Тайная сила масонства - Александр Селянинов

VIII

В наше время масонство в первый раз переменило способ своего действия, убедившись. вероятно, что при прежних активных выступлениях его прозелиты и приспешники брались за дело слишком ретиво, действовали слишком опустошительно, вследствие чего необходимо являлась реакция. Теперь по-видимому, предпочитают держать масонов на привязи и спуская их, сейчас же снова берут на свору, не дозволяя с их стороны выходок слишком резких и решительных. Во Франции теперь заставляют масонов, депутатов и сенаторов, действовать в бурбонском дворце и в сенате не иначе, как согласно тому, что предварительно постановлено в ложах. Таким образом руководящая сила может соразмерять удары, наносимые французскому народу. Правда, это служит доказательством, что с французами уже не стесняются, как с нацией порабощенной, и действуют с рассчитанной медлительностью, дабы обеспечить себя от обратных толчков. Как мы уже говорили, в масонстве никогда не отдается никаких приказаний, а практикуется метод, указанный между прочим "Revue Maconnique" - действовать тщательно прикрытыми индивидуальными влияниями, т. е. действовать внушениями. Масонам-министрам, сенаторам и депутатам также не отдается никаких прямых приказаний, а дабы они действовали в благоприятном для направляющей масонство силы смысле, она начала с того, что возвела их к власти при таких условиях, что они как бы сами собою обратились в ее подручных. Если они дорожат своими интересами, то они принуждены делать то, чего от них желают; они знают, что всем обязаны только масонству и снова падут в небытие, откуда оно их извлекло , если пойдут против него. Лубе держался истому, что шел за одно с масонством, а Казимир Перье быстро пал потому, что шел против него. Однако, был все-таки один такой случай, что масонство отдало категорический приказ. Случилось это в деле бр. Морино, причем и тут даже приказание было дано не ему, а "мастеру стула" его ложи. В этом деле совет ордена решился на такой произвол, который нарушал не только обычные правила масонской предосторожности, но шел в разрез даже с некоторыми общими масонскими постановлениями. Дело касалось еврейского вопроса. Нужно сказать, что в масонских статутах нигде нет прямого запрещение антисемитизма. Есть вещи, о которых никогда не говорят у масонов, хотя именно они то часто и самые важные. Копен-Альбанселли знал нескольких масонов-антисемитов; им никогда не возбранялось это, но несмотря на их способности и желание стать депутатами и сенаторами, о них всегда как-то забывали. "Бр. Морино был антисемит, и ему удалось сделаться депутатом только благодаря общему взрыву антисемитизма в Алжире. Взрыв этот был настолько силен, что даже алжирское масонство было охвачено общим движением и временно ускользнуло из под духовного управления своей метрополии и стало отчасти антисемитическим, как и окружающий "непосвященный мир". Избирательная кампания 1898 года была особенно горячей. Морино был избран как антисемит при поддержке своей ложи, такой же антисемитической, как и он. Подобный, проступок требовал примерного наказания; но так как ни одна статья масонских статутов не запрещала антисемитизм, то совету ордена оставалось лишь опереться на принцип "веротерпимости". Побуждаемый конвентом совет ордена вошел в переписку с мастером стула алжирской ложи. "единение и прогресс", требуя возбуждения масонского следствие против бр. Морино. Мастер стула отвечал, что это невозможно, ибо ни по какой статье нельзя возбудит против него обвинение; притом он добавлял, что бр. Морино образцовый антиклерикал, женат чистогражданским браком и ни один из детей его не крещен, что он также образцовый республиканец, ибо голосовал всегда одинаково с бр. Бриссоном, а он только антисемит. Тогда совет ордена, забывая обычные правила предосторожности и основную масонскую тактику, предписывающую действовать внушениями, а не приказаниями, объявил мастеру стула ложи "единение и прогресс", что если Морино не будет отдан под суд, ложа будет приговорена к бездействию. Тогда ложа его судила и оправдала. Но совет ордена своей властью кассировал решение ложи и созвал свой масонский суд, который обвинил бр. Морино не как антисемита, (ибо это могло бы скомпрометировать масонство), а как клерикала и реакционера, что уже было абсолютно противно истине. Затем совет ордена стал стремиться к тому, чтобы Морино не был вновь избран депутатом, а также начал работать над искоренением антисемитизма в алжирских ложах, что наконец и было достигнуто".

