Грехи юности - Джин Стоун

— Разве я виновата, что желаю вам только добра! Ведь правда, Джозеф?

Отец Сьюзен, срезав еще один цветок, хмыкнул в ответ.

— А ты что творишь! Бросила своего мужа, такого замечательного человека…

— Мама, это же было сто лет назад!

— Сто, двести… Какая разница! Ведь ты ушла от него! А теперь он — глава семьи. А что есть у тебя? Чего ты добилась в жизни? Работаешь на этой дурацкой кафедре в каком-то захолустном городишке, получаешь гроши…

— Я люблю свою работу, мама. И у меня есть Марк.

— Ах, Марк! Шестнадцатилетний мальчишка, которому нет дела до твоих проблем! Ты когда-нибудь думала о том, что с ним станет? Запихнула ребенка в этот Вермонт, какую-то Богом забытую дыру!

Сьюзен хотела было сказать, что Вермонт — прекрасный город, но промолчала. Иногда брюзжание матери выводило ее из себя. Впрочем, не иногда, а всегда! Она удобнее устроилась в шезлонге, натянув поплотнее купальник. Он сильно врезался в тело, оставляя глубокие красные полоски. Ничего не поделаешь, годы… Сорок шесть уже, вот и располнела не в меру, что бросается в глаза.

— У него будет все в порядке, — буркнула она и, отвернувшись от матери, взяла с железного столика еженедельник «Палм-Бич ревю», публиковавший разные пикантные истории из жизни знати.

Фрида обычно прочитывала его полностью, сопровождая каждую строчку пространным комментарием.

Журнал раскрылся на странице с фотографией Теда Кеннеди и его очаровательной молоденькой жены. Сьюзен подумала о Джеке Кеннеди, о Бобби. Может, жизнь Теда не была бы такой суматошной, если бы тот не погиб, кто знает.

Рядом шумно вздохнула Фрида.

— Когда ты последний раз видела Лей Левин?

Когда мать хотела завладеть вниманием Сьюзен, она всегда начинала разговор о бабушке. Как правило, это срабатывало.

— Я возила к ней Марка четвертого июля, на День независимости.

— Но это же было два месяца назад!

— Не могу же я постоянно таскать мальчика по лечебницам!

— Но бабушка не в лечебнице, а в пансионате для пожилых людей. Ты могла бы и одна к ней съездить.

Мать, конечно, права. Бабушка — Сьюзен до сих пор звала ее «бабуля» — заслуживала со стороны внучки лучшего отношения.

— Она ведь живет в Нью-Йорке, мама, а я в Вермонте, в пяти часах езды.

— Но ведь она у тебя единственная бабушка. Самое малое, что ты можешь для нее сделать, навещать почаще. Я уговаривала ее поселиться с нами, во Флориде, но она отказалась. Правда, Джозеф?

Отец Сьюзен кивнул, нахмурив брови, и скрылся за углом дома с садовыми ножницами в руках.

«Вот и бабуле досталось», — подумала Сьюзен.

— Ты ведь знаешь, у нее артрит, — попыталась защитить она бабушку. — Кроме того, она не переносит жару, в Нью-Йорке у нее полно друзей.

— Если бы ты почаще навещала ее, она чувствовала бы, что у нее есть еще и семья.

Сьюзен чуть не закричала и снова бросила взгляд на фотографию Кеннеди. О какой семье может идти речь…

Фрида глянула на часы.

— Скоро обед, — проговорила она.

— Я, кажется, слышал слово «обед»?

— Иди-ка сюда, мой мальчик, — проговорила Фрида, предлагая внуку место в шезлонге рядом с собой. — Сядь рядом с бабушкой и расскажи, чем ты занимался все утро.

Сьюзен смотрела, как сын вприпрыжку пронесся по двору. Он был уже на полголовы выше ее, а она была не маленького роста. Слава Богу, не такой коротышка, как отец. И пока что не выказывает склонности к ожирению, свойственной его родителям.

— Папа звонил, — сообщил он, усевшись рядом с Фридой.

— Он был по делам в Лодердейле и сегодня вечером возвращается в Нью-Йорк, но до отъезда хочет со мной где-нибудь поужинать. Можно, мам?

Сьюзен хотела запретить, но тут вмешалась Фрида:

— Как это «где-нибудь»? Это что за новости? Если отец в городе, он будет ужинать здесь, с нами. Его ждет любимая жареная курочка, запеканка из лапши и хала. Правда, праздник будет завтра, но если уж твоя дорогая мамуля решила уехать, когда все нормальные люди сидят за столом…

— Мама…

Фрида повернулась к дочери и погрозила ей пальцем.

— Ты, конечно, можешь жить по-своему, но в моем доме все будет так, как скажу я. И хотя Лоренс Броски — твой бывший муж, для нас он всегда желанный гость. Он — отец моего внука, и мы будем отмечать праздник все вместе, как это делается в любой добропорядочной семье.

Повернувшись к Марку, она потрепала его по волосам.

— Беги, позвони ему и скажи, что мы ждем его к ужину в семь часов.

Марк умчался. Во дворик вернулся отец. Положив на землю садовые ножницы, вытер руки.

— Я слышал, Лоренс будет с нами ужинать?

— Да, наконец-то. Мы его уже целый месяц не видели, а может быть, и два.

Сьюзен вытащила занозу из-под обгрызанного ногтя. В последнюю встречу с Лоренсом они с Марком провели всего несколько минут, но и в эти минуты им не о чем было говорить. Этого времени оказалось достаточно, чтобы Сьюзен почувствовала, насколько он ей противен. С годами он располнел, стал казаться ниже ростом и еще больше облысел. Сьюзен раздражало, что сын восхищается им, мать кудахчет над ним, а отец беседует с ним о делах с самым что ни на есть благоговейным выражением на лице. Сьюзен понимала, что ее ненависть к Лоренсу объясняется очень просто — на фоне преуспевающего бывшего мужа она выглядела обыкновенной неудачницей.

— Могли бы и меня спросить, хочу ли я его здесь видеть, — упрекнула она родителей.

— Разошлась с ним ты, а не мы, — отрезала мать. — Он приложил немало усилий, чтобы предприятие твоего отца процветало и давало хороший доход. Думаешь, мы могли бы жить без помощи Лоренса?

Сьюзен молча натянула черную футболку. Возразить было нечего. Она была уверена: самое худшее, что она совершила в своей жизни, — это то, что вышла замуж за человека, выбранного ее родителями, — за Лоренса Броски, восходящего гения легкой промышленности, протеже ее отца; самое лучшее — оставила его, забрав четырехлетнего сына. Лоренс вскоре познакомился с молоденькой еврейкой, которая смотрела на него зачарованно, и женился на ней. У них родились две пухленькие девочки-коротышки, темноглазые, черноволосые и страшно капризные. Однако Марк обожал отца.

Сьюзен снова взяла журнал, делая вид, что заинтересовалась какой-то статьей. В ее жизни мужчин было мало.

Одним из них был Берт Хайден — хороший друг, пытающийся стать чем-то большим. Время от времени они спали вместе, но Сьюзен оставалась равнодушной. Он был ей безразличен.

Ее родители обожали Лоренса. Поэтому она поддалась на их уговоры, искренне считая, что наступит день, когда она полюбит его.

Сьюзен смотрела в журнал, но не видела ни строчки — она была далеко отсюда. В свое время она безропотно подчинилась родителям и вышла замуж за Лоренса, считая себя обязанной сделать это ради них. После того как рассталась с Дэвидом. Сьюзен вновь отыскала глазами фотографию Теда Кеннеди.