Матушка-Метелица. Рождественская сказка - Ирина Югансон

– Что, сеструха, вылезаем?

– Не в санях же отсиживаться!

И сестрицы решительно выбрались из саней, загребли сена, сколько удалось, да и кинули подальше от себя, поближе к заснеженным кустам. Звякнули в колоколец и пошёл стожок расти ввысь да вширь. – Ба, да это уж и не стожок вовсе, а пёстрая куча невообразимо чего – здесь и свёкла бурая, и репа жёлтая, и брюква белая, и тыква, кусками рубленная, и початки кукурузные и корки хлебные… чего только не накидано – не намешано!

Тут из чащи кто-то как захрюкает да как завизжит, аж ноги с перепугу подкосились, и к дармовому угощенью выкатилась орава полосатых поросят, а за ними протопала, одарив девочек суровым недоверчивым взглядом, огромная кабаниха с торчащей во все стороны щетиной, а за ней сам матёрый секач с колючей гривой вдоль хребтины и с жёлтыми, закрученными, словно бивни, клыками.

Сердца у девочек в пятки ушли – кто ж не знает, кабан зверь серьёзный, шуток шутить не любит.

Но кабан лишь хрюкнул благодушно, словно "спасибо" сказал, а за ним и супруга его головой мотнула, и семейка дружно принялась уминать репу – только огрызки в сторону полетели.

А невозмутимая лошадка снова двинулась вперёд.

На этот раз остановилась она на высоком холме, поросшем редким ельником. Уже привычным жестом кинули Баська со Стаськой сено на снег. Третий стожок вымахал прежних выше, но сено луговое так сеном и осталось. Только смолк колоколец, как из-за заснеженной ели, не таясь, вышел князь лесной – красавец олень, на гордо поднятой голове огромные рога ветвятся, следом за оленем робко глянула из-за еловых лап юная важенка, выступила вперёд, а с ней бок о бок два крохотных оленёнка.

Девочки, боясь шелохнуться, глядели на оленей, олени на девочек, и сколько они так простояли, сказать нельзя…

– Бась, это всё взаправду?

– Взаправду, Стась! Ой, а сани-то уж как далеко отъехали! Надо догонять.

– Ну и вредная эта кобыла, нет бы дала нам ещё чуток на живое чудо полюбоваться!

Четвёртый стожок обернулся небольшой горкой горячих пшеничных лепёшек. И запах от этих лепёшек шёл такой, что невозможно было удержаться, не стащить хоть одну, не отщипнуть хоть кусочек, – да нельзя, не для них приготовлено!

–Ой, Бась, есть охота, аж в животе пищит!

– Перебьёшься! У меня, может, тоже слюнки текут, я же молчу!

Долго ждать гостей не пришлось – из-за заснеженной кучи хвороста будто полыхнуло огнём и вот уже перед Басей и Стасей выстроились в ряд красавицы лисы в пышных серовато-красных шубах. Подошли вплотную, обнюхали снег, ткнулись любопытными носами чуть не в самые сапожки, тявкнули и принялись растаскивать угощение.

Последняя охапка сена легла на белый наст хлебными караваями. А из леса спокойно, как хозяева, вышли поджарые волки – встали, выжидая, глянули исподлобья. Тут уж от страха сестрицы и дышать забыли. А привычная ко всему кобылка даже ухом не повела.

При девочках волки есть не стали, а ухватили каждый по караваю да понесли куда-то – может, в логово к волчатам, может, просто в укромное место.

Сена в санях толком не осталось, а лошадёнка знай себе дальше в лес шагает.

– Тпру, бестолочь, как там тебя кличут! Домой поворачивай!

– Тпру, упрямая скотина! Куда тебя несёт?!

Но та, словно никого не слышит, идёт себе да идёт, идёт да идёт. И вдруг, ни с того, ни с сего, уперлась всеми четырьмя, да и остановилась. – Уж чем ей это место приглянулось, чем других лучше, не понять, роща как роща – берёзки белые инеем запорошены, кустики тонкие из-под снега торчат.

Девочки призадумались:

– Стась, чего она хочет?

– Я откуда знаю? Только эта вредина ведь с места не сдвинется, пока мы незнамо чего не сотворим. Думай, Баська, думай!

Так и не разобрав, чего от них хочет «безмозглая животина», девчонки просто, чтобы не стояла она над душой, взяли рогожу за углы, да и вытрясли все застрявшие там сухие былинки, соломинки, колоски, а потом громко звякнули в колокольчик. Не успел трезвон утихнуть, закружилась сенная труха в снежных вихрях и выросли снегу три пшеничных снопа необмолоченых. Тотчас налетела с заснеженных веток стая пёстрых птиц снегирей да синиц, свищут, гомонят, чуть не на руки садятся.

Кивнула самой себе лошадка, невесть откуда клок сена ухватила, фыркнула, повернулась и затрусила к дому.

– Ну что ж, – улыбнулась своим помощницам Матушка-Метелица, – с первым делом вы справились. Давайте в дом, там на столе уже обед ждёт, а лошадь я и сама распрягу.

– Так мы не устали…

– Мы ещё много чего можем сделать…

– Не спешите, вот поедим, поболтаем, а там и посмотрим, чем Вас занять.

– Ой, Баськ, хорошо-то в лесу было! Я бы ещё хоть разочек так сенца потрясла!

– И я. Может на этот раз оленёнка погладить удастся или лисёнка на руки взять! А пахнет-то как вкусно! Скорей бы Хозяйка вернулась, страсть как есть охота!

Но пришлось подождать ещё чуток.

Когда Матушка-Метелица вошла в комнату, каша уже остыть успела.

– Что ж вы без меня есть не начали?

– Как же мы одни?

– Не по людски это.

Метелица усмехнулась одобрительно, похоже, ещё одну проверку девчата прошли.

Едва Хозяйка провела рукой над столом да взяла ложку, Бася со Стасей голодными волчатами накинулись на еду. Каша, снова горячая аж с пылу-жару да со шкварками гусиными, лепёшки с мёдом, творог с вареньем исчезали со стола, словно их метлой мели. Но вот все наелись, чаю напились:

– Ну, а теперь рассказывайте, как в лес съездили? Не страшно было?

– Ничуточки!..

– Нет, Бась, зачем врать-то? – страшно, ой как порой было страшно!..

– Но до чего здорово!..

– Вот и чудно, раз это дело вам по душе пришлось, будете теперь каждое утро в лес сено возить.

– Ура-а-а!

– Вы только зверьё лесное не затискайте, не заласкайте, это вам не котята. Ладно, лесные дела завтра, а сейчас…

– Посуду вымыть? Так это мы мигом!

– Нет, не посуду – она махнула рукой, и миски-чашки-ложки засверкали, словно их отдраили в кипятке, и поплыли по воздуху на свои места в резном буфете. – Нет, мы с вами будем тесто месить, я с утра хлеб печь затеяла.

– А что, тесто нельзя вот так же – рукой махнув или пальцами щёлкнув?

– Отчего нельзя, всё можно. Только и хлеб тогда на вкус будет не лучше глины – живот им набить можно, а радости никакой. Так что засучивайте рукава. Чем лучше хлеб вымесить…

– Тем он пышнее! И мама наша так приговаривать любит!

И они дружно принялись за дело, обминая, осаживая белое тесто в трёх огромным квашнях.

– А кому так много хлеба затеяно, – не удержалась Бася.

– А вот нам с вами на неделю-другую, не каждый же день хлеб печь, да народу лесному, да… – тут она замолчала и потемнела лицом. –