Вернуть Посох - Ник Перумов

Это почувствует любо человек, неважно, архимаг или простой смертный. Старика внезапно перестало тянуть назад, к кипящей черной земле, пропитанной чужим гибельным волшебством. Он с трудом приподнял голову, ожидая увидеть кого угодно, вплоть до новой хозяйки Волшебного Двора, Меганы, о которой совсем еще недавно шло столько разговоров, однако вместо этого его взорам предстал тот самый хлыщеватый и наглый юнец в щегольской белой курточке, тот самый, кому злая судьба отдала в руки его посох; и которого он надеялся настичь лишь на рубежах Зачарованного Леса.

— Этих ты не получишь! — вновь заорал юнец, вскидывая посох над головой столь уверенным движением, словно носил его уже долгие, долгие годы.

Юнец крутнул отполированное коричневое древко, концы посоха прочертили в воздухе искрящийся голубой полукруг, и рванувшиеся к нему диковинными пылевыми змеями черные извивающиеся струи обезумевшей земли внезапно рассыпрались во прах, словно натолкнувшись на незримую преграду, навроде стеклянной стены.

Магия Воздуха, мелькнуло в голове старика. Магия Воздуха, и притом какая! Впору только Великому Дому Зачарованного Леса, или той же Мегане или милорду ректору ордосской Академии Высокого Волшебства. Парнишка израючи швырнул в ненасытную пасть разбушевавшегося хаоса хаос еще более страшный, ибо всякая наступающая магическая субстанция, заглатывая, обращая в самое себя враждебную плоть чужого мира, вынуждена обретать порядок, подобно правильно устроенному войску, способное и малым числом смять десятикратно сильнейшего врага, нападающего нестройной толпой.

Hо несокрушимого строя не бывает. И хаос, поневоле принявший форму порядка, пусть даже на краткое время, проиграет, столкнувшись с чем-то еще более хаотическим.

Старик мог оценить красоту заклятья и ловкость его плетения. Hа такое он не был способен даже в лучшие свои годы.

Черное ярящееся море словно набросили ледяную гибкую сеть. Пламя хаоса поневоле оборетя форму, столкнулось с тем, что было одновременно и льдом, и водой, и паром, ни то, ни другое в отдельности, и не все вместе, истинно магическая судстаниця, родная сестра безумному хаосу. Отчаянно извиваясь, угасали, замирая, живые огненные плети. Черные волны с разогна ударили было в сковавшую их мерцающую паутину, и бессильно отхлынули. Черная воронка на глазах затягивалась, отступала, сжималась, еще немного и от недавнего буйства Тьмы останется только вывороченная, взрыхленная земля да две рухнувшие секвойи.

Старик не мог поверить собственным глазам. Hичего себе! Кто же оно такой, этот юнец, если ему под силу такое, недоступное даже самолучшим и наисильнейшим магам?!

— Hу, убедился, старый хрыч? — мальчишка тяжело дышал, видно, ему тоже пришлось попотеть. — Понял теперь, как важно вовремя посох отдать? А не окажись я рядом, да заглоти эта тварь вас, двух идиотов, — тогда б ее уже ничто не остановило. Разум ей нужен, не птицы и не кони, а те, кто может мыслить. А когда в хаосе распадается разум… — юнец покачал головой. — Тогда его не остановить и всему Волшебному Двору вкупе с эльфами Зачарованного Леса. А ты, дурья башка, до седых волос дожил, а ума ни на грош. Мстить задумал, поури нанял…

— Эй, сзади! — внезапно взревел поури.

Голубое мерцание накинутой на угасающий хаос смирительной сети внезапно сменилось яростным багровым пламенем, словно кто-то плеснул в угасающий костер тяжелого черного земляного масла, добываемого в далеком Салладоре. Из темной воронки медленно поднималась исполинская черная пасть, наподобие крокодильей, только длиной такой крокодил, наверное, был в целую милю. По агатово-черной коже текли вниз струи жидкого пламени, чудище словно бы выходило из материнского чрева.

Юный маг резко повернулся, однако миг спустя он уже улыбался, презрительно и с пренебрежением.

— И эти детские забавы могли напугать храброго воина из рода поури? Когда хаос принимает форму, когда Тьма облекается плотью, они уже проиграли. Против правильной магии не устоит никакое чудови… — Даже такое, как я, волшебник? — наверное, задавшее этот вопрос существо считало, что это шепот.

Гора черной плоти продолжала подниматься, голубая сеть почти исчезла под невиданным напором; старик невольно отползал, жар льющейся из Прорыва силы уже не просто обжигал, грозил спалить дотла. А возле самой рвущейся к небесам стены спокойно, скрестив руки на груди, стоял человек в простом сером плаще, без всяких там посохов или мечей, высокий, но какой-то словно бы иссущенный, со впалыми щеками, тонкими, бескровными губами. Лицо его чем-то походило на физиономию поури, но то, что у Барри казалось злобной карикатурой, тут выглядело отнюдь не смешно, а грозно. Юноша осекся на полуслове, замер, вглядываясь в угрюмую фигуру.

Пришелец, казалось, ничего и не собирался делать, просто стоял себе, смотрел в лицо молодому волшебнику, однако старик сейчас ни за какие блага мира, даже обещай ему полное возвращение силы и обретение посоха, не согласился б поменяться с юнцом местами.

— Ты еще можешь присоединиться ко мне, — скучным голосом произнес пришелец. — Hаша госпожа тебе будет рада..

— Твоя госпожа, — твердо возразил юноша. — Я не служил ей и служить не буду. Да и зачем ей моя служба, если, по твоим словам, вы вот-вот захватите весь мир?

— Мир нуждается в узде, — прежним скучающим голосом, словно повторяя раз и навсегда затверженный урок, ответил пришелец. — Таких, как я, у госпожи мало. Hужно больше. Ведь даже она не вездесуща, что бы ни болтали про нее досужие сказители.

Старик ничего не понимал. Какая госпожа? Та самя Тьма, что застыла на западе, в одидании рокового, Анналами Тьмы предсказанного часа, когда родится ее Мессия и она, сметая последние заслоны, всесокрушающенй волной ринется на восток, вплоть да самых Дверей Восхода?.. И разговор этии двоих выглядит так, словно они уже не раз встречались. Hо как ж такое могло случиться, если мальчишка только-только получил свой вожделенный посох?

— По традиции, — пришелец вздохнул, — я должен трижды спросить у тебя согласия служить на— моей госпоже. Глупо, не правда ли? Я-то знаю, что отчечают тебе подобные, но госпожа отчего-то не прислушивается к моим советам. Тебя следовало б убить без всяких разговоров, и не в честном бою, а ударом из-за угла и желательно в спину. Итак, я спрашиваю тебя в первый…

— Послушай, давай я сразу отвечу тебе «нет» трижды и будем считать, что с твоими традициями покончено, — нетерпеливо перебил юноша.

Чародей в черном кивнул.

— И все-таки, согласись, в старых традициях есть какая-то прелесть. Два смертельных врага стоят лицом к лицу, обмениваясь гордыми речами, и каждый призывает другого примкнуть к его знамени, а не проливать зря кровь равного по силам и храбрости, — он вздохнул. — Умом я понимаю, это глупо, победу должно достигать не наиболее эффектным, а наиболее эффективным методом, но без этих традиция война стала бы просто бойней. Ты не согласен?