Целеполагание в современном отечественном уголовном судопроизводстве - Алексей Попов

Есть еще одна особенность исламского права. В отличие от более нам (в силу исторических особенностей развития) знакомого западно-европейского, оно распространяется только на отношения между мусульманами. Если обвиняемый или потерпевший не мусульманин, Шариат отношения между разнорелигиозными сторонами не регулирует40.

Заметим, что мусульманское право во многом не одиноко в такой правовой идеологии. Подобные же идеи или их аналоги лежат также в основе иудейского и индусского права, правовых систем Дальнего Востока (Китайская Народная Республика, Япония).

Философия отечественных евразийцев базировалась на противопоставлении органицистского подхода к обществу подходу механицистскому («атомарному», «индивидуалистическому»). Органицизм видит государство как органическую сущность, как цельное естественное существо, родившееся совместно из духа и почвы, из органичного сочетания субъектных и объектных сторон.

Механицистский подход, по мнению евразийцев, напротив, рассматривает государство как следствие произвольного объединения отдельных индивидов, которые фиксируют такое объединение в различных договорных формах.41 А договор, добавим от себя, являя собой творчество его субъектов, далеко не всегда справедлив. Нередко он таков, каким появился на свет, только потому, что у одной из сторон на момент переговоров дубина была посучковатее и потолще.

В распределении двух охарактеризованных подходов в географическом пространстве прослеживается следующая закономерность: механицизм (индивидуализм) характерен для Запада (с США на его краю), органицизм – для Востока.

Для иллюстрации нашего отношения к обозначенным подходам приведем выдержку из книги журналиста, сотрудника «Литературной газеты» О. А. Битова, вполне профессионально похищенного агентами английских спецслужб в Венеции в ночь с 8-го на 9 сентября 1983 г. Нам показалось перспективным к доктринальному анализу добавить эмоциональный, выстраданный человеком, год испытывавшим на своей судьбе следствия индивидуалистического подхода. К недоумению работавших с ним англичан и американцев, он не мог принять весьма выгодные с индивидуалистических позиций предложения вследствие своего российского менталитета. Вот эта выписка:

«Не пишется слово «Родина» по-английски с большой буквы… Слов нет, и англичане, и американцы – патриоты… Однако их патриотизм (без тени намерения оскорбить их или унизить) иного калибра… он как бы вторичен в том смысле, что поверяется выгодой. Если жизнь на чужбине сулит англичанину, американцу или вообще человеку Запада какие-то ощутимые блага, можете не сомневаться, что он поставит выгоду на первое место, а патриотизм удобно устроится на втором. Даже выражение такое доводилось слышать, с оттенком упрека или недоумения: у вас, у русских, мол, гипертрофия патриотизма…»42.

Механистическое понимание государство преюдициально и для понимания субъективных прав. Н. Н. Алексеев, пожалуй, более других евразийцев занимавшийся проблемами права43, исследуя западную юридическую мысль, пришел к выводу, что само понятие прав для них уже изначально связано с механистическим, индивидуалистическим подходом.

«Права» (права индивида, субъективное право) описывают сферу свободы индивидуума относительно иных реальностей – других индивидуумов, собственности, природных и культурных сред, социальных институтов и т.д. Иными словами, субъективное право исходит из «автономности», «суверенности» индивида, его самодостаточности в отношении других пластов бытия. Именно такой подход позволил Руссо сформулировать свою экстремальную теорию «естественных прав».

Изначально понятие «права», как и процессуальное право свидетельствовать в судебном процессе, относилось лишь к избранным – императору, патрициям, позже – к сеньорам, представителям духовенства. Распространив понятие «права» на каждого члена общества, исследователь получает возможность сформулировать концепцию правового государства, столь шумную сегодня концепцию прав человека.44

Н. Н. Алексеев в своих работах евразийского периода убедительно показывает, что этот путь юридической мысли и эволюции правовых институтов отражает лишь одну из возможных линий социального развития, основанную на атомарной, индивидуалистической философии, которая, по его мнению, естественна и логична для Запада, однако чужда Востоку, более того, неприемлема для него. Следовательно, понимание «права» связано со строго и определенно фиксируемой геополитической, географической реальностью, характерной для определенного исторического периода. А эту азбуку диалектического материализма сегодня многие забыли.

