Чёрный хребет. Книга 3 - Алексей Дроздовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах ты, паскуда, – повторяет Хума.
– Всё правильно.
Неужели Брас не видит изменившейся походки? Я не хожу вот так, болтая руками из стороны в сторону, не сутулюсь, не заламываю руки. Ладно повадки, друзья могут считать, что я получил лёгкие ранения во время битвы. Но наверняка двойник даже говорит иначе, подбирает другие слова. Неужели ни у кого не возникло и толики подозрения?
Хотя... Не уверен, что они возникли бы у меня, если бы кто-то из друзей внезапно стал вести себя по-другому.
Смотрю на передвижение человека, в точности похожего на меня, и чувствую себя обворованным. Всё равно, что смотреть на собственную машину, уносящуюся прочь по автостраде, только в сотню раз хуже. У меня украли жизнь, которую я так старательно выстраивал.
Двойник носит мою ежедневную льняную рубаху с заплаткой на плече. Мою, сука, рубаху. И штаны на нём тоже мои. Все до единого вещи принадлежат мне, особенно меч, который он так гордо держит на поясе. Наш деревенский кузнец занимается сталью и куёт оружие для деревенских, но свою собственную амуницию я всегда создавал сам. И смотреть на меч, болтающийся на чужом бедре – обидно вдвойне.
– Вот это выродок, правда? – спрашиваю. – Отнял всё, что у меня есть.
Хума сидит на плече и понятия не имеет, что за проблема меня гложет. Она даже не видит сходства с человеком внизу: я ведь голый, а тот в одежде.
– Представь, – говорю. – Что ты оглушила жука и хотела съесть, но внезапно приползла змея и забрала твою добычу.
Хума не поняла моего сравнения, но тон ей не понравился, поэтому она издала яростный шип.
Убил, закопал в землю, украл мою жизнь и постарался уничтожить все свидетельства моего существования. Даже не знаю, что ещё он мог сделать, чтобы показать себя ещё большим подонком. Но всё ещё впереди: дай ему возможность, уверен, он легко переплюнет свершённые поступки.
Если бы у меня чудесным образом оказалась кнопка, выключающая жизни других людей, я бы её тут же нажал. Жажда убить другого человека не делает меня хладнокровным психопатом, я склонен считать это естественной необходимостью. Как люди обыкновенно поступают со змеёй, что забралась в дом и злобно шипит?
– Убивают, – говорю.
– Убивают, – подтверждает Хума.
Их не выносят прочь, если есть хоть малейший шанс получить ядовитый укус. В этом случае выход один – взять клинок и разрубить её надвое.
Никогда бы не подумал, что мне предстоит красться в собственную деревню как какому-то шпиону.
Жду, пока стемнеет достаточно, чтобы моё приближение осталось незамеченным. Дозорные не должны поднять тревогу: если они издадут хотя бы звук, это может привлечь всеобщее внимание и тогда все узнают, что за частоколом по какой-то причине стоит Гарн с набедренной повязкой из травы. И уж эта новость точно не пройдёт мимо двойника.
Я должен пробраться скрытно, чтобы ни одна травинка не шелохнулась. Тень в форме человека, пустынный ниндзя. Ассасин и по совместительству бесплотный дух.
– Тише, – шепчу.
– Тише, – отвечает мышь.
Пусть она и не понимает смысла слов, но, кажется, отлично улавливает интонации. Прижимается к шее и замирает без движения. Перебегаем от камня к камню, переползаем в тех местах, где дозорные могут увидеть. Чем темнее становится, тем сильнее облегчается наша задача.
Подбираемся к частоколу между дозорными постами.
Только собираюсь перемахнуть через частокол, как вижу на дальнем дозорном посту знакомую физиономию – Хоб. Аккуратно приближаюсь вдоль ограды, чтобы оказаться точно под парнем.
– Эй, Хоб! – шепчу.
Не слышит.
– Хоб! – повторяю громче.
– Кто здесь? – восклицает парень, всматриваясь в темноту.
– Да не ори ты так! Это я, Гарн.
Удивлённое лицо друга выглядывает из-за частокола и с подозрением смотрит на меня. В этот сумеречный час он никого не ожидал увидеть за частоколом и уж тем более своего друга, который совсем недавно находился внутри деревни, а теперь, по какой-то причине, стоит в одной набедренной повязке из травы.
– Не смотри на меня, – говорю. – Меня здесь нет.
Парень в недоумении выполняет мою просьбу, но при этом выглядит странным и напряжённым.
– Никто не должен знать, что ты меня заметил, – говорю. – Расслабься и сядь нормально. Сейчас ты сидишь так, будто тебе черенок от лопаты в задницу вставили.
Трудно заставить человека вести себя естественно против воли. Хоб откидывается на спинку крохотной лавочки и с невероятным интересом рассматривает собственные пальцы, будто на каждой из них выросло по дополнительной фаланге. Невозможно выглядеть ещё более неестественно.
– Если ты думаешь, что так себя ведёт любой нормальный человек, то ты ошибаешься.
– Я веду себя как обычно.
– Нифига не как обычно. У тебя вид человека, который испортил воздух в комнате с десятком других людей и который всеми силами делает вид, что это не он.
– Это я выгляжу странно? – спрашивает Хоб. – А себя-то видел?
– У меня особая ситуация, – говорю. – Положи руки на колени и просто смотри вдаль. Представь, что это самый скучный вечер в твоей жизни. Примерно как любой из предыдущих дозоров.
Хоб откидывается на спинку и с наигранно скучающим видом смотрит на горизонт. Выглядит как человек, всеми силами пытающийся показать свою скуку. Ещё немного подобной актёрской игры и я понижу его в наших театральных спектаклях
– Что ты там делаешь? – спрашивает. – Я думал, ты уже пошёл спать.
– Перво-наперво, я задам тебе вопрос, который волнует меня сейчас больше всего, а ты мне ответь. Кто-нибудь из наших погиб у Гуменда?
С ещё большим удивлением Хоб наклоняется и смотрит на меня, словно хочет убедиться, что я – это действительно я. Есть такие вопросы, которые обязательно озадачат человека. Вроде «Какой сейчас год?» или «Напомни, как меня зовут». Ответы на такие вопросы должен знать любой человек и, если он его задаёт, значит у него проблемы с головой. Либо он не тот, за кого себя выдаёт.
– Гарн, это ты? – спрашивает Хоб.
– Да я это, – отвечаю. – Просто ответь, погиб ли кто из наших? Ты даже не представляешь каково это – идти домой и думать, кого из друзей ты не досчитаешься.
– Две сестры погибли. Из пустынных.
– Блядь,