Это чуть ли не единственный случай, когда в масонстве была проявлена определенная сила приказания. Обыкновенно же действуют так, что отбирают лиц, способных к восприятию известного рода внушений и делают им эти внушения; когда воля адептов будет достаточно подчинена - среди них производятся новые отборы для нового цикла внушений. Людей, найденных неспособными и непригодными, либо заставляют покинуть масонство, либо не выдвигают их дальше известного предела.. Таким образом масонство есть не что иное, как тайное общество, имеющее целью постепенную и последовательную переработку общественного мнения в известном направлении; а делается это посредством комбинированных специально для этой цели внушений и отбора. Эти внушения исходят, как мы уже видели, от первоисточника в высшее масонство, оттуда в низшие степени а от них наконец проникают в непосвященный мир. Этими внушениями незаметно и медленно разрушаются идеи, препятствующие осуществлению тайной цели руководящей силы. Эта подготовительная работа разворачивается на долгие периоды. На подготовку французской революции 1793 года было затрачено более пятидесяти лет, а период подготовки современного положения во Франции продолжался семьдесят лет. В течение подготовительных периодов заботятся о том, чтобы с тщательно размеренной постепенностью упрочить в умах начала, положенные в основу масонских идей, при этом ловко пользуются многочисленными противоречиями, умышленно допущенными в масонских статутах; некоторые из них обходят молчанием, на другие напротив, настаивают, понемногу усиливают этот общественный гипноз в желаемом направлении, делают внушение все более и более настойчивыми резкими, деспотичными, так, чтобы те, кто им подчиняется, стали бы истинными фанатиками их. По мере того, как это производится внутри лож, члены последних действуют в том же направлении среди непосвященного мира. Понятно, что каждый масон создает вокруг себя атмосферу, в которой отражается действие полученных им в ложе внушений. Журналист в своих статьях, публицист в своих сочинениях, драматург в своих пьесах, композитор в своей музыке, порнограф в своих грязных произведениях, профессор в своих лекциях, воспитатель в своих классах, - все они под различными видами прививают в обществе масонство и проповедуют мысли, которыми их пропитали. Только, когда почва уже будет достаточно подготовлена, переходят масоны от пропаганды к действию. Они тогда якобы являются выразителями свободного мнение большинства "граждан", а в действительности лишь поддерживают направление умов, созданное ими самими в окружающей их среде по образцу того направление, которое было создано в них внушениями тайной направляющей силы. Такие образом вся страна бессознательно действует согласно планам этой тайной силы.

IX

В масонство адепты принимаются довольно свободно, по рекомендации какого-нибудь брата-масона. Разумеется, при этом в масонство должны попадать самые различные элементы, и, конечно, подобный набор является весьма неудовлетворительным. Но немедленно же происходит добровольное сокращение и исправление этого недостатка согласно с видами направляющей силы. От нее зависит приводить в большее или меньшее движение пружину сокращающего механизма: стоит только расширить в известном смысле толкование преподаваемого учения. Те, кому это толкование придется не по вкусу, сами без всяких дальнейших осложнений покинуть масонство и таким образом добровольно сократят число не подходящих членов масонского братства. На практике так оно и есть, и число таких добровольно выбывающих адептов на первой стадии масонской вербовки обыкновенно весьма значительно. Подбираются в масонство главным образом люди честолюбивые, недовольные и недисциплинированные; их честолюбие, недовольство, неуравновешенность и недисциплинированность коварные руководители выдают в их глазах за благородный "философский и прогрессивный дух", освобождая этим их самоуверенность от всякого сдерживающего начала в смысле стыда. Таким путем во Франции образовалось могущественное полчище для борьбы против католицизма. По мере того, как производилось извращение умов влиятельных непосвященных центров, получилась возможность усилить распространение и более рискованных принципов, заключенных в тайниках масонских уставов. Так дело шло шаг за шагом медленно, но верно, не раздражая общественного мнения и мало-помалу раскрывая сокровенную суть масонского учения внутри лож, соразмеряя это с полученными результатами вне их. Когда терпеливая эта тактика дала наконец свои результаты, настала пора освободит масонство от одного из его покровов и объявить масонские ложи явными собраниями сторонников "прогресса и обновления". Во Франции масонские статуты в свое время (1747 году) гласили: "масонство есть общество людей, чтущих Бога, Великого Строителя вселенной, и верных своему монарху... Масонам запрещается заниматься политикой... Они обязаны уважать всякую веру". Писатели, вроде бр. де ла Тирс, защищали масонство от обвинений пап и восхваляли добродетели масонов, говоря: "представьте себе человека, боящегося Бога, верного своему государю - вот масон, вот все его тайны. Уклоняющийся