Детектив и политика 1991 №4(14) - Эрик Кристи

стоя у стола, готовую шамовку, купленную в колбасной лавке. Консервы — прямо из банки, ложкой. Вино — из горлышка бутылки. А мыть посуду… да в гробу я ее видал! Надо бы позвонить жене Маршана, подумал я. Она, наверное, совсем убита горем.

Траурная церемония должна была состояться завтра во дворе префектуры. В присутствии министра внутренних дел. Мы, разумеется, все должны были принять в ней участие. Когда прошло первое потрясение, мы долго обсуждали случившееся. Профсоюзы повсюду навывешива-ли плакатов с громогласными декларациями об опасности, грозящей личности в нашем обществе. И ребята спорили в каждом углу. Что меня растрогало: почти все они подошли ко мне и сказали, мол, правильно вы решили разделаться с теми хулиганами. Надо учить эту шпану когда только можно. А иначе вон она на что способна!

Дельма явно зря поднимал панику. Нигде не было ни слова о том, что убийцы преследовались разъяренными полицейскими. И свидетелей, которыми он меня стращал, не существовало или уж, во всяком случае, они не объявились. А если нас кто и заметил, то наверняка был полностью солидарен с нами.

Один только Бертье молчал, словно в рот воды набрал. Казалось, гибель Маршана глубоко потрясла его. Удивительно: Бертье никогда не проявлял к нему особо дружеских чувств. Он ходил мимо нас с застывшим лицом, ни к кому не обращаясь, если не считать обычных распоряжений. Утром я видел, как он тихонько переговорил о чем-то с Брюном, и тот впервые покинул комиссариат позже обычного.

День тянулся вяло, делать было нечего. К шестнадцати часам автобусы отчалили, взяв курс на иранское посольство, перед которым устроили демонстрацию оппозиционеры. Мы с минуту постояли на площади — в кепи, заложив руки за спину. Крикунов как водой смыло.

Вернувшись в "Отель де Полис", я спустился в раздевалку, чтобы переодеться в штатское. Бенар уже был тут, стоял перед зеркалом.

— Что будешь вечером делать? — спросил он.

— Не знаю. Выдохся вконец. Наверное, лягу, но вряд ли засну.

— Хочешь, приходи ко мне, Кристина будет. Попрошу ее, пусть прихватит Клару…

— Годится. Я тебе звякну из дому.

— Ну давай.

По дороге я зашел в кафе. Стояла почти летняя жара, и я заказал кружку пива. Залпом осушил ее и встал. Мне не сиделось на месте.

Я решил пройти часть дороги пешком и как-то нечаянно оказался на другом берегу Сены, на эспланаде перед Домом Инвалидов. Я пересек ее быстрым шагом. В Париже было еще полно туристов, и я то и дело невольно заглядывался на молоденьких голландок в шортах, что дружными стайками спешили в Военный музей.

О недавнем разгроме демонстрации почти ничто не напоминало. На стройке вовсю кипела работа. И только кое-где черные пятна гари напоминали о недавнем локальном пожаре.

Я подошел к углу улицы Дювивье. Перед домом никаких признаков полицейского поста. Наверное, сыщики уже подобрали все нужное для следствия. Входная дверь распахнута настежь. И печатей не видать. Я вошел. В комнате все было перевернуто вверх дном: похоже, искали вещественные доказательства. Теперь даже и не скажешь, что всего три дня назад здесь разыгралась трагедия.

Я попытался представить себе страшную смерть Маршана. Сколько секунд понадобилось убийцам? Успел ли он увидеть их, сказать им что-нибудь? А может, он им угрожал? Успел ли он выхватить револьвер из кобуры? Мучился ли перед смертью?

Я невольно разволновался. Мне явственно слышался звук удара железным стержнем, треск расколотого черепа Пино. Сухой короткий хруст. Б-р-р, жуть какая!

Встряхнувшись, я решил уйти из этой сырой дыры.

И как раз в тот миг, когда я собрался выйти, из-за угла показался знакомый силуэт. Инстинктивно я прижался к стене. К дому спокойно, держа руки в карманах, направлялся Бертье. Разумеется, в штатском. Не заметив меня, он прошел мимо. У входа он секунду колебался, но потом решительно повернулся спиной к двери.

Я еще теснее прижался к стене. К счастью, выступ в перегородке полностью скрывал меня от Бертье. Он огляделся вокруг и подошел к дому напротив. Помедлив секунду, постучал в дверь. Вероятно, к консьержу, сообразил я. Бертье впустили, и он исчез за дверью.

У меня гулко забилось сердце. Что он, черт побери, замышляет, этот Бертье?

Минут через десять-двенадцать он вышел, предварительно зорко оглядев улицу. Я едва успел юркнуть в подворотню, чтобы остаться незамеченным.

Только когда шаги его стихли вдали, я решился выглянуть. И увидел лишь мелькнувшую полу его пиджака.

Я стоял на месте, до крайности озадаченный. Заходящее солнце посылало последние лучи; наконец до меня дошло, что эдакий соляной столб на безлюдной улице легко может обратить на себя внимание. Подняв воротник куртки, я направился в сторону, противоположную той, куда ушел Бертье.

Я сел в ближайшее метро, народу было полным-полно. На станции "Опера" в вагон с воем ворвались панки или кто-то в этом роде. Пассажиры тут же предусмотрительно уткнулись в газеты, боясь привлечь к себе внимание этих психов. Я же прислонился к двери, глядя на убегающие стены туннеля. Потом у меня за спиной раздались смешки, но я не придал им значения. И вдруг кто-то дернул меня за рукав. Я круто обернулся и оказался нос к носу с эдаким гуроном: над угреватым лицом, посреди бритого черепа, дыбом стоял синий гребешок волос. Парень смерил меня взглядом, полным, как ему казалось, высокомерного презрения, потом открыл рот, обнаружив ряд желтых кривых зубов.

— Привет, шпик! — почти выплюнул он мне в лицо.

К его великому разочарованию, я никак не отреагировал, и дружки велели ему отстать от меня. На следующей станции они сошли. Я был в джинсах и белой полотняной куртке и, хоть убей, не мог понять, каким образом он угадал мою профессию.

И только дома, случайно глянув на себя в зеркало, я заметил на волосах глубокий четкий отпечаток околыша форменного кепи.

Глава 7

Клара была молоденькой хорошенькой блондинкой; я уже как-то встречался с ней у Бенара. Тогда между нами ничего не произошло — к