Тайники души - Элизабет Хардвик

Робин молча согласилась с ним. Она тоже считала свою подругу особенной и неповторимой. Но, несмотря на всю привязанность, которую испытывала к ней, не была уверена, что готова провести два дня наедине с ее братом.

Робин никогда не приглашали в гости к Дотти. Иначе она давно бы знала, что почувствует себя очень неуютно в обществе Люка Харрингтона.

— Вы, кажется, ожидали, что приятелем Дотти окажется мужчина? — спросила она.

— Дотти была так настойчива, когда просила меня быть полюбезнее с этим Робином, что я, естественно, предположил, что речь идет о мужчине. Для нее почему–то было очень важно, чтобы вы знали, что вам здесь рады.

Робин стало тепло от мысли, что Дотти так заботится о ней. И как жаль, что она задерживается!

— Действительно очень трогательно, что Дотти так внимательна, — согласилась она. — Вы, должно быть, еще больше сожалеете о ее отсутствии теперь, когда выяснилось…

— Что вы — женщина, а не мужчина? — подхватил Люк. — Не вижу, чтобы это как–то меняло бы ситуацию.

Еще как меняло, и это было более чем очевидным, учитывая уединенный образ жизни Люка. Робин не была ханжой, но ощущала некоторую неловкость при мысли о том, что ей придется провести две или даже три ночи в одном доме с малознакомым мужчиной. Правда, Люк до сих пор ничем не дал понять, что считает ее хотя бы привлекательной, не говоря уже о большем. Скорее всего он действительно предпочитает одиночество любой компании и воспринимает Робин просто как случайного гостя, навязанного ему обстоятельствами.

Решительно было что–то странное в том упорстве, с которым этот тридцатишестилетний мужчина избегал общества других людей, поселившись в столь уединенном месте, в доме, который снаружи выглядел как развалины, но внутри поражал роскошью.

Учитывая все это, Робин пришла к заключению, что уик–энд в этом доме покажется ей вечностью. Если, конечно, не удастся сбежать.

— Действительно очень мило с вашей стороны, что вы готовы на такую жертву, мистер Харрингтон… — снова начала она.

— Я уже сказал, что меня зовут Люк! — Его голос был резким и неприятным. — И насколько вы можете судить по нашему недолгому знакомству, «милый» — это не то определение, которое можно ко мне отнести.

О да, это она заметила, особенно в тот момент, когда он обещал отдать ее на растерзание собаке, если она закричит.

Робин тряхнула головой.

— И тем не менее…

— Послушайте, если вы заметили, уже темнеет, а у меня еще осталось дело в саду. Так что сейчас я покину вас, чтобы закончить… то, что начал. Примерно через час я вернусь, тогда и поговорим. Чувствуйте себя как дома. Здесь, на полке, кофе и сахар, на подставке — дрова для камина. Отдыхайте, грейтесь, а через час посмотрим, не изменятся ли ваши взгляды. Договорились?

Похоже, Дотти и впрямь много значит для него, подумала Робин. Чем еще можно объяснить такую перемену в отношении нее? Этот человек действительно, пусть и неуклюже, пытается заботиться о ней.

Идея похозяйничать самой на замечательной, уютной кухне выглядела заманчиво. Да и еще одна чашка кофе совсем не помешала бы. Но Робин прекрасно сознавала, что если через час что–то и изменится, то только одно: станет слишком темно, чтобы отправляться на поиски гостиницы, и она будет вынуждена остаться в этом доме по меньшей мере на ночь.

Робин подняла голову и встретила устремленный на нее немигающий взгляд черных глаз. На мгновение ей показалось, что в глубине этих глаз таится невысказанная просьба. Но нет, Люк смотрел на нее внимательно и испытующе, словно прикидывал, решится ли она возражать ему.

Робин выдержала этот молчаливый допрос, не отведя глаз. Она не спешила отвечать, в свою очередь разглядывая странного человека, которого так любила ее подруга, и пытаясь отыскать в нем хоть что–нибудь привлекательное. Кажется, Дотти говорила, что брат — писатель, хотя Робин не могла вспомнить, какие книги он пишет. Это отчасти объясняло его уединенный образ жизни, но никак не нарочитое стремление оградить себя от общества себе подобных!

Было что–то неправильное в сложившейся ситуации, и Робин, принимая во внимание все, что выпало на ее долю за прошедший год, не хотела быть втянутой в нее.

— Дотти ужасно огорчится, когда позвонит в следующий раз, если я скажу ей, что вы предпочли подождать ее приезда в гостинице, — вдруг сказал Люк.

Неужели по ее лицу так легко прочесть, о чем она думает?.. Но в том, что касается Дотти, он был прав. Ее подруга просто не поймет такого поступка. И она, Робин, вряд ли сможет объяснить ей страхи и сомнения, толкнувшие ее на это.

— Но вы же не можете всерьез хотеть, чтобы я осталась здесь! — воскликнула она.

Было более чем очевидно, что любая компания — в особенности ее компания — последнее, чего желал бы этот человек. Он достаточно ясно дал ей понять это раньше.

— Конечно нет, — прямо ответил Люк. — Но ради Дотти я готов смириться с этим.

«И вам придется сделать то же самое…» Этого Люк не сказал, но, безусловно, имел в виду.

И опять он был прав. Дотти пригласила Робин в Нормандию, чтобы помочь ей освободиться от груза пережитого за последние месяцы. И уехать из этого дома сейчас только из–за того, что подруга задержалась в театре, было бы черной неблагодарностью по отношению к ней. О, Дотти никогда не скажет этого прямо, но ее чувствительное сердце будет жестоко ранено таким поступком.

— Подумайте об этом, — сказал Люк, следивший за выражением ее лица, прежде чем повернуться и быстро выйти из комнаты, не давая Робин возможности еще что–либо сказать.

Через пару секунд громко хлопнула входная дверь, возвещая, что хозяин дома покинул его. Радостно залаял пес во дворе, и снова воцарилась тишина.

Робин осталась одна. Прежде всего она со вздохом облегчения опустилась на стул. Удивительно, сколько сил у нее отняла беседа с Люком!

Она попыталась сосредоточиться. Люк советовал ей подумать — конечно же о Дотти! Разве может она сейчас уехать? Но может ли остаться? Чем они будут заниматься, о чем будет говорить с этим человеком целых два дня?

Что же ей делать?

Впервые за прошедший год Робин выбралась в гости — и вот такая неудача! Она оказалась в доме, где меньше всего рады ее видеть.

Туман за окном почти почернел и, если только это возможно, сгустился еще больше. Даже погода ополчилась против нее!

Если она будет настаивать на немедленном отъезде, то рискует нарваться уже на откровенную грубость. Люк ясно дал понять, что намерен выполнить просьбу сестры. Попытаться бежать? Глупо и опасно, если вспомнить о собаке. И потом, это будет выглядеть так, словно она бежит от Люка Харрингтона.

А разве нет? Этот человек заставлял ее нервничать до дрожи. Само его присутствие где–то рядом казалось тягостным. Он…