Симарглы - Варвара Мадоши

Кто такая Улшан, Лена даже не спросила. Меньше всего она хотела что-то спрашивать вообще.

Там симарглы и оставили ее, а сами ушли.

Девушка включила телевизор и непонимающе уставилась в экран. «Как ты думаешь, что подарить маме на Рождество?.. — Хм, не знаю, Рождество — такой важный праздник, непременно надо что-то особенное…» Рождество? Праздник? Американская мыльная опера (хотя обычно она ничего против них не имела), все эти герои в клетчатых рубашках и смех за кадром вызвали у нее даже не брезгливость, а… нет, Бог знает, что они у нее вызвали. Лена машинально переключила на новости.

Новости она смотрела каждый день, и, как правило, принимая их довольно близко к сердцу. Боль в груди довольно часто усиливалась, если девушка смотрела сюжеты о падении экономики или о взрывах, о террористах, о деревнях, приходящих в упадок… правда, последнее время такое показывали реже, но и это казалось тревожным симптомом: не говорят — значит, все еще хуже. Значит, усиливают пропагандистский гнет.

Однако в этот раз привычной тяжести новости не вызвали. Она смотрела их с каким-то странным легким и свободным чувством, сперва не поняла даже с каким. А потом догадалась.

Все это не имело к ней ровным счетом никакого отношения.

Да, это могло показаться странным, могло показаться даже бесчеловечным… но она поняла, что совершенно свободна от мира! Это было ново, и это следовало осмыслить.

Лена заварила себе чай, нашла в хлебнице печенье (печенье было свежим, хотя в холодильнике обнаружился чуть ли не прошлогодний майонез, пошедший пятнами плесени несмотря на адский холод шведской модели — жизнь живуча!) и вот так, под чай и печенье досмотрела новости до конца. Она даже улыбалась. Журналисты казались ей смешными лицемерами, ведущие — плохими актерами, не знающими роли, появляющиеся в кадре обыватели — далекими образами из неведомых стран, не имеющими ничего общего ни с реальными людьми, ни даже с их собственными именами, такими, в синих рамочках внизу.

«Я никогда не читала особенно много классиков, но я слышала, что все мечтали об этом. А пришло это только ко мне, и как раз тогда, когда мне меньше всего это нужно».

Потом Лена выключила телевизор. Чувство абсолютной свободы, как давеча, у реки, накатило на нее — но оно было не только невыразимо грустным, оно было еще и надежным, как скала. Она знала — что бы ни случилось теперь, все так или иначе завершится. «Бедные люди, — думала она, глядя из окна на улицу. — Они живут еще и не знают, что это такое… И как знать, может быть, для них все окажется гораздо хуже чем для меня. А со мной уже самое худшее произошло, и бояться мне больше нечего. Я хотела жить, но не получилось».

Так, с чашкой в руке, она замерла у окна.

Вик вернулся довольно скоро, и сорока минут не прошло с тех пор, как за ним захлопнулась дверь.

— Стас там продолжает искать! — бодро заявил он, скидывая кроссовки и проходя в кухню. — А я вот решил тебе компанию составить.

— Что именно он ищет? — спросила Лена без особой охоты. Она чувствовала, что должна спросить: ведь ей тоже рано или поздно заниматься чем-то подобным.

— А, ну, что-то вроде Интернета, только ножками надо, ножками… — Вик махнул рукой. — Понимаешь, этот город — он как мусоросборник, столько информации в себе хранит. Каждая улица имеет память. Стас ищет подходящую клинику и подходящего человека. Заранее сделать это было нельзя, потому что надо, чтобы врач этот среагировал именно на тебя. Ну ничего, Стас — сенс, так что у него это получится лучше, чем у меня. Конечно, когда мы тебя поднатаскаем, тебе вообще равных не будет.

— Сенс? — непонимающе повторила Лена.

— Что, фантастику никогда не читала? — Вик вскинул ровные черные брови. — В смысле, экстрасенс. Не бойся, твои мысли он вряд ли прочитать сумеет, он вообще в невербальном общении не силен… да и нет таких, кто был бы силен, это все сказочки. Но вот если умеючи подойти… А мне чайку не сделаешь?

— Сделаю. Тебе крепкий, нет?

— Крепкий, с сахаром, но без молока.

— Я тоже с молоком не люблю.

— Мы сработаемся, — Вик с довольным видом принял у нее из рук чашечку. — Стас тоже не любит с молоком. А вот Артем любил, и у нас часто возникали конфликты на этой почве.

— А кто такой Артем?

— Твой предшественник. Он погиб четыре месяца назад.

Лена замерла. Во-первых, ее поразил легкий тон Вика, во-вторых… разумеется, само содержание его слов.

