Оператор совковой лопаты - Сергей Калашников

Так уж повелось, что успехи и заботы проистекают друг из друга, наполняя жизнь чередой задач, появляющихся в результате решения предыдущих. Про то, что шкурку следует хорошо отчистить, Мишка читал. Выскоблил изнутри костяным скребком, благо затачивать его кромку о камень несложно. А вот что делать потом? Ни одной мысли. Вернее, ни одного воспоминания. Возможно, встречались ему в книгах описания подобных процессов, но в памяти осталось только то, что после механической чистки проводилась еще какая-то обработка, без которой шкура начинала вонять.

Отсюда уже можно думать. Самым вонючим компонентом в животной органике является жир. Даже свежий он нередко пахнет не вполне приятно, а уж как портиться начнет! Удаляют жир в быту обычно мылом. Мыла у Мишки не было, но он вспомнил, что большинство традиционных моющих средств, растворяющих сало, – щелочи. Отлично. В старину использовали щелок, но что это такое? И еще мылись золой. А вот с ней все понятно, в ней содержится поташ. Уж золы здесь достаточно!

В один из тазиков, что остался от экспериментов с плавучим гончарным кругом, поместил шкурку, от души сыпанул туда золы и перемешал все как следует. Можно теперь это даже сварить, хотя, скорее всего, тогда шкурка станет непрочной. Ладно, пусть полежит так. А потом ее еще следует продубить. Делается это в отваре дубовой коры, это точно. Иначе откуда бы слово такое взялось – дубление?

Пошел разыскивать дубы. Попадались они ему на глаза неподалеку. Он тогда еще даже несколько сучьев отхватил лопатой – для лука припасал.

Глава 9

Соседи

Людей в этих местах обнаружить не удалось. Но живности тут водилось немало. Соседи, к слову сказать, были на редкость тактичны – на глаза не лезли, под ногами не путались. За исключением нескольких любознательных мышей и белок.

О том, что этот край далеко не пустынен, Мишка догадывался по примятой траве. По исчезновению листьев с ветвей, где совсем недавно их видел. По обглоданной коре или разрушенным муравейникам. Еще обнаруживал помет.

Изредка вдали у реки можно было заметить нечто подвижное внушительного размера. Случалось, он даже различал, что это олень или медведь. Но крупные звери бродили всегда очень далеко. Полной уверенности в том, что определил вид животного верно, у Мишки не было.

С кроликами определился, поскольку научился их ловить, а остальные твари обнаруживали его заранее и предпринимали меры к предупреждению встречи. Никого общение с человеком не вдохновляло. Все-таки горожанин, похоже, неправильно вел себя в лесу, наверное, топал громко или хрустел всякой всячиной под ногами, ветками шуршал.

Некоторые сведения о живности Мишка получал умозрительно. Например, за рекой росла морковка, а здесь, на левобережье, – нет. Но здесь водились кролики, которые ее любили. Выходит – всю скушали. А на другой берег не ходят, хотя речушку эту за водную преграду принимать он бы не стал. Видимо, на другом берегу кто-то активно охотится на кроликов. На компактном участке, ограниченном рекой и озером, некто уважает крольчатину, но, опять же, за реку не ходит. Видимо, избегает встречи со здешним хищником, который тоже крольчатиной питается охотно, но полностью поголовье под ноль не сводит. То есть просторней живет. Но территорию свою от других охотничков оберегает.

Вот такое мысленное знакомство. А если считать, что на этом берегу живет лисица, то на другом берегу, возможно, рысь. Хотя следов Мишка не видел. А и увидел бы, так ведь не следопыт. Вообще-то лето – время изобильное. Добыча от всех прячется. Хищники нападают на то, что знакомо на вкус и не окажет сопротивления. А связываться с человеком, который вечно таскается со своей острой блестящей лопатой, – да кому это надо?

Места тут такие – все лесом заросло. Вот в степи он бы обязательно разглядел кого-нибудь. Бизона, например. Как на озере видит гусей или уточек. Кстати, птички в этих местах водились – слышно их постоянно. Пролетают иной раз над головой, а бывает, и в сторонке, совсем близко, мелькнут. Но Мишка полагал, что все они несъедобны.

Глава 10

Жилье

В том, что строить нужно землянку, сомнений не было. Бревенчатую избушку без большого топора и гвоздей сооружать – мучение, хотя очень интересно, даже увлекательно. Но при наличии единственной пары рук работа с серьезными бревнами оказывалась просто непосильной задачей. Нет уж, надо заняться тем, с чем есть надежда справиться.

Склон холма начинался от навеса в считаных метрах. Причем здесь уклон сразу шел круто – градусов пятнадцать. Вот тут и поснимал Мишка дерн полосой шириной чуть менее пяти метров, а в длину сразу пятнадцать. И сложил его отдельно. Потом прорыл три горизонтальные траншеи вдоль будущего сооружения и, соответственно, вдоль склона. В центральную установил опорные столбы, а на них положил коньковую балку.

Столбы, длиной по три метра и диаметром не более пятнадцати сантиметров с толстого конца, снизу обжег, а уж потом опустил сверху в траншею в приготовленные неглубокие гнезда. Так их и по вертикали легче закрепить, и бревна-балки проще затащить. Снизу-то вверх в одиночку громоздить неловко. Балки тоже трехметровые, если взять длиннее, то работать неудобно. Шип на конце каждого столба – это отдельная песня, исполненная шесть раз при помощи топора, лучкового ножа и зубила, выступавшего в роли стамески. Завершение каждого из них воспринималось как праздник.

Стыковка концов – это снятие половины толщины у торца, а потом еще и сквозное отверстие надо продолбить той же зубилостамеской, заточенной, скорее, как отвертка, но остро. Ковырялся Мишка с этой работой не все время, а по часу-другому в день. Бывало и более. Уж очень инструменты у него слабенькие. При работе топором невольно сравнивал себя с дятлом. Понемногу отсекалось, но часто. А чтобы перерубить бревно даже хорошим топором – тут без сноровки никуда. Так что дело продвигалось помаленьку, но непрерывно.

Бревна перекрытия начал накатывать с дальнего конца, от земляного торца. Тоже нетолстые, иначе не поднять. Для надежности прибинтовывал мочалом. Центр, где сходились скаты, стягивал особенно крепко, а внешние концы упирал в края котлована. Обожженные, понятно. И глиной замешенной это укреплял, добавляя понемногу, чтобы успевала подсыхать нетолстыми слоями.

В щели между бревен укладывал жерди и опять замазывал глиной. Местами и травки добавлял, если возникало предположение, что засыпка прокрошится. Грунт из котлована, ту же глину, закидывал на крышу. Не хватало ему еще корячиться – перетаскивать ее с места на место: в ведро сыпать, а потом волочь – нет уж, у него здесь есть чем заняться.