Рождественская мистерия - Юстейн Гордер

Ангел Эфириил с такой силой налегал на весла, что вода так и пенилась под носом лодки. Лодку сильно качало на волнах, и звон колокольчика на шее ягненка далеко разносился над водной гладью.

Навин сидел на корме. Вдруг он вытянул руку вперед и произнес:

— Я вижу Данию.

«Я вижу Данию».

Иоаким вообразил, что и он находится в той лодке и постепенно вместе с другими паломниками различает впереди Данию.

Было так странно, что девочка Элизабет могла путешествовать обратно во времени. Удивительно было также осознавать, что минуло уже целых две тысячи лет с тех пор, как родился Христос. Но рассказы о его рождении прошли сквозь толщу этих лет, и потому Иоаким тоже знал о Христе.

А Элизабет путешествовала сквозь толщу лет в обратную сторону, и понять, каким образом такое путешествие оказалось возможным, было еще труднее.

Мама с папой уже встали и, конечно, сразу же захотели взглянуть на очередную картинку в рождественском календаре. Иоаким показал лодку, где сидели Элизабет, Эфириил, Навин и три овцы. Он не стал ничего рассказывать о происшествии в большом парке. Не стал он рассказывать и о посещении Лундского собора. Иначе бы они принялись расспрашивать, откуда он знает, что такое собор, а ведь Иоаким решил ничего не говорить им о загадочных листочках, которые выпадают из календаря и которые он прячет в шкатулку, привезенную бабушкой из Польши.

После завтрака они все вместе отправились в город покупать рождественские подарки. Кое-что они пошлют по почте в Тронхейм, остальное — в Сёрланн, на юг Норвегии. Скорее за подарками!

Они подъехали к большому универмагу. В отделе игрушек на втором этаже Иоаким вспомнил об Элизабет и о своем волшебном календаре.

Кто знает, быть может, именно из этого магазина Элизабет и начала свое путешествие вслед за ягненком с колокольчиком на шее? Во всяком случае, здесь был старый эскалатор. Но ведь тот день, когда Элизабет пустилась вдогонку за ягненком, которому порядком надоел шум кассовых аппаратов, был очень-очень давно.

Иоаким спросил у мамы:

— Наверняка этому магазину никак не меньше сорока лет?

Мама бросила на него удивленный взгляд.

— Он существует гораздо дольше, — спокойно ответила она.

Ну что ж, теперь он знает важную вещь. Вероятно, именно из этого магазина убежали ягненок и Элизабет. Иоаким вполне мог понять их, ведь он сам терпеть не мог ходить с родителями за покупками в большие универмаги. И сейчас ему досаждал надоедливый звук, издаваемый кассовыми аппаратами.

Суббота казалась бесконечно долгой, потому что Иоаким только и думал о том, что же произойдет, когда Элизабет и ангел Эфириил попадут в Данию. Еще невыносимей тянулось время, когда Иоаким лег спать. Ведь прямо над ним висел волшебный рождественский календарь, наполненный настоящими тайнами.

А спать рядом со всеми этими тайнами было все равно что жить в кондитерском магазине и не попробовать хотя бы самую маленькую шоколадку.

6 ДЕКАБРЯ

...Верблюд способен передвигаться по пустыне,

как ладья по шахматной доске...

Когда в воскресенье утром Иоаким проснулся, оказалось, что всю ночь он беспробудно спал. Потом он вспомнил, что ему приснился удивительный сон, и, припомнив этот сон, удивился, до чего же долгой была эта ночь.

А привиделось ему, будто за каждым окошком волшебного календаря находится шоколадная фигурка. Как только Иоаким открывал окошки и выпускал фигурки на волю, они тут же оживали. Чтобы они совсем не разбежались кто куда, он был вынужден запереть их всех в свою секретную шкатулку, а выпустил только в Сочельник. И тогда все эти 24 шоколадные фигурки вылезли из окон дома Иоакима и припустились через леса и поля. Ведь им надо было поскорее попасть в Вифлеем — туда, где родился младенец Иисус. Иоакиму было доподлинно известно, что Иисус любил всех людей, но в его сне он любил также и шоколад.

Окончательно проснувшись и полежав некоторое время в кровати, он четко осознал, что все это просто приснилось ему; он сел на кровати и расхохотался. Потом он вспомнил, что вчера они были в городе и он догадался, из какого именно магазина Элизабет убежала вслед за ягненком тогда, много-много лет назад.