Вик понял ее замешательство и так же легкомысленно продолжил:

— Да не, не бойся, это не значит, что у нас тут буквально прифронтовая полоса или что-то вроде. Просто так получилось.

— Извини, что спросила, — Лена отставила чашку.

Боже мой… нигде не бывает ничего хорошего. Ей придется обманывать какого-то ни в чем не повинного человека. За четыре месяца до ее появления погиб ее предшественник. Это совершенно точно не рай.

— Да ничего страшного, — Вик коснулся ее руки своей. — Наверняка Петрович… ну, Сергей Петрович… успел тебя уже уболтать. Небось, говорил о ненормированном рабочем дне, да?.. Ну, в общем, это ведь действительно что-то вроде контракта. Контракт заканчивается, и ты уходишь… куда-то еще. И кроме того… помни, ты нам очень нужна, Лена. Так что мы будем тебя оберегать всеми силами.

— Я такая особенная?

— Ты одна из немногих. Городских магов мало… пока. И, по крайней мере, нам ты уже успела очень понравится.

— Чем? Мы же пока разговаривали всего ничего.

— Считай, что это любовь с первого взгляда, — Вик подмигнул. — А вообще, лично мне нравится брать на себя заботу о новичках.

— И сразу кидать их в воду в глубоком месте.

— Не без того, — он ухмыльнулся на удивление гнусненько.

Лена отвернулась. Все-таки ей совершенно не по душе пришлась такая постановка вопроса. Не нравилось, что придется сделать то, к чему у нее не просто не лежала душа, а что она полагала… ну, совершенно неуместным и неправильным.

— А когда он найдет… — Лена вздохнула. — Вы уверены, что нет другого способа?

— Разумеется, есть, — лицо Вика посуровело. — Навскидку с десяток перечислю. Понимаешь, у нас тут черти усилились… мы не знаем, почему. Как будто они сразу много душ получили. Такое во время эпидемий бывает, но ведь ничего подобного не было… В общем, нужно выманивать их, а они осторожные, тут уже действительно лакомый кусочек нужен. Мы три месяца уже их раскручиваем, и пока глухо. Ну, и, знаешь, мы тут занимались как раз тем, что пытаемся скрыть… — Вик вздохнул, — так что чертей малость прошляпили. Нет, мы их выманим, конечно, но, опять же, времени у нас нет. Если за дело возьмется аудиторская комиссия, нам со Стасом влетит по первое число, да это ладно бы… — он посмотрел куда-то в сторону. — Может статься, другие люди пострадают. И сильно.

Лена подумала, что все-таки Вик слишком красивый. Парни такими красивыми быть не должны. И даже девушки — не должны. Потому что ладно бы просто красота, а у Вика был еще потрясающе хороший взгляд. Даже не то что хороший… нет, не добрый. Не веселый. Просто спокойный и умный. Когда красота сочетается с подобным внутренним спокойствием — берегитесь. Этот человек долго не проживет. «Он и не прожил, — осознание было ошеломляющим. — Он умер лет этак в пятнадцать-шестнадцать. Интересно, отчего?.. Ох, что-то мне подсказывает: не так глупо, как я».

— Я не скажу, что согласна с твоими доводами, — сухо произнесла Лена. — Не скажу, что поняла все, о чем ты мне сказал. Но выбора у меня все равно нет, да? Вы знаете все, я — ничего, и козыри все у вас на руках.

Вик ничего не ответил, только губу закусил.

В этот день я чувствовал, что мой мир готов был расколоться. Я устал. Я неимоверно устал от того, как плохо жить на этой Земле. Я ведь уже упоминал о том, что мне больно говорить людям, что они должны умереть?.. В клинику, где я работаю, приходят люди по крайней мере обеспеченные, и ими занимается на самом деле с добрый пяток врачей. Но говорить они обычно поручают мне. «У тебя хороший взгляд, Петя, — сказала мне пожилая наша фельдшерица. — Когда ты говоришь, все вокруг успокаиваются».

Сомнительный, однако, дар. Я совсем не чувствую себя святым или что-то в этом роде. Более того, мне становится почти физически больно, когда я вижу отчаяние в чужих глазах. Мне хочется пойти и ломать и крушить. А все потому, что я пережил сам боль — и не только за себя, но и за Вадима. Я не хочу, чтобы у кого-то это повторилось. И я боюсь, что однажды я не выдержу… что я все же ниспровергать вселенские порядки. Как могу. Смешно. Я не маг и не чародей, у меня нет Кольца Всевластья или волшебной палочки. Я просто действительно знаю, что чувствуют эти люди: молодые и старые, богатые и чуть менее богатые, сильные волей и слабые, хорошие и плохие. Такого я не пожелаю никому, даже злейшему врагу. И подавно, не пожалею этого тем, кого называю своими пациентами.