Давление зла - Анатолий Андреев

…Лесной народ жил бок о бок с людьми с незапамятных времен. Поначалу они с людьми не враждовали, потом — люди им начали поклоняться. Позднее, когда у людей появились достаточно сложные религиозные концепции, идолопоклонничество стало не в чести. Маленький народец стали отождествлять со злыми силами (многие из них, если говорить честно, таковыми и были). Ныне нечисть — леший оскорбился, услышав это слово, — стояла на грани вымирания, но не только из-за нарушения экологического равновесия. Что-то здесь было еще, чего либо Федор не понял, либо леший не мог объяснить. По-русски он говорил, конечно, хорошо, но каша в голове у него была порядочная.

К маленькому народу относились существа, различия между которыми были значительно больше, чем между человеческими расами, зачастую — больше, чем между некоторыми из них, и людьми. Что же объединяло, скажем, домовых и водяных, Федор из путаных объяснений лешего так и не понял. Ясно было только, что они в нем нуждаются, оттого и проистекала эта вокруг него непонятная возня…

Прошло уже три дня, как Федор приехал в гости. Наступила пора собираться обратно. Он уже вышел из того возраста, когда легко бросаются во всякие авантюры. Несмотря на странные события, любопытство Федора не разбирало. Он был слегка напуган и резонно рассудил, что тот, кому он нужен, пусть и почешется.

Аркадий расстроился до слез и успокоился только после того, как Ольга объявила, что вечером состоится торжественный ужин в честь гостя. Он сразу принялся деятельно суетиться по этому поводу, что совершенно не помешало его послеобеденному отдыху. Конечно, все сделала Ольга — легко, словно играючи. Временами она взглядывала на Федора, словно что-то хотела и не решалась спросить.

VIII

Люстра сияла, заливая комнату уютным мягким светом. На улице еще не стемнело, и Аркадий задернул шторы — смешанный с дневным, электрический свет казался беспокойным и недобрым, а одного дневного не хватало, чтобы рассеять зеленоватый полумрак. На столе сверкала белизной накрахмаленная скатерть, из кухни доносились умопомрачительные запахи. Аркадий вертелся вокруг стола, пытаясь сообразить, что бы еще такое сделать. Ольга скрылась в спальне «подчепуриться», как выразился Аркадий.

— У меня есть минут пятнадцать? — поинтересовался Федор. Он только что вошел в комнату.

— Она сказала — через полчасика… — рассеянно ответил Аркадий, поправляя свернутые тугим конусом салфетки в вазочке посреди стола.

Федор тихонько попятился в коридор. Аркадий даже не заметил, что он вышел. Федор наскоро принял душ, побрился и переоделся на веранде, когда в глубине дома послышался смеющийся голос Ольги, потом торопливые тяжелые шаги Аркадия, торжественно возгласившего:

— Прошу к столу!

Федор двинулся за ним, всем телом ощущая чистоту и свежесть, распространяя вокруг себя запах лосьона. В комнате он оказался нейтрализован тонким и нежным ароматом духов. Торжественность момента была несколько подпорчена Ольгой, с добродушным смехом погнавшей Аркадия переодевать старенький, вытянувшийся на коленях трикотажный спортивный костюм.

Аркадий переоделся моментально. Нарядней выглядеть он от этого не стал, но на его вопросительный взгляд, когда он вернулся, Ольга ответила ласковым утвердительным кивком, и Аркадий весь расцвел. Ольга весело отправила его с Федором на кухню, устанавливая все на столе по одной ей понятной системе. "Жаркое же остынет", — подумал Федор, курсируя с Аркадием на кухню и обратно.

— Не остынет, — засмеялась из комнаты Ольга. — Я слово знаю.

Буквально через две минуты стол оказался накрыт, и Аркадий, поймав взгляд Ольги, опять объявил:

— Прошу к столу!

Вечер удался. Федор давно не чувствовал себя так хорошо. И разговор тек легко, ненадуманный и спокойный, и на столе все было вкусно, и хозяйка сокрушалась, что "салаты не получились". Словом, все было отлично.

Аркадия сморило. Ольга отвергла все попытки Федора помочь с посудой, и он прошел на веранду. На дворе дотлевали летние сумерки. Федор не стал включать свет. Он прошел к открытому окну, придвинул необъятное старинное кресло, опустился в жалобно скрипнувшую его глубину и закурил. Легкая грусть, как всегда, когда приходится расставаться с близкими или просто с хорошими людьми, охватила его. Мыслями он перенесся в город, уже прикидывая, куда успеет сходить завтра по приезде, и сколько накопилось дел в его отсутствие.

