась шарить рукой по тумбочке в поисках градусника. — Понимаете, из-за всей этой суеты совершенно из головы вылетело.

— Очень плохо, что вылетело. — Караваева коснулась ладонью лба девушки и недовольно вздохнула. — Тридцать восемь точно есть, а еще, что называется, не вечер… Вы, Лера, ложитесь, с такой температурой необходимо соблюдать строгий постельный режим, а не скакать по палате.

— Так в обед почти нормальная была, — залезая под одеяло, слабо оправдывалась Валерия, — ну тридцать семь и три максимум.

— Мы когда гистероскопию делали? Во вторник?

— Точно, во вторник утром.

— Сегодня четверг, значит, третий день приема антибиотиков… А боли в животе прекратились?

— Да странно как-то, Ульяна Михайловна, вчера целый день ничего не болело, а ночью живот прихватило, потом ноги заломило, может, это от температуры? В общем, глаз сомкнуть не смогла, до утра сидела рыдала в подушку.

— Очень плохо, почему вы мне утром этого не сказали?

— Так утром все как рукой сняло, да и вы были на операции.

— Если сегодня такое повторится, срочно зовите дежурного врача, поняли?

— Поняла.

— И не надо терпеть боль, я в карте отмечу — если понадобится, сестра сделает болеутоляющий укол.

— Спасибо, Ульяна Михайловна!

— На здоровье! Завтра будем с вами разбираться, но чтоб из постели ни ногой. — Она строго погрозила пальцем притихшей Лере, а про себя подумала: «Судя по всему, антибиотики не работают, пусть завтра Нейман решает, что делать с его протеже…» — Все, дамы, прощаемся до утра. — Ульяна обвела усталым взглядом всех пациенток восьмой палаты. — Надеюсь, никаких срочных вопросов ко мне нет?

— У меня есть, — неожиданно заговорила новенькая, поступившая только сегодня днем.

— Я все о вас знаю, Варвара, не волнуйтесь. Я уже читала вашу карту. Завтра утром будут готовы первые анализы, вы сходите на УЗИ…

— Да нет, мое лечение тут совершенно ни при чем, — неожиданно проговорила Варя, а потом, понизив голос, добавила: — У меня к вам просьба сугубо личная…

Через пару минут Ульяна вышла из палаты с загадочной улыбкой на лице. Новоприбывшая пациентка Варвара Воронцова попросила ее о небольшой услуге, отказать в которой она попросту не имела права. «И все-таки не устаю удивляться, насколько тесен мир, — думала Уля, идя по длинному больничному коридору навстречу поджидающей ее в холле Ольге. — В Москве сотни больниц и тысячи врачей, и надо же было такому случиться, чтобы Лелькина подруга попала именно в ГКБ и именно в мою палату, вот ведь закон подлости в действии! Теперь придется морочить голову хорошему, а главное, не чужому мне человек. — Ульяна недовольно поморщилась. — Но ничего не поделаешь, интересы пациента превыше всего. Как там в клятве Гиппократа: “Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел и ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной”».

Что-что, а хранить чужие тайны Ульяна Караваева умела…

— Лелька! Вот это встреча! — Они обнялись и расцеловались. — Сколько же лет мы с тобой не виделись?

— Даже не спрашивай! Я тут пока тебя ждала, прикинула, получилась страшная цифра — двенадцать!

— Быть такого не может! — замахала руками Уля. — Погоди, дай вспомню… Последний раз мы встречались на юбилее Макса, правильно? Ему тогда исполнилось тридцать…

— Точно, — печально улыбнулась Леля, — значит, я все правильно посчитала. А было время, каждый вечер друг к другу забегали, по поводу и без, кофейку попить или просто так поболтать.

— А чего не забежать-то было в соседнюю квартиру, даже тапки снимать не надо. Теперь поездка в гости — целое событие, да и работа у меня, Лелька, собачья, ни выходных, как у людей, ни праздников.

— Нет, Уль, не в работе дело, просто с возрастом мы все становимся ленивы и тяжелы на подъем, стареем, одним словом. Но давай не будем о грустном, лучше расскажи о себе, как живешь, чего нового, замуж опять не вышла?