Три блудных сына - Сергей Марнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На Эсквилине, рядом с Большим Цирком.
Метелл нахмурился: район считался дорогим, но расположение дома более чем устраивало.
– Больше пятидесяти денариев не дам[37].
– Договоримся!
– Папа, пойдем туда, – вступила в разговор Кассия, – тебе пора отдохнуть, да и я устала…
Носильщики подхватили узлы, и Метелл с Кассией двинулись за ними к новому месту жительства. Шли молча: Метелл пресек несколько попыток инсулярия завязать разговор, и тот отстал. Закончился массив инсул, пошла двухэтажная Сапожная улица, где они немного отдохнули у одного из шестисот римских фонтанов. На пересечении с Этрусской улицей Метелл встал.
– Куда идем?! Эсквилин заканчивается, а дальше инсул нет!
– Да пришли уже… вот сюда.
Инсулярий остановился перед воротами в серой, невзрачной стене.
– Издеваешься?! Это же особняк!
– Да, особняк. Твой особняк, Метелл. Прости мне глупый розыгрыш, но я не инсулярий; я нотариус Габиний Фуск. Гай Габиний Фуск – для тебя. Прежний владелец виллы[38], мой наниматель, умер, не оставив потомства. От немногочисленных дальних родственников он откупился деньгами, а дом в Риме оставил своему любимому гладиатору Гаю Кассию Метеллу и его дочери Кассии. Дом стоит… О, и не спрашивай, сколько он стоит! Захочешь продать – помогу, но это будет очень трудно: людей с такими средствами в Городе немного. Документы внутри, почитай, если хочешь, но там все ясно: собственность без всяких условий и ограничений, факт вступления в права уже состоялся. Заходи и владей!
С этими словами нотариус открыл окованную дверь в воротах особняка и сделал приглашающий жест. Метелл и Кассия, совершенно ошарашенные, вошли внутрь.
Уютный двор-атриум, выложенный мозаикой, в центре – фонтан с бассейном; по периметру – коринфские колонны, поддерживающие портик, словом – римская вилла, всю роскошь обращающая внутрь себя, для хозяев. Для прохожих – унылая, серая стена без окон!
– Папа, смотри, вода! – Кассия, не помня себя от восторга, кинулась к фонтану.
– Вода ворованная?[39] – Метелл едва пробил вдруг одеревеневшее горло.
– Что ты! Именное[40] разрешение от власти на тебя и дочь – покойный позаботился. Все чисто! – Фуск понизил голос и завистливо вздохнул. – Туалет свой, слив – прямо в городскую канализацию. Вот и документы, читай, изучай, а я пошел. Дела! Понадоблюсь – спроси на Субуре[41] нотариуса Фуска, моя контора у самых ворот. Прощай.
Атриум опустел, только сиротливо лежали около входа скромные узлы с пожитками бедняков. Мозаика пола под ними стоила в несколько раз дороже самих вещей.
* * *– Как все прошло? – лениво спросил Катон. Он полулежал за низким столиком, уставленным фруктами и напитками. Нотариус стоял, застыв в полупоклоне у самых дверей.
– Все, как ты приказал! Я не дал им времени подумать, поставил перед фактом. Девчонка прыгает от восторга, гладиатор никак не поймет, что это с ним случилось! Ха-ха! Можно спросить, великий?
– Спрашивай.
– Документы составлены так, что отобрать виллу у гладиатора невозможно… ну, законным способом. Как ты собираешься на него воздействовать? Я не из любопытства, не думай! Надо же приготовиться…
– Метелл заглотил наживку, это хорошо, – задумчиво проговорил Катон. – Теперь пусть попробует содержать такой дом без денег или попытается от него отказаться. К хорошему быстро привыкают! Будь рядом с гладиатором: оказывайся у него на пути, встречайся с ним бане… как только заикнется о деньгах – дай. Сколько спросит.
– Расписка…
– Никаких расписок! Просто давай, и все!
– Но зачем?! Зачем такие расходы?! – решился вдруг Фуск. – Обыкновенная римская девчонка, таких…
Тут он посмотрел в глаза Катону и слова застряли в горле нотариуса. Он вдруг почувствовал нестерпимое желание скрыться, исчезнуть, испариться…
Катон брезгливо поморщился и процедил сквозь зубы:
– Пошел вон.
Фуск вылетел из дома и, не разбирая дороги, побежал в сторону ближайшего общественного туалета.
15
Капитул магов теперь предпочитал собираться без Катона. Маги смертельно, до судорог, боялись своего молодого коллегу, хотя никто из них не сознался бы в этом. Только Василид как-то обмолвился:
– В нем живет дух Хозяина… если к Хозяину вообще применимо слово «живет».
Сегодня капитул обсуждал первые, предварительные итоги исполнения нового плана.
