Польские народные сказки - Польские народные сказки

А волк говорит:

— Не за тем я пришел. Чем мог, тем тебе помог, — сделай и ты, о чем попрошу. Добудь меч свой и снеси мне голову — тем со мной и расплатишься.

Отвечает королевич:

— Не сделаю того за твою доброту. Помирать буду — головы твоей не трону.

— Так надобно, — говорит волк. — Ты молодой, я старый, слушай меня. Не снесешь мне головы — ни тебе, ни мне наши вины не простятся. Бери меч и руби.

Был королевич в великом смятенье, но взял меч и отрубил волку голову — выпорхнул оттуда белый голубь. И сказал:

— Спасибо, мил внучек. Я твой дед. Много зла творил, а теперь мне все прощается.

И улетел. И все.

ЗОЛОТАЯ РЫБКА

Жил в деревушке на берегу Балтийского моря бедный рыбак. С тех пор, как умерли у него отец и мать, стал он сторониться людей. Сильно горевал. Запрется в своей избе и никуда не выходит, кроме как на лов. Не могли развеселить его никакие деревенские забавы, ни музыка, ни танцы. Все ему опостылело. Кое-как в избе приберется, выйдет в море и слушает, как волны шумят.

И рыбу иной раз не ловит, сидит, слушает, думает да смотрит, как волны бегут.

Вот качало его так однажды на волнах, и вдруг видит он — белая чайка рядом взвилась, а из клюва у нее золотая рыбка вырвалась и в воду упала.

— Леон, помоги! — кричит рыбка. — Спаси меня от смерти, век тебе буду благодарна!

Очнулся рыбак от горькой думы, отогнал чайку. И сказала ему рыбка:

— Спасибо, что спас меня. Я теперь тебе помогать буду.

— Ладно, ладно, — говорит рыбак, — но держись-ка ты лучше впереди лодки. Чайки, когда рыбу ищут, больше позади лодки вьются.

И вот стал рыбак замечать, что всякий раз, как выходит он в море, рыбка впереди плывет, словно дорогу указывает. Послушаешься ее, поплывешь следом — с богатым уловом вернешься.

Много раз так было. Леон, правда, не разбогател, но из нужды выбился.

Уж он привык, что едва спустит лодку на воду, а рыбка, словно верная собака, возле носа плещется. Вот подходит он однажды к лодке, рыбки нет, а на корме сидит девица, вся в золотые волосы закуталась. Удивился он.

— Чему дивишься? — спрашивает девица.

— Я не дивлюсь, я золотую рыбку ищу. Она меня всегда тут поджидала, указывала, куда плыть за богатым уловом.

— Я и есть эта рыбка. Была я превращена в золотую рыбку за то, что родителей не слушалась. Родом я с Западного Поморья. Мои родители, богатые люди, меня, единственную дочку, с малолетства баловали, все мои прихоти исполняли. И вот потребовала я, чтобы достали мне живую золотую рыбку. Не могли они этого сделать, а я заупрямилась и решила сама уйти в море и поймать рыбку. Как-то раз вышла мать из дому, а я — бегом на берег! Вернулась мать домой, а меня нет. Узнала она, что я ушла в море за золотой рыбкой, рассердилась и сказала: «Ушла так ушла. Пускай сама золотой рыбкой станет!» Только она эти слова вымолвила, как начала я уменьшаться, уменьшаться, мои золотые волосы в чешую превратились, и стала я золотой рыбкой. Но истек нынче срок моего наказания, чары с меня спали, и вот я снова человеческий образ приняла. Паулиной меня зовут.

Подивился рыбак этому рассказу. Понравилась ему Паулина, и спросил он ее:

— Не хочешь ли стать моей женой?

Она согласилась. Поехали они вместе к ее родителям. Очень рады были родители Паулины, что их дочка вернулась, устроили богатую свадьбу.

Люди говорят, что тому, кто был заколдован, многие тайны ведомы. Вот и Паулина не одну морскую тайну знала и показывала мужу, где искать добрый улов. Потому и жили они счастливо и в достатке.

ПРО ЛЕСНОГО ХОЗЯИНА, БОНДАРЯ И ХРОМОГО ВОЛКА

Жил когда-то в одной деревне бондарь. Человек он был работящий, только скряга — хоть плачь кровавыми слезами, гроша не выпросишь. Денег он накопил полный сундук, а сам знай с утра до вечера доски строгает, бадьи, кадки, ушаты ладит.

Был этот бондарь неказист. Оттого, что он постоянно гнулся над работой, вырос у него на спине горб. Глаза в разные стороны косили, под носом вечно капля висела. Одет он был — ну, точь-в-точь пугало огородное. А ведь мог купить себе не один, а две дюжины кафтанов. Да, что поделаешь, коли не стыдился он оборванцем ходить лишь бы не потратить ни гроша из тех денег, что лежали у него в кованом сундуке! А по ночам, когда добрые люди спят после дневных трудов крепким сном, нет-нет да и завесит он окошко одеялом, сядет на край заветного сундука и все считает да пересчитывает свои денежки.