Он встал на кровати, чтобы открыть шестое окошко в рождественском календаре. Картинку он решил разглядеть позднее. Прежде он прочтет написанное на листочке:

Каспар

Когда лодка с Элизабет, ангелом Эфириилом, пастухом Навином и тремя овцами причалила к датскому берегу пролива Эресунн, их торжественно приветствовал какой-то темнокожий человек.

Элизабет заметила его первой. Ангел греб и потому сидел спиной к берегу, а Навин был занят тем, что старался утихомирить овец.

— Там стоит негр, — сказала Элизабет.

Ангел оглянулся и пояснил:

— Значит, это один из нас.

Негр был в темной мантии с золотыми застежками, красных штанах в обтяжку и башмаках из овечьей кожи. Он подошел ближе, крепко ухватился за лодку и вытащил ее на берег, сначала из лодки проворно выпрыгнули овцы и ягненок, а вскоре уже и все остальные стояли на берегу.

Человек в роскошных одеждах низко поклонился Элизабет и взял ее за руку:

— Приветствую тебя, дитя мое. Добро пожаловать в Ютландию. Я — царь Каспар Нубийский.

— А я — Элизабет, — отозвалась девочка и сделала красивый реверанс.

Она так смутилась, что не знала, как себя вести. Быть может, стоило добавить, что ее фамилия Хансен и что она из Норвегии, но это вряд ли произведет впечатление после того, как этот человек сообщил, что он царь Нубии.

— Это один из трех восточных мудрецов, — прошептал Эфириил.

— Иначе говоря, один из трех священных царей, — уточнил Навин.

Эти объяснения отнюдь не помогли Элизабет, ведь, чтобы достойно ответить Каспару, ей следовало бы сказать, что она принцесса Тотена или что-либо в этом духе. Тогда, вероятно, священный царь подумает, что Тотен — это могущественное королевство. Негритянский царь поклонился снова и произнес:

— Примите еще раз мое радостное приветствие с этой стороны Эресунна. Я стоял здесь и ждал вас так долго, что мне пришлось перенестись из тысяча семьсот первого года в тысяча шестьсот девяносто девятый, как бы перескочив через клетку при игре в «классы».

Слова прозвучали так загадочно, что Элизабет даже протерла глаза, чтобы убедиться, не снится ли это ей. Ведь порой бывает так трудно перепрыгивать через лишнюю клетку «классов», нарисованных на асфальте! Как же мог этот восточный царь перепрыгнуть через два года и попасть в другое столетие?

А тот пустился в подробности:

— Когда я явился на этот берег в год Господень тысяча семьсот первый, здесь находилось несколько рыбаков, и они так перепугались, увидев меня, одного из священных царей, что мне пришлось отступить немного назад. Таким образом я попал в тысяча семисотый год. Я сидел и смотрел на другой берег Эресунна, но вскоре увидел двух солдат, скачущих верхом из крепости Копенгаген. Они тоже слегка испугались, встретив негритянского царя. Вероятно, в то время я был единственным темнокожим человеком в пределах Дании — во всяком случае, единственным священным царем. Такое привлекает внимание, друзья мои. Согласно старым приметам, возвращаться назад не к добру, но и к новым нравам и обычаям трудно приспособиться. Поэтому я поспешил возвратиться в тысяча шестьсот девяносто девятый год и с тех пор поджидаю вас здесь. Больше мне не довелось встречать людей или зверей, а что касается солнца, луны или звезд на небе, то мне не было нужды скрываться от них: они близки к Богу и никогда не позволят себе судачить о людской жизни.

Элизабет не была уверена, что она поняла все сказанное восточным царем, но ей было совершенно ясно, что она разговаривала с настоящим мудрецом. Он был такой мудрый, что Элизабет засмущалась и не знала, куда девать глаза.

И потому она обрадовалась, когда пастух ударил посохом о землю:

— В Вифлеем! В Вифлеем!

Маленькая процессия вновь пустилась в путь. Сначала три овцы, потом Навин, потом негритянский царь. Замыкали шествие Элизабет и Эфириил. Они двигались по широким, вымощенным булыжником мостовым большого города, Эфириил рассказывал, что это столица Дании Копенгаген. День только начинался, и улицы были почти безлюдными.

Элизабет с восторгом заметила, что в этом большом городе нет ни одной машины, а мостовые кое-где запачканы навозом, подобное Элизабет доводилось наблюдать только в Тотене, когда она гостила там у родных.

— Часы показывают тысяча шестьсот сорок восьмой год, —