от своей религии не масон, а узурпатор". В масонстве действительно были люди, подходившие под это описание, но были и другие, подобрать которых позаботились вслед за ними. Во имя "терпимости" заставляли их уживаться вместе в расчете со временем заменит первых вторыми. Очевидно это и удалось, ибо 14 сентября 1877 года масонство внезапно отвергло своего Великого Строителя и объявило себя врагом Его церкви. Теперешние масоны во Франции уже пишут откровенно: "масонство есть антицерковь, церковь ереси". "Между масонством и церковью идет борьба не на жизнь, а на смерть". Но наибольшим доказательством сорванной наконец с масонов ими самими личины служит речь бр. Дельпеш, произнесенная им на банкете масонского конвента в 1902 году. Вот она: "Торжество Галилеянина (sic) продолжалось двадцать веков; ныне и Ему настала очередь сгинуть. Таинственный голос, некогда возвещавший на горах Эпира смерть великого пана, ныне снова возвещает конец Бога, обманувшего своих последователей (Dieu trompeur). Он обещал верующим в Него царство справедливости и мира; долго поддерживалось это заблуждение. Но ныне исчезает этот Бог. Он уходит в предание веков вслед за божествами Индии, Египта, Греции и Рима. Франкмасоны! Мне приятно здесь отметить, что мы не беспричастны к этой гибели лжепророков. С того дня, как образовалось масонское сообщество, римская церковь, основанная на галилейском мифе, стала быстро приходит в упадок. С политической точки зрения масоны часто менялись, но во все времена они были верны своему основному лозунгу: "Долой суеверия! Долой фанатизм!" . В этой тягостной для христианского сердца речи мы имеем разительный последний этап, к которому приведены масоны от исходного так сказать пункта первоначальных лицемерных ламентаций; можно, кажется, отсюда убедиться в необычайном коварстве направляющей масонство силы. Впервые масонство раскрыло свои карты и явилось тем, что оно есть теперь, под победные клики революции 1793 года; при первой империи оно стало "военным"; при реставрации оно вновь обернулось скромным обществом людей, "боящихся Бога и верных своему государю", хотя одновременно с этим подготовляло сначала революцию 1830 года, а затем республику 1848 года. Во имя чего же теперь ведется посредством масонства борьба с христианством? Как оно ни странно, но лозунгом этой борьбы является... веротерпимость. Веротерпимость призывается как священное качало конечно с той целью, чтобы не только само масонство было бы допущено в христианских странах, но и чтобы проповедью сектантских и часто изуверских учений подорвать уважение к религии вообще, развратит самую душу христианского народа, а когда это достигнуто, вдруг начать проповедовать нетерпимость к "Галилеянину". Всего этого не мог бы разумеется разоблачить Копен-Альбанселли, на подлинных показаниях которого основаны все предыдущие рассуждения, если бы он сам не был завлечен наравне со столькими ему подобными в этот водоворот безумия, если бы он сам не был тут некоторое время действующим лицом и вместе с тем жертвою. "Во время моего пребывание в масонстве, - говорит КопенАльбанселли, - фанатизм адептов принял для пользы дела особый оттенок: они не выступали ни против какой религии - это было бы неосторожно в то время; они восставали только против "нетерпимости". Благодаря этому фанатики не раздражали умеренных. Таким образом явился "фанатизм терпимости"; фанатики упрекали прочих в том, что они мол не истинные апостолы религии, которая должна быть прежде всего "терпимой". По словам этих фанатиков, истинная роль и назначение масонства заключались в утверждении в мире против всех и вся, (если нужно то и силою), "веротерпимости". Таково было внушение, которое они в данный момент подучили" . Руководящая тайная сила желала привести своих последователей к тому, чтобы внушит им такого рода "веротерпимость" которая имела бы своей задачей не терпеть христианства, а в особенности католичества. "Благодаря целому ряду маневров она наконец этого добилась. Начали с того, что стали действовать против иезуитов под тем предлогом, что "они слишком фанатичны и нетерпимы". Разве масонская "церковь терпимости" не призвана следить за этим? Дабы оградит "веротерпимых" католиков от "неверотерпимых" иезуитов, последних изгнали. Совершив это "во имя веротерпимости", масоны воспользовались, ненавистью, возбужденною против иезуитов, и стали говорить, что дух их успел уже всецело обуять все католичество; для масонов явилась как бы новая задача: защита "хороших" католиков от "дурных". Адепты лож были твердо убеждены; что они обязаны защищать "истинно верующих" против "изуверов". Но понемногу оказалось, что "истинно верующих" почти не было; они, с точки зрение масонства, были все загублены и задавлены изуверством прочих. Настал момент, когда масонам показалось, что "дух иезуитства" совершенно воплотился в "дух католичества". Возбужденные масоны твердили: "виною католической нетерпимости является абсолютизм догмата. Самые кроткие люди, если они верят в догмат, неминуемо должны стать фанатиками. Всякий догмат уже сам по себе неверотерпим, ибо, если он утверждает, что это есть истина, он этим