Грабители золота - Селеста Шабрильян

– Неважно, – сказал Фультон тоном, который показывал, что он не мирится с препятствиями. – Если его клиенты платят ему два фунта за визит, то я заплачу четыре… шесть. Но я хочу, чтобы он заботился обо мне. Я себя плохо чувствую, мне кажется, что я снова задыхаюсь, поезжайте, привезите его.

– Я только запрягу лошадь – и мигом.

Том торопился еще больше, чем утром, он спешил принести добрую весть семье, к которой проникся дружеским расположением.

– Ему хуже? – спросил доктор с беспокойством, видя Тома, подъехавшего к дому почти одновременно с ним.

– Нет, но он так думает, – сказал тот, привязывая коня, – я же вижу, что ему лучше. Он говорит: «Я хочу, чтобы доктор приехал, тогда больше не будет опасности для меня».

Он рассказал о своей беседе с хозяином. Доктор не выказал к ней большого доверия – он привык к тому, что больные обещают ему золотые горы, и платят как можно меньше, когда выздоравливают.

Том угадал это и сказал:

– Не судите о нем так, как о других. Мистер Фультон всегда дает больше, чем обещает.

Дочери доктора, сидевшие возле него, пожали друг другу руки, а миссис Ивенс посмотрела на них с улыбкой, которой хотела сказать: «Наконец-то!».

– Ну, поедем, – велел доктор, – надвигается ночь, темнота застигнет нас в пути.

– Не беспокойтесь, – отозвался Том, – я знаю дорогу. И вы не тревожьтесь, леди, если доктор долго не будет возвращаться. Мы, может быть, запоздаем.

Когда они добрались до поместья и вошли в комнату больного, тот спал, но при шуме открывающейся двери проснулся, приподнялся на кровати со спутанными волосами и блуждающим взглядом и закричал:

– Не подходите! Первый, кто ко мне приблизится, будет убит!

Затем, протянув руку, он схватил один из пистолетов, которые лежали у него на полке над кроватью, и прицелился в доктора, но Том быстро оттащил Ивенса назад и захлопнул дверь.

– Послушайте, он безумен?! Он принял нас за воров!

– Это от лихорадки, – тихо объяснил доктор. – Прислушайтесь: он разговаривает, спорит с собою…

В ту же минуту раздался выстрел, и Ивенс кинулся к дверям со словами:

– Боже мой! Не застрелил ли себя несчастный?

– Не входите! – закричал Том, пытаясь его удержать. – У него несколько пистолетов.

Но доктор уже стоял возле больного, который потерял сознание, борясь с ним. Кровотечение вновь открылось.

Том унес оружие, которое находилось на полке. Доктор снова перевязал руку мистеру Фультону. Этот последний был жертвой нервного возбуждения, которое более подействовало на него морально, чем физически; лихорадка не была настолько сильной, чтобы привести его в такое состояние. Ивенс решил провести всю ночь возле него, опасаясь новых происшествий.

В полночь с мистером Фультоном случился другой припадок: он вскочил с кровати и побежал к окну, крича, что он хочет спастись. Затем он приблизился к доктору и сказал ему тихонько: «Не выдавайте меня, я отдам вам все, что у меня есть».

Наконец, усталость вновь заставила его лечь.

На другой день мистер Фультон был более спокоен, но смотрел на доктора с недоверием, словно хотел спросить: «Что я вам наговорил?»

Тот понял его и стал успокаивать.

– У вас был приступ лихорадки, вы отбивались, кричали, но ничего не говорили.

Молния радости вспыхнула в глазах больного. Он протянул руку доктору, собиравшемуся уйти.

– Возвращайтесь поскорее.

– Через три часа или чуть позже я буду у вас.

Уходя, Ивенс взглянул на дом. Все ему казалось странным и хотя не в характере англичан строить предположения, однако он не мог преодолеть предубеждения, против воли охватившего его. Вокруг этого человека какая-то тайна, и ночные кошмары имели сходство с реальным страхом.

Когда мистер Фультон остался один, он позвонил.

Появился Том.