Во многих сегодняшних публикациях западноевропейское право претендует на универсальность, но на самом деле отражает сугубо локальный и исторически ограниченный процесс развития лишь одного из сегментов человечества – Западной Европы.

Под «общей теорией права» западные юристы понимают «общую теорию западного права», оставляя без рассмотрения все альтернативные юридические модели, которые, между тем, распространены среди народов, составляющих большую часть человечества и в определенные исторические периоды существовавшие и на самом Западе. Иными словами, вскрывается типичный обман: Запад стремится – и не безуспешно (не представляет труда ввести в заблуждение того, кто сам этого хочет) – навязать свои локальные установки всем остальным народам, отождествляя свой частный географический и исторический опыт с «общей теорией развития», с «магистральным путем социальной и моральной эволюции» и т.д.

Для евразийского, в том числе и для российского, государства исстари основополагающей являлась концепция обязанности. «…Декларация прав человека, – писал Н. Бердяев, – должна быть связана с декларацией обязанностей. Требование прав без сознания обязанностей толкало на путь борьбы человеческих интересов и страстей, состязания взаимоисключающих притязаний. Права человека предполагают обязанность уважать эти права. В осуществлении прав человека самое важное – не собственные правовые притязания, а уважение к правам другого, почитание в каждом человеческого образа… Обязанности человека глубже прав человека, они и обосновывают права человека. Права вытекают из обязанности. Если все будут очень сильно сознавать права и очень слабо сознавать обязанности, то права никем не будут уважаться и не будут реализованы…(выделено мной. – А. П.)»45.

Между прочим, по моему мнению, это поняли творцы социалистического государства. Впрочем, может быть, и понимать им этого не надо было, ибо именно такое понимание было составной частью их мировоззрения. Публичное право СССР и союзных республик было вполне последовательно правом обязанностей. Не потому ли – вследствие соответствия сущности права менталитету народа и сути евразийского государства – СССР в первые десятилетия своего функционирования добился колоссальных успехов в экономике, науке, образовании, военной мощи и эфективности УСП, в связи с исследованием которого мы и обратились к постановке более общих, чем это может показаться по наименованию книги, вопросов.

Стагнация страны, различных ее сторон, прежде всего экономики, началась с рассогласования государственного и правового механизмов. Давно сказано: каждое явление в истории повторяется в виде фарса. Способ, которым Петр Великий в конце XVII – начале XVIII века двинул страну вперед по пути прогресса, в 70–90-е годы прошлого столетия оказался способом ее развалить. Наиболее эффективным способом самоубийства для СССР в период разброда и шатаний было выброситься из окна в Европу.

Стагнация экономики страны и другие факторы, приведшие к успеху внутренних и внешних диверсий против СССР, были порождены стагнацией руководства и идеологии, отрывом партийного аппарата от коммунистов, а государственного – от населения.

Взглянем в этой связи на концептуальные истоки современных правотворцев. «Ни в одной стране Западной Европы, – пишет Н. Н. Алексеев, – мы не встречаемся с явлением, которое до последнего времени можно было наблюдать в России: именно, с резким разрывом между духовной жизнью высших классов и духовной жизнью широких народных масс. Со времени Петра Великого высшие классы жили духовными интересами западноевропейского культурного мира, не только слепо подражая Западу, но и своеобразно претворяя западные начала в русской стихии46… Русские же народные массы в это время жили своей собственной, во многих отношениях еще и теперь неопознанной жизнью, чуждой западным влияниям и питающейся единственно силами русской национальной души.

…Русский народ во многих отношениях жил своей собственной духовной жизнью, по-своему верил в бога, имел собственную устную поэзию, даже свою собственную писаную литературу, свои собственные нравственные представления, даже свое обычное право»47.