Тихо стукнула дверь, прошелестели по полу легкие шаги. Последний отблеск закатного неба упал на ее стройную фигуру. Она не переоделась, так и осталась в светлом шелковом платье, оттенявшем смуглоту ее кожи, почти не видимой в темноте.

— Сумеречничаете, — констатировала она.

Он не ответил. Повеяло чуть слышным ароматом духов и теплом сухой горячей кожи. Она чуть слышно засмеялась во мраке:

— Вот видите, вы же почти наш!

Она легко присела на подлокотник кресла. Горячее бедро оказалось в дюйме от его плеча. Он затянулся, думая, как бы получше сформулировать вертевшийся на кончике языка вопрос. Она ответила прежде, чем он заговорил:

— Конечно. Вы видели моих… сестер там, на Бабкиной Мельнице. Но я живу с вами, людьми, уже давно. И мои соплеменники не признают меня…

В голосе ее прозвучали нотки прежней грусти. Федор молчал, зная, что она сказала далеко не все, что хотела. И действительно, она заговорила вновь:

— Наш народ… Большинство предпочитает оставить все как есть. Небольшая кучка намерена объявить человечеству войну, — Федор шевельнулся, и она горько сказала: — Не такая уж это безнадежная мысль, Федор Петрович. Подумайте сами — рядом с человечеством, на этой же планете существует несколько сот тысяч разумных существ и успешно скрывается от людей вот уже не одну сотню лет. А это не так легко. Вы просто не представляете всех их возможностей. И не дай бог вам представить…

Внезапно сигарета выскользнула из пальцев Федора, проделала в воздухе несколько замысловатых петель, прочерчивая в темноте огненную фигуру, и вернулась в руку. Федор еле успел сжать пальцы, чтобы удержать ее.

— Вот видите — это то, что могу я. А я могу о-очень мало!

— И много вас, таких, как… вы? Живущих среди людей?

— Н-не знаю… Как сосчитаешь? Иногда встречаешь — в городе или в дороге где-либо… У нас ведь там ни паспортов, ни прописки не бывает. У меня, конечно, есть — человеческий паспорт… Но и в нем такой графы…

Она смолкла, запутавшись.

— Я понял, — мягко сказал Федор. Он вдруг почувствовал жалость. Одна, среди чуждого народа, без возможности вернуться к своим — она ведь сказала, что ее не признают…

— Спасибо, — легко коснулась она его плеча рукой, — но не так все трагично. Я сама выбрала этот путь и не жалею о выборе. Да и к нам отношение неоднозначное. В последние несколько десятков лет появилась влиятельная группа, ратующая за контакты с людьми.

— Понимаю, — пробормотал Федор. — За расширение, так сказать, контактов…

— Нет, Федор Петрович, — покачала она в темноте головой. — До сих пор таких контактов не было. Что из того, что я или несколько тысяч таких, как я, живем среди людей? Мы живем… тайно. А речь идет, фактически, о контакте двух цивилизаций. И откладывать дальше уже нельзя…

— Простите, а при чем же я? — вскинул он голову. — Знаете, я за человечество говорить просто не готов.

— Да не за человечество, — засмеялась она. — Вам предлагают должность консула. Так, кажется, это называется?

— Вы предлагаете? — спросил Федор.

— Мы, — уверенно ответила Ольга. — Сейчас не время для старых распрей. Я говорю от имени той части нашего народа, которая стоит за контакт с людьми.

— Не-ет, тут надо подумать, — протянул Федор. — Мне еще многое пока не ясно. Да и вообще — почему я или кто-то из людей? Скажем, лешего послом не пошлешь, но вы то не хуже меня с этим справились бы…

— Да именно потому, что вы — человек, а я — нет.

— А бывали случаи, — с неожиданным интересом спросил Федор, — когда наоборот? Когда не вы среди людей, а люди среди вас жили?

— Бывали, — мрачно сказала Ольга. — Да и сейчас есть. И не мало. Почему-то они все к недоброй магии тянутся… Стыдно прямо. А ведь люди не знают, всех под одну гребенку — нечистью называют…

Федор вдруг почувствовал усталость. Запульсировало в висках. Ольга моментально отреагировала, поводила ладонью, смутно угадывающейся на фоне неба, перед лицом, хмыкнула и приложила на секунду к щеке тыльную сторону руки. Федор хотел было отстраниться, но не успел — Ольга вскочила и выскользнула из комнаты; влажно прошелестел шелк платья. Федор выбрался из глубины кресла и прошел к столу. Щелкнул выключатель, неожиданно яркий свет залил помещение. Он набросил салфетку на абажур лампы, уютная тень укрыла углы. Он как раз пододвигал поближе кресло, когда в дверях опять появилась Ольга, левой рукой прижимая к груди бутылки, в правой держа бокалы.