Другие миры (сборник) - Шон Тан

– Ну, добро пожаловать в Гнутую Речку, – молвил мой невысокий друг. – Я прозываюсь Маслобоем. А вас как величать?

У моих братьев имена как на подбор боевитые – Горн, Двин и Кувалда. Одна я у них…

– Искра, – честно сказала я.

Звучит как докучливая мелочь, которую можно прихлопнуть одной рукой – светлячок там или пепелинка от костра. Что ж, могло быть и хуже. Сестричек моих звали Дума, Тиша, Слуша и Приличия. Эта последняя, Приличия, была самой несносной четырехлеткой во всех Пяти Королевствах, вы уж мне поверьте.

– А теперь по поводу питания… – начала я как можно более буднично.

– Питание у нас после работы, – быстро сообщил Маслобой.

Мой живот издал жалкий короткий писк.

В трактире оказалось темно, как вечером, и дымно от коптящего очага. У нас дома в такое время дня трактир пустует, но «Козел-Зубоскал» оказался как минимум наполовину набит народом. Все вкушали полуденную трапезу.

От соленого запаха мяса меня зашатало. Я поскорее схватилась за спинку стула. Непросто выглядеть устрашающе, когда ты в голодном обмороке.

– Эй! – пронзительно проскрипел Маслобой. – Эй, вы!

Болтовня и стук ложек стихли.

Маслобой разгладил фартук.

– Вам всем известно, что случилось с моим прошлым вышибалой, мир его праху, хотя как он угодил в тот кювет, доподлинно знает лишь один из вас…

Так их прошлый вышибала… мертв? Коленки подо мной попытались сложиться назад.

– Но париться не об чем, мужики, потому что новый вышибала уж точно не станет мириться с вашими драками, кражами и привычкой жрать в кредит. Этот – из Старой Лощины, имейте в виду!

Тишина резко стала еще тише.

Накормите меня уже, пожалуйста, готова была взмолиться я, догадываясь, что подобный тактический ход приведет меня прямиком за трактирную дверь, причем кверху ногами. Дело было за малым – убедить их, что я и правда из Старой Лощины. Что ж, сказки рассказывать я умела. Малыши нипочем не уснут без хорошей сказки на ночь.

– Ну, здорово, Гнутая Речка! – величественно изрекла я. – Я прозываюсь Искрой.

Желудок испустил стон, такой громкий, что его впору принять за драконий храп. Я попыталась замаскировать его многозначительным кашлем.

– Как видите, я еще молод, а в молодых Лощинниках сила бродит дикая, неприрученная. Если мне придется с вами драться, я могу вас серьезно покалечить. Так что давайте избегать драк. Любой ценой. Всем, гм, спасибо.

– Эта малявка – Лощинник? – прошептал в полумраке незнакомый доброжелатель.

– Больше похожа на мокрую мышь, чем на мага, – отвечали ему.

– Так что давайте все будем вести себя хорошо, – завершила я уже не так величаво. – Если никто, конечно, не возражает. Пожалуйста.

Я сунула дрожащие руки в карманы и крепко сжала счастливый камень.

– Эй, Вспых, – услыхала я, – а слабо тебе двинуть ей и поглядеть, что получится?

Много лет назад я нашла на горе свой счастливый камень – черный, большой, как утиное яйцо, с неправильными, гладкими, как стекло, гранями. Тоскливыми зимними вечерами я пускала им зайчики от скудного солнца или от огня в очаге, а малыши их ловили. Вроде бы магия Лощинников как-то связана со светом. Ну что, тряхнем стариной?

Я вышла на самый светлый пятачок во всем трактире, где солнечный луч лился ручьем сквозь окно. Камень при этом держала низко.

– Ты! – ткнула я пальцем в только что захлопнувшего рот мужика.

Он посмотрел на меня, и я пустила ему зайчика прямиком в глаз.

– Ай! – он зажмурился.

– А еще ты, ты и ты! – продолжала я, метко поражая тем же оружием еще три жертвы. – Вас четверых я отметила… моей магией света. Гм. Это был так, пустячок. Поверьте, вам не захочется испытать мой гнев в полную, гм, силу.

Камень я незаметно опустила обратно в карман. Четверо пострадавших прикрывали руками глаза, боясь на меня взглянуть.

– Я не буду вас ослеплять. Сегодня, по крайней мере, – улыбнулась я. – Просто ведите себя хорошо, и вам будет не о чем беспокоиться. Всем все ясно? Ну, вот и славно. А теперь поедим!

Все уткнулись в свои миски, обмениваясь впечатлениями о новом вышибале Лощиннике.

Маслобой достал деревянную посудину и грохнул ее на стойку. Я заинтересованно придвинулась. Он плюхнул туда не один, а целых два половника тушенины, накрыв сверху половиной краюхи темного хлеба с орехами. Из угла моего рта, кажется, предательски свесилась нитка слюны.

– Кушайте, госпожа моя Искра, – сказал трактирщик. – Вечерняя толпа, она пожестче будет.

Я рухнула на табурет и отправила в пасть полную ложку. Тушенина была горячая – дичина, капуста, морковка провели в котле так долго, что разваливались прямо на языке. Слеза скатилась с носа прямо в тарелку, добавочно присолив снедь. Надеюсь, никто не заметил, как свирепый вышибала ревет над едой.

После обеда большинство публики расползлось обратно на поля да в лавки. Я так и приклеилась к табуретке. Теперь, не рискуя уже помереть от голода, я готовилась помереть от стыда. Лощинник? Ну ты, Искра, даешь!

Когда солнце повернуло на закат, Маслобоевы дочки зажгли лампы; жир в них дымил и горчил. Трактир между тем заполнялся. Все столы сплошняком заняты, все стулья, даже галерея забита не хуже нижней залы.

Лощинник, Лощинник, шептались все под сурдинку.

Впору почувствовать себя червяком в гнезде, полном голодных птенцов.

Широкоплечая мадам подвалила ко мне и уперла кулаки в не менее обширные бедра.

– Лощинник, говоришь? – осведомилась она. – А докажи!

Доказать? Как, интересно? В трактире темно, трюк с солнцем уже не провернешь. Дома, когда малышня выглядела особенно злокозненно, я, бывало, делала грозный вид и орала на них: «Я знаю, чем вы там заняты!» – даже если ничего на самом деле не знала. Зато они пугались и прекращали свои проделки.

Так что я наклонилась к ней и прошептала значительно, но притом как бы небрежно:

– Я знаю, что ты сделала!

И пальцем в нее ткнула. Для острастки.

Сударыня зарделась, глаза потупила и спешно ретировалась. Я выдохнула.

Народ ел. Еще он пел под свирельку. Еще – плясал, пил, горлопанил и толкался. Вот уже и кулаком кому-то прилетело.

– А ну, прекратили! – гаркнула я, взобравшись на свою табуретку.

Дебоширы притихли. Покамест. И надолго меня, интересно, хватит?

– Искра, побеседуй-ка, сделай милость, с господином Хрюком! – воззвал Маслобой из-за стойки. – Господин Хрюк изволил столоваться цельный месяц в долг.

Означенный господин оказался раза в два меня выше и в четыре – шире. К тому же в проклепанном кожаном доспехе и с нелепо громадным боевым молотом. Он восседал у стойки, нависая над миской, и пожирал куски тушенины, помогая себе острым костяным ножом. Подливу он хлебал прямо через край, обильно поливая бороду. Борода, впрочем, была так грязна, что от мытья в бульоне могла стать только чище.