Фультон поколебался, затем, сделав над собой усилие, спросил:

– Ты меня охранял с доктором ночью?

– Да. Он не мог справиться с вами один: вы сопротивлялись, а вы сильны.

– Ты думаешь? – спросил больной с улыбкой. – По-видимому, ему крепко досталось…

– И мне тоже, сэр, вы со мной дрались… Вы меня приняли за полисмена.

Фультон стал еще бледнее и сел в кровати.

– Кто тебе это сказал?

– Вы, – ответил Том, – или, вернее, демон, терзавший ваш мозг.

Больной провел рукой по лбу, затем спросил безразличным тоном:

– А что я говорил тебе и доктору в бреду?

– Бессвязные вещи, но такие страшные иногда, что вы меня вогнали в дрожь.

– Право, хотел бы я себя послушать, – сказал Фультон. – И что же сделал доктор, чтобы меня успокоить?

– Он меня отослал, – сказал Том, – потому что мой вид вас раздражал, а затем он дал вам микстуру, которая заставила вас заснуть.

– Хорошо, ступай, я снова буду спать. Оставшись один, Фультон запустил пальцы в свою шевелюру, затем пробормотал сквозь стиснутые от бешенства зубы:

– Проклятая кобыла! Моей первой заботой будет пойти и размозжить тебе голову, как только я смогу подняться с постели! У доктора есть какие-то подозрения, поскольку он мне солгал утром. Ну, надо сделать ему признание…

В этот момент вошел доктор. На несколько минут он замешкался. Эти два человека чувствовали как бы тайну, пролегающую между ними.

Они смотрели друг на друга, будто волки перед схваткой. Фультон протянул руку Ивенсу. Две руки встретились в рукопожатии, но они были холодны, как лед.

– Я счастлив вас видеть, – сказал Фультон, опуская помимо своей воли уклончивый взгляд под твердым взглядом доктора. – Мне лучше, лихорадка прошла… Я вам обязан жизнью.

Ивенс ничего не ответил.

– Я хочу с вами поговорить, – продолжал Фультон. – Садитесь здесь, возле моей кровати.

Доктор поколебался, затем взял стул и поместился у изголовья больного таким образом, чтобы видеть его лицо и хорошо слышать. Этот немой допрос, казалось, привел Фультона в замешательство, но он не мог от него уклониться.

Он начал:

– Должен вам сказать, милый доктор, что кроме признательности, которую я к вам питаю и которую другой на моем месте постарался бы выразить деньгами, вы внушили мне большое доверие. Я чувствую к вам сильную привязанность. У меня нет в этой стране ни родственников, ни друзей. Только благодаря случаю незнакомец мог прийти ко мне. И, вероятно, вы будете единственным исключением. Я поговорю с вами начистоту, поскольку не умею лгать и надеюсь, что мы сохраним дружеские отношения. Не хочу, чтобы вы оставались в неведении относительно моего положения. Не прошу я и о том, чтобы вы хранили в тайне мой секрет, так как я понимаю, что имею дело с порядочным человеком.

Я родился в Америке. Родители мои были англичане, и я – их единственный сын. Я желал стать моряком. Наконец, отец разрешил мне уехать и поступить сообразно моему желанию. Но было уже поздно начинать карьеру на флоте. Мне было девятнадцать лет, когда я впервые вышел в море. Поскольку я должен был обучаться всему с самого начала, то в двадцать пять я дослужился лишь до чина унтер-офицера. За время плавания, которое мы совершали в Батавию,[2] я успел проникнуться сильной неприязнью к капитану. Это был грубый, толстый, почти всегда пьяный человек. Он колотил своих матросов как попало. Я часто сдерживал свой гнев, чтобы не отомстить за бедняг, чье малодушие делало его сильным. Однажды, когда он избивал моего товарища канатом, я попросил его остановиться, если он не хочет убить несчастного. Его гнев обратился против меня, он меня ударил несколько раз. Я обезумел от стыда и гнева. Схватив его за горло, я повалил его на землю и давил коленом на грудь до тех пор, пока он не попросил пощады. Экипаж и пальцем не пошевельнул, чтобы защитить его – все люди его ненавидели.