самым говорит, что все прочее есть заблуждение; вот где корень нетерпимости, против которого масонство считает своим долгом защищать людей". Теперь ясно, что после стольких последовательных извращений понятие о веротерпимости должно приобрести в голове масона совершенно особое значение и что масоны пришли к твердому убеждению, что существует веротерпимость ложная и веротерпимость истинная; истинная всегда вооружена, не делает никаких уступок ни в чем и не позволяет терпеть такой религии, которая могла бы ей противоречить" . Гамбетта пустил знаменитую масонскую фразу: "наш враг это клерикализм". Как только он произнес ее, она была подхвачена и распространена повсюду, и люди восхищались умению масонов находит меткие крылатые словечки. Эти люди, однако, также ошибались, как ошибаются дети, когда думают, что холодно потому, что снег идет. Масонские изречение не потому имеют успех, что они удачно подобраны, а потому что, удачные или нет, они пускаются в ход масонством посредством всех сил, коими оно располагает. Доказано, что фраза Гамбетты прежде, чем произнес ее он, произносилась в масонских ложах; но как только она попала на язык человеку, к голосу которого прислушивались, она сейчас же была приписана ему и рекламирована; опять это было лишь делом рассчитанного внушения посредством постоянного повторение того же самого. "Я часто слышал в ложах, а затем и в обществе, - продолжает Копен-Альбанселли, - что борьба ведется не против католичества, а только против клерикализма , т. е. вмешательства духовенства в политику. Это происходило тогда, когда в парламенте уже было двести пятьдесят - триста масонов и всего один священник, причем его рясу все видели, а ритуальные передники трехсот масонов никто не видел. Пошли против клерикализма, кричали: "Да здравствует истинный католицизм! Долой клерикализм! Священники пусть идут к своим алтарям!" - Что же, пускай священники идут к алтарям, но тогда, раз масонство теперь сознается, что оно есть антицерковь, пускай масоны идут в свои ложи! И если масонство ведет свою антихристианскую пропаганду вне лож, ведет свою антикатолическую политику в парламенте, отчего же и католичеству не вести своей пропаганды и не заниматься своей политикой?" . Так рассуждает современный француз, побывавший сам в масонстве и утомленный прелестями масонского режима во Франции. Действуя политически против церкви, тайная сила, направляющая масонство, могла сказать: "Все преимущества на моей стороне, раз я нападаю на церковь так, что никто не знает о моем существовании. Если католики будут защищаться, то их удары рассеются, ибо меня не знают; вместо того, чтобы поражать меня, они будут попадать мимо. Кроме того будет то преимущество, что я всегда могу выставить их как провокаторов. Если же они не будут защищать свою церковь, то тогда дело еще проще - не придется вести никакой борьбы, а достаточно будет продолжать действовать как начато". Разумеется, католики старались защищать свою Церковь повсюду, а следовательно и на политической почве. Это конечно было выдано масонами за провокацию с их стороны в дало возможность лишний раз использовать перед толпою призрак клерикализма. Итак клерикализм был собственно тем козлищем отпущения, на которого направляющая тайная сила заставляла масонов сыпать все упреки в нетерпимости, фанатизме, обскурантизме, деспотизме. Но масоны не подозревали, что шкура этого козлища надета на самом деле на католичество, против которого значит и направляется вся злоба, возбужденная якобы к клерикализму. Прежде всего напали на конгрегации. Они, де, поддерживают дух клерикализма. Конечно никто ничего не знал, ничего сам не видел и не имел никаких доказательств этого; но этому верили, как верят всякое даже самой нелепой сплетне. Сначала масоны почитали конгрегации, или по крайней мере делала вид, что почитают: некоторые декларации Бриссона в 1872 году свидетельствуют об этом. Затем в конгрегациях будто бы разочаровались, но продолжали демонстративно "почитать" католицизм. "Мы не на религию нападаем, - говорили масоны, - а только на конгрегации, которые стоят совершенно вне религии, не нужны и даже вредны для нее. Мы никогда не тронем бедных сельских священников, наоборот мы защищаем их, нападая на конгрегации". Но затем вскоре принялись и за "бедных сельских священников", и раздался клич: "Долой вообще все рясы!". Когда оказалось, что настало время, то, не обращая внимания на протесты тех "посвященных", которые "не поспевали за общим курсом", и не взирая на статьи масонских статутов, предписывающие веротерпимость, были спущены с цепи обладавшие наиболее зычным голосом "псы". Были основаны газеты еще более передовые, чем те, которые уже существовали: их субсидировали, дабы они присоединили свои голос к масонскому реву. И вскоре крики ненависти, раздававшиеся сначала только против конгрегаций, а затем против конгреганистов и священников, обратились наконец против всех католиков, больших, малых, богатых, бедных, против традиционных обычаев, вековых преданий, с беспощадным требованием уничтожения христианской веры. И все это после столь долгих изъявлений преданности и уважения к ней!