Истинный Монах - Владимир Волхвов

– Тебе даже не нужно говорить ее имя. Просто представь ее, и она появится перед тобой, – губы колдуньи мягко целовали его грудь.

– Нет-нет-нет, – забормотал Маркус, отворачиваясь. – Не нужно этого. Не надо, пожалуйста…

Но было поздно. Его ласкала уже не Сепатия. Это была Тильда. Родная сестра целовала Маркуса в губы и обнимала за шею. И он ничего не мог с этим поделать. Ни тело, ни глаза не слушались его. Увы, такая ситуация не была описана ни в одной красивой книге, которые он прочитал, а сам он не мог заставить себя сделать что-нибудь резкое или грубое по отношению к этой обворожительной женщине.

– Умоляю, – простонал он, не в силах оторваться от лица живой сестры.

– Перестань бороться с собой, – шептала голая Тильда, утягивая его на кровать. – Прими себя. Чьего осуждения ты постоянно боишься? Скажи мне, кто твой судья, и я убью его, чтобы ты наконец перестал себя сдерживать.

Не в силах более сопротивляться влечению, Маркус с нежной яростью накинулся на колдунью, которая заигрывала с ним, превращаясь то в Тильду, то в саму себя. В эту ночь он выплеснул в нее все прошлое, все детское, мечтательное и наивное, что в нем было, не оставив внутри себя ничего лишнего, только осознание того, что по своей природе он никакой не рыцарь, не борец с несправедливостью и уже не мечтательный мальчик.

Маркус ощутил, что внутри его души действительно живет нечто благородное, но не по-книжному, а достаточно дикое и жестокое. Отбросив сомнения и нравственный контроль над своими действиями, он всю ночь безумно отдавался инстинктам, наслаждаясь мрачным вкусом ведьминой любви.

Глава 7

В Зерете почти никого не осталось. Маги спешили спуститься на землю, чтобы испробовать плоды новой жизни, не ограниченной правилами Предела. Пока еще мало кто из них понимал, как и ради чего использовать свои способности, но каждый хотел хотя бы просто подышать воздухом безудержной свободы.

Разбредаясь по Соретусу, маги начинали с малого: принуждали красивых женщин спать с ними, грабили богатых кутов, устраивали долгие пиры. Тогус понимал, что пока еще у него есть небольшой запас времени, пока безнаказанное, преступное веселье не развратит магов до более тяжелых стадий, после которых начнутся бессмысленные убийства и борьба за власть.

Поэтому Тогус, прозванный Убийцей Совета, не спеша и внимательно изучал Зерет, обходя его сверху донизу, заглядывая в каждую разграбленную мародерами комнату, ища потайные помещения или секреты, которые бы открыли тайну – зачем все-таки был создан Совет? Ощущение, что в идее Предела было второе дно, не покидало мага. Но в стенах Зерета он так и не нашел ничего, кроме бесчисленных томов древних книг с устаревшими истинами.

Около входа в покои Верховного Судьи на полу сидел Далут и разглядывал испачканный засохшей кровью кинжал. Он подолгу размышлял о совершенном предательстве, каждый раз ощущая бешеное биение сердца и подступавший к горлу стыд, пьянивший рассудок своим горьким привкусом. Но еще больше Далута заботило его собственное будущее. Во все времена предателей редко оставляли в живых после того, как те сделали свое дело. Эта мысль пугала Далута, парализуя волю.

– Ну же, Далут, зачем же на полу сидеть, – ласково сказал Тогус, за локоть поднимая его на ноги.

– Что теперь со мной будет? – тревожно всматриваясь в лицо Убийцы Совета, спросил бывший судья.

– Ничего страшного, не бойся. Я сделаю тебя своей правой рукой.

– Меня? – удивился Далут.

– Тебя. Мне нравится твой образ мыслей, твой ум, твоя нацеленность на результат. Только посмотри на остальных магов – жалкие развратники, они уже разбрелись по планете в поисках красивых женщин или мужчин. Словно звери, они будут насиловать всех, кого увидят. Те из них, кому это вскоре надоест, начнут от скуки воевать друг с другом, или творить мерзости, о которых даже страшно подумать.

– А вы? Чего хотите вы?

– Ты задаешь правильный вопрос. И я отвечу на него серьезно. Я хочу построить новый мир, в котором маги и куты будут иметь равные права. Я остановлю насилие магов законом, который разрешит использовать любые заклинания, но только при одном условии – благие намерения. Я разделю всю магию на вредную и полезную. За первую буду казнить, за вторую – награждать. При активной помощи кутов мы сможем построить новое общество, общество, в котором все будут равны и всем будет спокойно и безопасно жить.

