Планета-мечта - Лилия Баимбетова

Теперь я уверена, что мне снился именно он. Такое бесконечное одиночество мне приснилось. И… не знаю, почему-то мне кажется, что это был он, и точка. Теперь я думаю, что перед смертью ему пришлось страшно страдать. Смешно, я ведь даже не помню его лица, но мое сердце так… болит за него. Вообще-то, он мне всегда ужасно нравился.

Я вырвалась из этого сна, как из ада, ей-богу. Ярко освещенная каюта, серые стерильные стены, да еще в этом ярко-белом свете, после этого безумного болота вся эта с детства привычная мне обстановка показалась какой-то не совсем нормальной. Меня ужаснуло то, до чего она неживая, правда, этот ужас довольно скоро прошел. Все же я родилась в таком месте, да и Вега действительно урбанизированная планета, там и деревья-то растут в кадках. Но в первый миг после пробуждения каюта показалась мне неестественно мертвой. Я проснулась в совершенно ошеломленном состоянии. Неловко пробормотала что-то Куну и пошла в ванную.

В ванной я включила холодную воду и сунула голову под кран. Меня била нервная дрожь. Я совершенно не понимала, что я делаю, понимала только, что мне нужно как-то отойти от своего страшного сна. Мной все еще владело то беспросветное отчаяние, которое приснилось мне. Ледяная вода затекала мне за шиворот, скоро мне стало холодно, но это был нормальный, естественный холод. Я выключила воду и долго растирала полотенцем мокрые волосы. "А ведь это был Кэр, — подумала я вдруг, — Ведь это был Кэр…". Вообще-то я давно уже не думала о нем — так. Во всяком случае, с тех пор, как передо мной встала необходимость возвращения на Алатороа, я думала о нем только как о Царе-вороне, какие уж тут уменьшительные имена. Но, с другой стороны, трудно видеть официальное лицо в…. Я с ожесточением терла свои волосы, и мне было страшно. Ладно бы он просто умер, я, и правда, плохо его знала, но он не просто умер. С ним что-то случилось, что-то ужасное, что-то такое… запредельное, что ли. Жалко, что я не помню его лица. Голос помню, смех его помню, странная у него была манера смеяться, какая-то отрывистая, а вот лицо — нет.

Я зачесала мокрые волосы назад, мельком подумав, что у приснившегося мне человека волосы были еще короче, чем у меня, а у Кэррона, такого, каким я его запомнила, волосы были до плеч. Но во сне и не должно быть все как в жизни, да и потом, с тех пор прошло больше двадцати лет. Уверенность в том, что я видела именно Царя-ворона, росла с каждой минутой, и я не знала, что мне с этим делать. Я думала об альфа-активности в Серых горах и об этом бескрайнем болоте. Что с ним случилось в последние часы его жизни? Признаться, именно об этом я думала почти весь день. Он уже умер, а мне не дает покоя этот вопрос: что с ним было, за что? Почему он не мог просто умереть? Вообще-то, он был, наверное, одним из лучших их царей, и он действительно был очень… хорошим, что ли. Я, может, и была маленькой, но я помню, как на него смотрели люди.

Когда я вышла к Куну, я была уже почти в норме, но эти страх и боль так и притаились где-то во мне, дожидаясь, пока я останусь одна.

— Извините, — сказал Кун смущенно. То еще было зрелище, кстати сказать, такие темнолицые мужчины с хрящеватыми носами как-то не созданы для смущения, — Я не думал, что вы спите….

— Так вдруг сморило, — сказала я неловко. Впрочем, мне было все равно.

— Я, собственно…. Я хотел предложить вам пройтись по городу. Вы бывали в Торже в детстве?

— Честно говоря, я не помню. Может быть, — сказала я с сомнением, — Название знакомое, но я не помню, была ли я здесь. Наверное, все-таки была….

— Так вы пойдете?

— Да, — сказала я, — Пойду. Конечно. Сейчас, вы подождите.

Кун кивнул и, отойдя, присел на край письменного стола, сложив руки на коленях. Чего его так потянуло со мной гулять, я так и не поняла, но мне, в общем-то, было совершенно все равно, что делать и в чьем обществе это делать. Странно даже, я ведь так поспешила спрятаться в привычную обстановку исследовательского звездолета, но почему-то теперь мне было все равно, где находиться, в звездолете или под небом Алатороа. Пока мы шли по коридорам к выходу, сердце у меня разболелось всерьез. Украдкой глянув на Куна, я осторожно помассировала под курткой левый бок. Кун, кажется, ничего не заметил; по крайней мере, я на это понадеялась: хорошо же он обо мне подумает, если, и правда, увидит. Подумает, небось, что тридцати еще нет, а уже совсем развалина. Исследователи так страшно гордятся своим несокрушимым здоровьем, что показывать перед ними свою слабость — это означает впоследствии нарваться на откровенное неуважение. Хотя чего им меня уважать, координатор — он и есть координатор.

На трапе я споткнулась. Я даже сама удивилась, до чего я все-таки расклеилась. Промахнулась, видите ли, ногой мимо ступени, чуть не свалилась с десятиметровой высоты. Кун удивленно оглянулся на меня, ему, наверное, и в голову не приходило, что на обычном трапе можно спотыкаться. Мне было страшно неловко, все же глупо как-то вышло, но испугалась я сильно. Действительно испугалась — таким мгновенным испугом. В спокойном состоянии я могла бы, может быть, спрыгнуть с такой высоты, но споткнувшись на трапе, да еще с колющей болью в сердце, я бы точно башку себе разбила. Я оступилась, сильно ударилась ногой об ступеньку, ладно, успела схватиться за поручень. Он был перевитой, старый, я руку об него ободрала, но все же удержалась. Бетонная поверхность летного поля качнулась мне навстречу и тут же выправилась, но как же я испугалась, Господи. Достойный был бы конец, что и говорить. С грехом пополам я спустилась, и мы пошли наискосок через поле, мимо здания космопорта. После атаки на Альверден Торже, насколько я понимаю, самый крупный человеческий город на планете. Не так уж он и велик, кстати говоря, всего-то две или три тысячи жителей, никакого сравнения с миллионным Альверденом. Альверден действительно был большим городом. И красивым, как только может быть красив старинный город, со спокойной изящной застройкой, с мощными деревьями, не один век растущими на улицах, со старинными садами…. Ах, Альверден, все эти особняки из красного кирпича с белоснежными колоннами, с лепниной по карнизам, с башенками на крышах, все эти сады, потрясающие воображение. Альверден, которого нет.

Торже начинался сразу за зданием космопорта. Кун шел быстро, слегка размахивая руками. Я смотрела на его седоватый затылок. Едва перевалило за полдень, и жара только начиналась. Мы не успели дойти и до края поля, когда я сняла куртку и обвязала ее вокруг талии.

— Жарко? — спросил Кун, не оборачиваясь.

— Да-а, — вяло согласилась я, — Лето. Какой здесь хоть месяц?

— Лиэ. Самое начало.

Самое начало лета. И ветер. Люблю ветер, честно говоря. Это Тэй приучил меня, и с тех пор я забыла многое, но так и не забыла какая медленная дрожь идет по телу, когда, запрокидывая голову, ты ловишь в объятия ветер. А здесь, на поле космодрома, места для того, чтобы ветру разыграться, было предостаточно. Он метался вокруг нас, лохматил мои волосы, налетал то с одной, то с другой стороны. Тэй, я помню, считал его живым, и сейчас, в самые первые часы своего возвращения, я подумала, что да, что Тэй был прав. Странно, что я никогда не замечала этого раньше, на других планетах. Да и здесь поняла — только сейчас.