– Что там с термами Катона?
– Инсулы снесены, площадь расчищена. Можно приступать к строительству.
– Место мне не нравится…
– Ничего не поделаешь, он сам выбирал…
– Денежные раздачи прошли как надо: на улицах уже кричат: «Слава Катону!»
– А если Деций вернется?
– Деций не вернется…
– Хорошо бы Катону хоть немного в армии послужить… жаль, не успеем…
– Не обязательно. Наша ставка на его безупречное патрицианское происхождение. Таких императоров давно не было… слава предков, ля-ля-ля, тра-та-та…
– У кого контакт был? Хозяин одобряет?
– Одобряет. Говорит, скоро у Катона будет новое имя.
– Какое?
– Не сказал, только число сообщил. Шестьсот шестьдесят шесть…
– Братья, а вы заметили, что мы совсем перестали спорить? У меня такое ощущение, будто сам с собой разговариваю…
– А у меня ощущение, будто уже и нет меня… сегодня утром пытался имя свое вспомнить…
Маги опустили головы и замолчали.
16
Катон принимал своих шпионов. Имена их он не трудился запомнить: вполне хватало короткого «ты».
– Ты, говори!
– Сакрилегов выпускают из тюрем. Кого выкупают, за кого сенаторы хлопочут… Отступники их встречают, руки целуют, деньги предлагают… Исповедники отступников жалеют. Ха-ха! Изломанные на пытках, больные, голодные – здоровых жалеют! Сумасшедшие…
– Кто у них теперь Папа?
– Еще не выбрали… боятся пока.
– Ты!
– За главного у них Цестий Целерин, врач, его недавно из тюрьмы выпустили. Живет на вилле Метелла, бывшего гладиатора…
– Где?!
– Да там полным-полно сакрилегов, и храм свой они на вилле устроили… А в фонтане атриума новообращенных крестят!
Шпионы с недоумением переглядывались, ожидая, пока у нанимателя прекратится приступ непонятного веселья. Катон хохотал, откинувшись на подушки, вставал, снова падал, увидев вытянутые лица своих людей. Отсмеявшись, маг щедро расплатился с осведомителями и отпустил их. Новых поручений он никому не дал, к великому облегчению оборванцев. Деньги, конечно, хорошая штука, но от этого странного и жуткого парня лучше держаться подальше – целее будешь!
17
– Почему бы нам просто не поговорить, Кассия? Ты же не изнеженная дочка сенатора, ты обычная, простая римская девчонка! Если кто попробует тебя обидеть, ты в обморок не упадешь, ты будешь драться, царапаться, кусаться, визжать на весь Рим! Так ведь?
– Нам не о чем говорить!
– Ну, наконец-то! А я уж думал, что у тебя от болтовни с подругами язык опух!
– С какими… да ну тебя!
– Давай корзинку, донесу. Или боишься, что я украду твою тухлую рыбу?
– Какая рыба?! Там овощи с рынка…
– А я думал – с помойки!
Тут Кассия не выдержала и треснула Катона корзиной по спине. Тот согнулся пополам и заскулил, изображая побитую собачонку; девушка невольно рассмеялась, но тут же спохватилась:
– Уйди! Мне нельзя с тобой разговаривать!
– Почему?!
– Потому, что я христианка, а ты бесам служишь!
– Ха! Это они мне служат! Вот, смотри, сейчас они поднимут меня над крышами!
Катон раскинул руки в стороны и сложил пальцы особым знаком, лицо при этом поднял к небу. Ничего не произошло. Маг повторил жест и нетерпеливо топнул ногой – результат тот же. Кассия залилась смехом, глядя на обескураженное лицо парня.
– Ой, не могу! – причитала она сквозь слезы. – Тебе надо было в мимы[42] идти, большие деньги бы зарабатывал!
Отсмеявшись, девушка сунула Катону в руки корзину.
– Неси, летун. Она и вправду тяжелая.
Катон послушно взял корзину, и они пошли рядом, не замечая глазеющих на странную пару прохожих. Страшный, могущественный маг, именем которого уже и детей пугали; начинающий политик, на чьи деньги пили во всех тавернах Города, нес за всем известной егозой, дочкой гладиатора, огромную и не очень чистую корзину!
– Слушай, без всяких шуток, она действительно рыбой воняет, твоя корзина! Что там?
Кассия вздохнула и обреченно созналась:
– Это гарум[43]. Отец его очень любит, просил купить. И купила-то всего пузырек маленький, а вся корзина провоняла! Гадость страшная; и как вы, богачи и патриции, можете его есть?!
– Я ни разу не пробовал…
– Рассказывай! Небось, в детстве паштетом из павлиньих язычков[44] кормили…
– Миска вареной полбы в день, и то не всегда. Ну, и что на храмовой кухне украду.