Глаза Тогуса горели, он уже видел перед собой картину будущего справедливого мира, в котором его имя останется на века как имя человека, который ввел Соретус в новую эру, дал ему невиданный толчок в развитии.

– Значит, Предел мешал только тем, что…

– Он устарел, ты же понимаешь это. Почему нельзя творить сильные заклинания ради добрых дел? Однажды я своими глазами видел, как огромный поток воды несся на деревню кутов. И я не мог им помочь, не мог их спасти, потому что Предел запрещал это. Разве такой закон справедлив? Скажи мне?

– Не думаю… Признаться, я удивлен, что ваши мотивы столь… высоки.

– Я не люблю убийства. Если бы можно было избавиться от Предела по-другому, я бы всеми силами попытался избежать этой бойни. Прости, что пришлось и тебя втянуть в заговор, но ты мне нужен.

– Мне кажется, я уже ни на что не способен, – устало опустился на коридорный стул Далут. – Руки до сих пор трясутся.

– Если бы они у тебя не тряслись, я бы убил тебя.

На этих словах Далут вздрогнул и, обхватив руками голову, закричал:

– Что же я наделал, что наделал!

Снова с силой подняв его на ноги, Тогус несколько раз ударил ладонью по его заплаканным щекам:

– Что ты плачешь, как женщина? Соберись! Соберись, пока я не пожалел о своем решении.

– Я попробую… – кивнул Далут.

– Пойдем, я помогу твоему уму проясниться.

Держа за плечи, Тогус повел мага в подземелье. Каждый новый шаг давался Далуту все труднее. Он уже представлял, как Убийца Совета бросит его за решетку, или, того хуже, начнет пытать, прежде чем убить. Жалобно поглядывая на каменное лицо Тогуса, Далут боялся проронить хоть слово и покорно шел, как теленок на убой. Открыв дверь темницы, Тогус почти заставил его спуститься по лестнице.

Тусклый свет горевших свечей вырывал из мрака стоящий в центре стол, к которому был привязан перепуганный Целирт. Кровь из его пробитой головы давно не текла, она запеклась неровными ручейками на лице и слепила встрепанные волосы. Взволнованные глаза его нервно бегали, пытаясь понять, что происходит. Обнаженная грудь парня была иссечена свежими полосами ран.

Наконец Далут обратил внимание, что около стола с плетью в руке стоит Ланта. Девушка со злостью разглядывала Целирта, хотя, казалось, ей все-таки было тяжело истязать молодого мага.

– Пожалуйста, господин Далут, господин Тогус! Спасите меня от этой сумасшедшей дуры.

В ответ на это Ланта замахнулась и с силой ударила его плетью по груди, в очередной раз вспоров кожу. Целирт выгнулся и жалобно вскрикнул.

– Кто же бьет по груди? Надо было его перевернуть, – недовольно сказал Тогус.

– Я хочу видеть его мерзкие, перепуганные глазки.

– За что вы мучаете его? – Далут говорил осторожно, радуясь отступившему от сердца первому страху. Слава богу, убивают не его. Эта жестокая мысль и пугала, и обнадеживала.

– Видишь ли, этот парень любил по ночам пробираться в комнаты девушек и втихаря насиловать их. Странно, но Предел скорее защищал его, чем осуждал. Ведь какое дело великому Совету до банальных изнасилований? Теперь же он получает наказание от той, к которой ворвался однажды ночью. Разве может быть кара более справедливой, чем от рук самого пострадавшего человека?

На этих словах Ланта, обозленная противными воспоминаниями, снова ударила плетью, в этот раз по животу парня. От дикой боли и от вида разреза, оголившего мышцы живота, Целирт заорал изо всех сил. Сглотнув приступ тошноты, Далут отвернулся:

– Что дальше?

– Ланта, ты когда-нибудь убивала человека?

– Нет, – покачала головой девушка.

– Пожалуйста, ну, пожалуйста! Умоляю! Не надо! – запричитал Целирт.

– Конечно, не убивала. Представляешь, Далут, она не сумела справиться с любимым мальчиком Хартеха.

– Рольт жив? – удивился бывший судья.

– Пока да. Ну так что, Ланта, сделай это наконец. Ты же этого хочешь?

В глубине души девушка не была уверена, чего именно хочет, но воспоминания столь отвратной болью травили душу, что она готова была плакать от злости, когда смотрела на Целирта, на его потные руки, которые в ту ночь бесцеремонно гладили ее тело, на его треснувшие губы, которые в ту ночь с усмешкой шептали грязные шутки, на его перепуганные глаза, которые в ту ночь были наглыми и безжалостными.

– Хочу, – Ланта решительно вынула кинжал.