Однажды чуть свет отправился он в лес за ивовыми прутьями, из которых ободья на бочки делают. Забрался в ивняк, в самую гущу, нарезал изрядную охапку гибких прутьев и собрался было идти домой, как вдруг слышит: неподалеку трубит кто-то в рог, словно сигнал подает или зорю играет. И звук чудной какой-то: по всему лесу разносится, на тысячу голосов дробится и где-то в чаще пропадает.

Вдруг стало тихо, а потом весь лес загудел от топота, будто несется во всю прыть огромное стадо! И видит бондарь, что окружает его большущая волчья стая. Куда ни глянь, со всех сторон огромные волки. Языки вывесили, как тряпки, клыки оскалили, и клыки эти длинней, чем зубья у бороны. Перепугался бондарь насмерть. А бежать некуда. Не долго думая, полез он на ближайший дуб, укрылся в ветвях, уцепился за сук потолще и ждет, что будет.

Набежали со всех сторон волки, уселись в кружок на поляне. Дышат тяжело — бока ходуном ходят, а глаза горят, как угли. После всех приплелся хромой на заднюю лапу волк-одиночка. Сел он, и тут из чащи выходит бородатый карлик: в одной руке посох, в другой — рог охотничий. Подошел карлик к волчьей стае, пересчитал, к|ак пастух овец, все ли здесь, и говорит:

— Созвал я вас, как созываю каждый день, чтобы распорядиться, кому и что сегодня делать. Ты, Косой, беги в ту сторону, где солнце заходит, и растерзай кабана, что с ночи у мужика картофельное поле разоряет. Ты, Лохматый, придуши бедняжку косулю, которая лежит под папоротниками в буковом лесу: когда она ела клевер, ее змея ужалила. Суровость моя вам, ведома, но зачем же зверю напрасные муки?.. Тебе, Юнец, надо бежать в Лаврентьеву рощу, там в кустах подстреленный заяц забился. Жирный он, отъелся на молодом овсе, так что будет у тебя вкусный обед. Тебе, Хитрец, я дам задание потруднее. Подкрадись-ка ты к конюшне лесника и загрызи его собаку, чтоб не натравливал он ее на меня, когда я по лесу хожу.

Каждый волк, которого карлик называл, по его слову вскакивал и бежал в поле или в лесную чащу. Напоследок карлик сказал хромому волку:

— А ты, старик, сегодня никуда не пойдешь. Оставайся ты тут на поляне и съешь скрягу бондаря — вон он сидит между ветвей на том дубе. Людям от него радости мало, чего ему зря белый свет застить.

Сказал так карлик, надвинул на глаза красную шапку, похожую на гриб-мухомор, и пропал, словно сквозь землю провалился.

Услышал бондарь слова карлика — затрясся будто осиновый лист, зубами залязгал от страха, руки-ноги у пего ослабели, и свалился он вниз, как воронье гнездо. Видит — летит прямехонько в разинутую волчью пасть. Так и угодил бы в нее, да по счастливой случайности зацепился за нижнюю ветку и повис «Ну, — думает, — спасся».

Вскарабкался кое-как на ветку, сидит, но спасению не радуется.

«Ну, час просижу здесь, ну, два, — думает. — А потом сил недостанет держаться, упаду, и разнесет тогда волк по лесу мои косточки».

Однако за сук цепляется, держится, а зубы дробь выбивают от страха.

Время идет, полдень миновал, вот уж сумерки скоро. Следит сверху бондарь за волком, волк на него снизу поглядывает. И оба про одно и то же думают: кто кого на измор возьмет, кто кого пересидит.

Наконец волку надоело ждать. Поднялся он и говорит:

— Что, неохота тебе помирать, старый скупердяй? Ну да ничего, дай срок, все равно ты от меня не уйдешь.

Вильнул хвостом, завыл, чтоб напоследок бондаря пугнуть, и убежал.

Еще добрый час сидел бондарь на дубе, а, может, и дольше: все боялся, как бы серый не вернулся. Но того и след простыл. Наконец слез бондарь с дуба, бухнулся на вереск и помчался что есть духу полем напрямик к своей развалюхе. Очень боялся он, что волк подстерегает его где-нибудь по пути, но все обошлось. Видно, решил волк обождать, когда он снова в лес за прутьями пойдет. Ему же без прутьев никак!

Прошла неделя, прошла другая. Наделал бондарь бочек, погрузил их на телегу и повез в город на ярмарку продавать. А дорога-то через лес! Вспомнил тут бондарь о волке, от страха у него мороз по коже побежал.

Говорит он своему подручному:

— Что-то меня в сон клонит. Залезу-ка я в бочку да вздремну. До города путь неблизкий. Глядишь, время скоротаю.

Спрятался бондарь в самую большую бочку. А возчик, парнишка, что у него работал за хлеб и похлебку, закрыл бочку крышкой, хлестнул лошадь — и в путь.